Благородный дикарь

Благородный дикарь

Гоббсовы взгляды господствовали целый век — с 1845 по 1945 годы. Примерно 100 лет до того и 50 лет после в политической философии доминировали более доброжелательные и утопические воззрения на человеческую природу. Они тоже не оправдались. Но не потому, что опирались на темные инстинкты человека, а потому, что слишком уж преувеличили хорошие. Как ни странно, утопические идеалы дважды рушились именно в южной Пацифике.

Из всех утопистов XVIII века Жан-Жак Руссо был самым изобретательным и… влиятельным. В своем «Рассуждении о происхождении и основаниях неравенства между людьми», изданном в 1755 году, он обрисовал человека в основе своей добродетельным созданием, но развращенным цивилизацией. Идея Руссо

о благородном дикаре, до изобретения зол социальной жизни и собственности жившем в гармоничном естественном состоянии, отчасти являлась мечтой (Руссо чувствовал себя неуютно в обществе и не любил его), а отчасти — ответом Гоббсу. И если Гоббс ставил своей целью оправдать власть после периода анархии, Руссо стремился подорвать коррумпированную, сумасбродную и могущественную монархию, помыкавшую несчастным населением и облагавшую его непосильными налогами. До изобретения собственности и государства, утверждал он, в жизни людей царили свобода и равенство. Современное общество есть естественный продукт истории, но оно стало упадочным и больным (в современном экологическом движении Руссо чувствовал бы себя своим)²³⁶.

«Не забывайте, что общество так же естественно для человечества, как дряхлость отдельной личности; что искусство, законы и правительства необходимы расам, как костыли старикам. Поскольку же состояние общества рано или поздно может наступить, не бесполезно продемонстрировать опасность слишком быстрого продвижения вперед, а также и все несчастья этого состояния, кое ошибочно принимается за идеальное»²³⁷.

В 1768 году, когда идея благородного дикаря Руссо находилась на высоте своего влияния, Луи Антуан де Бугенвиль открыл остров Таити, назвал его Новой Цитерой (в честь Пелопоннесского острова, где Афродита впервые явилась из моря) и сравнил с садом Эдема. Несмотря на предостережение де Бугенвиля, описания его спутниками туземцев (красивые, любвеобильные, едва одетые, мирные, ни в чем не нуждающиеся) захватили воображение парижан в общем и друга Руссо Дени Дидро в частности. Последний написал фантазийное продолжение путешествия де Бугенвиля, в котором таитянин излагает добродетели своего существования («Мы невинны, мы счастливы и ты можешь лишь повредить нашему счастью. Мы повинуемся чистому инстинкту природы, а ты попытался вытравить его из наших душ»), а христианский священник смущен сексуальным гостеприимством таитянских женщин.

Джеймс Кук посетил Таити в следующем году — и вернулся с подобными рассказами о богатой, легкой и спокойной жизни островитян. Они не знали стыда, распрей, тяжелого труда, холода, голода. Писавший журнал Кука Джон Хоуксуорт явно хватил через край, особенно напирая на прелести молодых таитянок. Одним словом, обитатели южной части Тихого Океана сделались главной темой в искусстве, пантомиме и поэзии. На них будто помешались. Презрение сатириков, вроде Сэмуэля Джонсона и Хораса Уолпола, игнорировалось. В сексуальных фантазиях XVIII века царствовал благородный дикарь.

Реакция была неизбежна. В ходе второго путешествия Кука открылась темная сторона таитянской жизни: человеческие жертвоприношения, инфантицид, внутренние раздоры, жесткая классовая иерархия, строгий запрет на присутствие женщин во время мужской трапезы, непрекращающееся воровство вещей европейцев, венерические заболевания (которые, скорее всего, завезли на остров люди Бугенвиля). Жан Франсуа де Гало, граф де Лаперуз, изучавший Тихий океан, был особенно уязвлен крушением иллюзий. Незадолго до своего исчезновения в 1788 году он с горечью писал: «Самые дерзкие негодяи Европы менее лицемерны, чем обитатели этих островов. Все их ласки — обман»²³⁸. Когда XVIII век закончился — французский диктатор навязал миру войну, а Парсон Мальтус убедил Уильяма Питта, что плохие законы только способствуют увеличению численности населения и, как следствие, голоду, — завершилась и вечеринка в Тихом океане. На острова устремились миссионеры — намереваясь если не цивилизовать дикарей, которые, как выяснилось, больше отвечали представлениям Гоббса, нежели Руссо, то хотя бы одарить их чувством вины²³⁹.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.