Наука и духовность

Наука и духовность

Если свести к одному предложению послание этой книги, то оно будет звучать так: психология выявляет поразительные сильные стороны и серьезные опасности непроверенной интуиции, и это признают креативные, но критически мыслящие ученые. Продемонстрировав открытия психологии и воздав им должное, я обязан также признать их ограниченность. Наука показывает то, почему мы думаем, чувствуем именно так, а не иначе. Но она не способна ответить на главный вопрос, сформулированный Львом Толстым: «Почему я должен жить? Почему я должен что-то делать? Есть ли в жизни какая-либо цель, которую смерть, неизбежно ожидающая меня, не перечеркнет и не разрушит?» Поиски смысла, значения, вдохновения заставили многих людей отвернуться от науки и стремиться к духовным истинам и озарениям.

То, что наука все шире признает нерациональные, интуитивные формы знания, придает духовности достоверность. Под гладью океана происходят самые разные вещи, равно как и под поверхностью нашего сознательного, рационального разума. Возможно, там хранится и некая скрытая мудрость. Одно мы знаем наверняка наше рациональное, научное понимание природы несовершенно. Точно так же как «Concord» вызвал бы замешательство у Колумба, так и наука XXV в. явно озадачила бы нас. Слова Гамлета как никогда актуальны: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Эта же мысль звучит и в недавно сказанных словах генетика Дж. Б. С. Халдэйна: «Вселенная не только гораздо причудливее, чем мы полагаем, но и гораздо причудливее, чем мы можем предположить». А вот что сказано Исайей за много веков до этого: «Как небеса выше, чем земля, так и мои пути выше, чем твои пути, и мысли — выше, чем твои мысли». Мы узнали очень многое, но сколько еще нам только предстоит узнать!

После того как мы выплеснем воду из психической купели духовности, останется ли там ребенок? Можно ли бросить вызов духовной интуиции, которая создала скверную репутацию духовности, и при этом не выразить абсолютный цинизм по отношению ко всем формам духовности? «Есть ли способ выразить, как может подуть в жизни человека "ветер Духа", если этот человек размышляет о сильных сторонах и опасностях интуиции?» — спросил меня один из друзей после прочтения большей части предыдущих глав. «Существует ли теплый, мягкий, спонтанный подход, который позволит помнить об опасностях интуиции, но при этом не чувствовать автоматической потребности рационально объяснять то, что может быть зовом Духа?».

«Вера стремится к пониманию», — это было девизом св. Ансельма, жившего в XI в. Сегодня понимание стремится к вере. В мире св. Ансельма вера быта данностью, и Ансельм жаждал более информированных, разумных глубин понимания. Сегодня данностью является научное понимание. Когда мы ищем ответы на вопросы Толстого, касающиеся нашей самоидентификации, цели и предназначения, а также на наше удивление относительно того, почему что-то существует, как можно объяснить эту тонко отлаженную Вселенную? