Толкование

Толкование

С самого детства Мухаммед Али находил удовольствие в том, чтобы быть не похожим на других. Ему нравилось привлекать к себе внимание, но больше всего ему хотелось просто быть самим собой: независимым и необычным. Начав заниматься боксом – ему тогда было двенадцать лет, – он с первых же тренировок играл по – своему, не подчиняясь правилам. Обычно боксер в боевой стойке держит руки на уровне головы и верхней части корпуса – одновременно защищаясь и готовясь ударить. Али старался найти свою манеру, ему нравилось боксировать с опущенными руками, провоцируя соперника, побуждая его нанести удар, – он рано обнаружил, что двигается по рингу проворнее других спортсменов, это давало ему великолепное преимущество. Лучше всего он использовал свою скорость, когда, подманив соперника поближе, бил. Удар оказывался весьма чувствительным из – за того, что был нанесен быстро и с близкого расстояния. По мере того как Али рос и развивал свое мастерство, у него появилась еще одна уловка, из – за которой соперникам было еще труднее его достать. Он использовал свои ноги, полагаясь на них даже больше, чем на кулаки. Али не двигался по полю, как другие боксеры – переступая с ноги на ногу, а пружинисто подпрыгивал, приподнявшись на носки. Он перемещался по рингу грациозно, словно пританцовывая, он постоянно пребывал в движении, подчиняясь какому – то своему внутреннему ритму. Ударам соперников трудно было попасть в цель, ведь эта странная мишень постоянно меняла положение. Устав от бесплодных попыток нанести удар, соперник после нескольких промахов терялся, а чем больше росла его растерянность, тем труднее было добраться до Али. Боксер терял бдительность, открывался – и тут на него неожиданно обрушивался град сильных ударов. Стиль Мухаммеда Али шел вразрез со всеми общепринятыми канонами боксерского мастерства, но именно из – за этой нешаблонности его так трудно было побить.

Тот, кто изучает древних тактиков и использует свою армию для точного воспроизведения их методов, походит на человека, который заклеивает лады и все же пытается играть на цитре. Никогда я не слышал, чтобы кто – то из них добился успеха. Прозорливость стратегов основана на способности постигать глубинную суть происходящих изменений, различая совместимое и противоположное. Дальше: всякий раз, собираясь начать действия, в первую очередь следует обратиться к услугам шпионов, чтобы узнать, талантлив ли полководец у неприятеля. Если, не пытаясь разрабатывать тактику, он надеется только на мужество своих солдат, можно прибегать к древним методам, чтобы его сразить. Однако, если полководец и сам преуспел в использовании советов древних, тебе нужно использовать тактику, которая бы противоречила древним методам, и так их победить.

Сицун (976—1018), Китай

Бросив вызов Листону, Али начал применять свои необычные тактические приемы задолго до выхода на ринг. Все его раздражающие нахальные выходки – не что иное, как форма грязной войны, – были рассчитаны на то, чтобы как следует разозлить чемпиона, лишить способности ясно соображать, вызвать чувство такой ярости, чтобы он потерял осторожность и бросился в ближний бой.

Позднее стало ясно, что и дикая сцена, которую Али устроил во время взвешивания перед боем, была разыграна как по нотам. Весь этот спектакль, во время которого Али вел себя сродни одержимому, был призван озадачить Листона и вызвать у него подсознательный страх перед соперником. В первом раунде – как и впоследствии, во множестве других победных боев – Али усыпил внимание чемпиона, боксируя в обороне, то есть демонстрируя поведение, обычное у спортсменов при встречах с противниками такого уровня, как Листон. Тот, теряя бдительность, подходил все ближе и ближе – и тут неуловимое движение, внезапный молниеносный удар, вдвое более сильный оттого, что был нанесен с близкого расстояния. Удары Листона никак не могли достичь цели, опущенные кулаки Али сбивали чемпиона с толку, танцующие движения соперника мешали сосредоточиться, издевательские замечания бесили – в результате Листон совершал ошибку за ошибкой. Ну а Али воспользовался каждым его промахом.

Важно понять: в детстве и молодости нас всех учат подчиняться общепринятым правилам поведения, учат тому, как вести себя с окружающими. Мы впитываем в себя, казалось бы, неоспоримую истину: в обществе следует быть таким же, как все, чтобы не стать изгоем, чтобы не заплатить слишком высокую цену за место под солнцем. Но за рабское подражание тоже приходится платить – и намного дороже: утратой той силы, которую дает нам наша индивидуальность, неповторимость, умение все делать по – своему, в своей неподражаемой манере, уникальной, как отпечатки пальцев. Лишившись этой силы, мы ведем бой в точности, как все, становясь предсказуемыми, стандартными.

Как стать необычным? Не подражайте никому, сражайтесь и действуйте, подчиняясь собственному ритму, подбирайте стратегии, исходя из своих индивидуальных особенностей, и никак иначе. Перестав следовать привычным шаблонам, вы поставите окружающих в затруднительное положение, так как им трудно будет догадаться, чего от вас ожидать. Вы – настоящая личность. Ваш нетривиальный подход может огорчать или приводить в бешенство, а люди с расходившимися нервами становятся уязвимыми, так что вам несложно будет над ними властвовать. Если вы действительно, по – настоящему, оригинальны, это принесет вам внимание и уважение – толпа всегда испытывает подобные чувства к людям незаурядным.

3. В конце 1862 года, во время Гражданской войны в Америке, генерал Улисс С. Грант неоднократно пытался захватить оплот конфедератов в Виксбурге. Крепость была расположена в стратегически важном месте, на реке Миссисипи, «дороге жизни» южан. Если бы армии Улисса Гранта удалось взять Виксбург, северяне захватили бы контроль над рекой, пересекающей Юг надвое. Эта операция могла бы стать переломным моментом, в корне изменить ход войны, разумеется, в пользу северян. И все же в январе 1863 года комендант крепости генерал Джеймс Пембертон чувствовал уверенность в том, что сумеет совладать с предстоящим натиском. Грант уже неоднократно подбирался к Виксбургу, но все его усилия были тщетны. Казалось, исчерпаны уже все возможности и командир северян вот – вот откажется от своих намерений.

Главная характерная особенность моды – умение навязывать и мгновенно принимать в качестве нового закона или нормы то, что минуту назад было исключением или причудой, а затем снова отвергать это, как только оно станет общепринятым, банальностью. Задача моды, говоря кратко, состоит в том, чтобы поддерживать непрерывный процесс стандартизации: делая редкость или новшество всеобщим достоянием, затем переходя к другой редкости или новшеству, когда первая перестает быть таковой… Лишь современное искусство (в силу того, что оно изображает авангард в виде своего исключительного или высочайшего проявления, или же оттого, что оно является дитятей эстетики романтизма, эстетики оригинальности и новизны) способно счесть за обычное – и, возможно, исключительное – безобразие то, что мы с вами назвали бы ушедшей красотой, старомодной красотой, былой красотой. Классическое искусство, благодаря принятому методу подражания и традиции копирования и воспроизведения, склонно скорее к идеалу обновления, в смысле интеграции и совершенствования. Но в глазах современного искусства в целом, и в особенности авангарда, непоправимой и абсолютно эстетической ошибкой выглядит традиционное художественное произведение, искусство, воспроизводящее и имитирующее себя. От беспокойного модерна, тяготеющего к тому, что Реми де Гурмон назвал «1е beau inedit» («неизведанное прекрасное»), берут начало те бесконечные и неустанные лихорадочные эксперименты, ставшие характернейшей чертой авангарда; эта неутомимая работа сродни нескончаемому савану, что ткала Пенелопа: ему каждый день приходится придавать все новые формы, а ночью распускать, чтобы наутро вновь начать все заново. Возможно, Эзра Паунд желал подчеркнуть неминуемость и сложность такого подхода, определив однажды красоту искусства как «краткий вздох между одним штампом и другим». Связь между авангардом и модой, таким образом, очевидна: мода – это тоже ткань Пенелопы; мода также проходит этап новизны, оригинальности и эксцентричности, неожиданности и скандала, чтобы добровольно отказаться от новых форм, как только они станут штампом, кичем, стереотипом. Глубоко истинен, следовательно, парадокс Бодлера, который отводит гению задачу создания стереотипов. А из этого, согласно принципу противоречия, неотъемлемого от навязываемого культа гения в современной культуре, следует вывод: авангард обречен достигать успеха благодаря влиянию моды, той самой популярности, которую он некогда с презрением отверг, – и, следовательно, это начало его конца. В действительности это неизбежная, неумолимая участь любого движения: подняться против только что отошедшей моды старого авангарда и умереть, как только появятся новая мода, движение или авангард.

Ренато Поджьоли «Теория авангарда», 1968

Крепость была расположена на самом гребне обрывистого берега реки, высота которого составляла около двухсот футов (почти 70 метров). Любое судно, которое пыталось пройти по реке, подвергалось обстрелу тяжелой артиллерии. С запада подходы преграждали сама река и скалы. С севера, где расположился лагерем Грант, тянулись практически непроходимые болота. Довольно близко на востоке лежал городок Джексон – железнодорожный узел, куда легко было доставлять продовольствие и боеприпасы, его надежно удерживали в руках южане. Это давало Конфедерации контроль над коридором, протянувшимся с севера на юг вдоль восточного берега реки. Казалось, Виксбург неприступен, надежно защищен со всех сторон, и неудачные попытки Гранта еще больше укрепляли Пембертона в этом мнении.

