Обезьяны-эгалитаристы

Обезьяны-эгалитаристы

Несмотря на то что история о половом сотрудничестве весьма и весьма интригующа, она не является наиболее важным следствием обычая делиться едой. То, что муж отдает жене мертвого кролика, а она ему ежевику, в общем-то, мало удивительного. Семья — это единство, основанное на кооперации и скрепленное у людей — да и у многих других видов — генетическим непотизмом. Оба супруга генетически заинтересованы в своих детях: как и у муравьев или пчел, это является основной причиной их сотрудничества. Разделение труда при добыче пищи — лишь один из его вариантов.

Но вот в чем загвоздка: люди делятся едой не только со своими супругами и детьми. Они приглашают на ужин не связанных с ними кровными узами друзей, обедают с партнерами по бизнесу (а порой даже с конкурентами). Они делятся пищей если не всегда и не со всеми, то точно с гораздо большей щедростью, чем сексуальными услугами. Если дележ пищи сыграл решающую роль в развитии тесной связи между мужем и женой, мог ли он оказать влияние на развитие человеческого общества в целом? Иными словами, похожа ли добродетель на коробку конфет, коими волен угощаться каждый?

Едой делятся не только люди. Прайды львов и стаи волков едят свою добычу сообща. Однако в таких случаях действует строгое правило иерархии. Старшие в стае не терпят, когда у них отнимают мясо молодые особи — они лишь допускают их к тем частям туши, которые не едят сами. Люди делятся едой несколько иначе: лучшие куски у нас принято отдавать другим. В самом деле, представить себе иерархию на человеческом пиршестве довольно сложно. Конечно, средневековому лорду подносили куски лучшие, чем его вассалам в конце стола. Но самое удивительное в человеческом пиршестве — это как раз степень его эгалитарности. Вся суть трапезы — в том, что каждый участвует в ней на равных.

Более того, с точки зрения длинной истории эволюции человека, возникновение моногамных отношений между мужчиной и женщиной — феномен относительно недавний. Такую характерную особенность разделяют лишь немногие наши близкие родичи. Связи между мужчинами в человеческом обществе гораздо более древние, ибо и для человекообразных обезьян, и для шимпанзе, и для людей в особенности характерно то, что самцы живут со своими родственниками, а самки покидают группу, в которой родились. В этом отношении мы разительно отличаемся от других обезьян, практикующих противоположный обычай: самки живут с родственниками, а самцы покидают родную стаю. Следовательно, традиция мужчин устраивать групповые пиршества может иметь гораздо более глубокие корни, нежели склонность делиться пищей со своими супругами. Не исключено, что она унаследована от связанных кровными узами самцов человекообразных обезьян.

Равноправие в вопросах еды свойственно не только нам, но и шимпанзе, на время общего пиршества забывающих обо всякой иерархии в стае. Молодые, нижестоящие особи просят пищу у старших — и обычно ее получают. Разумеется, альфа-самец может присвоить убитого колобуса себе, но это ни в коем случае не норма. Старшие обезьяны других видов никогда не позволяют брать пищу стоящим рангом ниже, если те не являются их близкими родственниками. Старшие же шимпанзе регулярно это делают. Но главное, младшие сами требуют пищу — обезьянам других видов это совершенно несвойственно. Единственная, у кого они могут попросить еду — их собственная мать. Шимпанзе используют целый набор специальных, связанных с пищей жестов. Найдя кучу фруктов, они улюлюкают и красноречивыми знаками приглашают друзей разделить с ними угощение. Естественно, сие вовсе не означает, что они делятся едой всегда — это далеко не так. Они делятся ею иногда.

Этой особенностью шимпанзе воспользовался Франс де Ваал[37], изучавший их в Центре исследования приматов Йеркса в Атланте. Он поместил в вольеры связки свежих веток ликвидамбара (амбровое дерево), тюльпанного дерева, бука и ежевики (каждая была прочно скреплена жимолостью) и, убедившись, что некоторые из них достались особям низшего ранга, стал наблюдать за происходящим. На листву выбор пал не случайно: высококалорийная пища (бананы) часто провоцирует насилие среди человекообразных обезьян, тогда как листва, хоть и пользуется популярностью, не является столь желанным лакомством, и ею часто делятся. Предполагалось, что каждая особь, которой достанется связка, либо позволит другим брать из нее ветки, либо будет раздавать их сама.

Первой реакцией на появление связок стало знакомое исследователям всеобщее ликование (так живущие в дикой природе шимпанзе радуются хорошему источнику пищи). Обезьяны целовались, обнимались и кричали. (Отыскав увешанное плодами дерево, бонобо — карликовые шимпанзе-, близкие родственники шимпанзе из Центральной Африки — заходят еще дальше: чтобы отпраздновать находку, они устраивают настоящую оргию, в ходе которой совокупляются друг с другом). Затем настал черед процедуры «подтверждения статуса», необходимой перед тем, как иерархия подчинения будет на время забыта. Во время пиршества, кстати, наблюдалось повышение уровня агрессии и количества общих перебранок.

Тем не менее дележ пищи характеризовался потрясающим равноправием. Доминирующие особи, как выяснилось, больше склонны давать, чем получать. Ранг значил меньше, чем реципрокность. Если А дает ветку Б, тогда Б часто будет делиться с А.

Налицо модель смены ролей: А скорее даст пищу Б, если Б недавно чистил шерсть А — но не в тех случаях, когда А чистил шерсть Б. Шимпанзе, проявившего скупость, наказывали.

Де Ваалу все это говорило о том, что обезьянам известно понятие обмена. Они делятся пищей не только потому, что не могут помешать другим заполучить ее силой — иначе зачем доминирующим особям отдавать ее тем, кто ниже их рангом? Они делятся пищей, чтобы оказать услугу, получить ответную выгоду в будущем и, в целом, отстоять свою добрую репутацию. Фактически, шимпанзе очень похожи на разумных теоретиков игр. «Практика делиться пищей, существующая у шимпанзе, — пишет де Ваал, — внедрена в многогранную матрицу взаимоотношений, социального давления, отсроченных наград и взаимных обязательств».

Но шимпанзе почти никогда не отдают еду по собственной инициативе. Они делятся ею лишь в ответ на требование. Соответственно, полагает де Ваал, хотя шимпанзе и сделали шаг вперед, отойдя от эгоизма прочих обезьян и, таким образом, получив возможность использовать преимущества реципрокного альтруизма, они «не перешли эволюционный Рубикон» реципрокности, что удалось сделать нам, людям90.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.