Что мог поделать в такой ситуации командир северян? Кроме всего прочего, его не оставляли в покое политические недруги президента Авраама Линкольна, которым в попытках захвата Виксбурга виделась лишь пустая трата денег и человеческих ресурсов. Газетчики изображали Гранта пьяницей, не сведущим в своем ремесле. Давление на него было почти невыносимым, создавалось впечатление, что долго генерал не выдержит и отступится от крепости, отступив на север, в Мемфис.

Однако Грант был человек упрямый. Шла зима, но он продолжал свои попытки, пробуя один маневр за другим, хотя ни один из них не срабатывал. Так все и тянулось, пока 16 апреля разведчики конфедератов не сообщили о приближении целой флотилии северян – транспортные суда и канонерские лодки шли с выключенными огнями, стараясь незамеченными миновать артиллерийские батареи Виксбурга. Пушки загрохотали, но кораблям каким – то образом удалось проскользнуть с минимальными потерями. В последующие недели произошло еще несколько таких же переходов по реке. Одновременно были получены донесения о том, что войска северян на западном берегу начали продвижение на юг. Теперь намерения Гранта прояснились: он собирается перебраться через Миссисипи милях в тридцати ниже по реке на тех транспортных суднах, что раньше прошли мимо Виксбурга.

Пембертон вызвал подкрепление, но, говоря по чести, он и теперь не слишком сильно тревожился. Пусть даже Грант форсирует реку с тысячами солдат, что они смогут сделать, оказавшись на этом берегу? Если двинутся на север, к Виксбургу, конфедераты вышлют войска из Джексона, а те ударят по неприятелю с флангов и с тыла. Потерпеть поражение в этом коридоре равносильно катастрофе, ведь у Гранта не будет пути к отступлению. То, что он пытается сделать, – безрассудство, авантюра. Пембертон спокойно ждал следующего хода.

Форсировать реку к югу от Виксбурга Грант не стал. В течение нескольких дней его армия продвигалась на северо – восток, направляясь к железнодорожным путям, ведущим из Виксбурга в Джексон. Это был очень смелый, даже дерзкий шаг: если задуманное удастся, он, Грант, отрежет Виксбург от жизненно важной для него дороги. Но ведь и армии северян, в точности так же, как и любой другой армии, тоже требовались линии коммуникации. Такие линии соединяли ее с базой, расположенной на восточном берегу реки, в городке Гранд – Галф, где обосновался штаб Гранта. Все, что требовалось сделать Пембертону, это отправить свои силы к югу от Виксбурга, чтобы разрушить Гранд – Галф или хотя бы просто создать угрозу безопасности коммуникационным линиям Гранта. Тогда северянам придется спешно отойти на юг, в противном случае они будут отрезаны. Это было похоже на шахматную партию, и Пембертон не собирался ее проигрывать.

И вот, пока командир северян торопливо вел свои войска к железной дороге между Джексоном и Виксбургом, Пембертон направился на Гранд – Галф. К вящему его удивлению, Грант никак не реагировал на эти перемещения. Не обращая ни малейшего внимания на угрозу оказаться отрезанным, он решительно двигался к Джексону и занял городок 14 мая. Он не стал заботиться о связи с Гранд – Галф, а когда возникла потребность пополнить запасы провианта для армии, предпочел разрешить солдатам грабить окрестные фермы. Больше того, его войска двигались так быстро и меняли направление так резко, что Пембертон не мог определить, где у них передовая, где тыл, а где фланги. Грант не заботился о защите своих коммуникационных линий и подъездных путей, у него их просто не было. Ни одна армия прежде не вела себя подобным образом – все правила и каноны ведения войны были попраны и нарушены.

Я принуждал себя противоречить самому себе, чтобы избежать согласия с собственным вкусом.

Марсель Дюшан (1887–1968)

Спустя несколько дней Грант, продолжая удерживать Джексон под своим контролем, двинул войска на Виксбург. Пембертон спешно отозвал своих людей от Гранд – Галф в надежде блокировать северянам путь, но опоздал: потерпев поражение в сражении при Чемпион – Хилл, он был оттеснен назад, в крепость, где его армия подверглась недолгой осаде и сдалась северянам. Пембертон сдал Виксбург 4 июля – то был смертельный удар, от которого Юг уже не сумел оправиться.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.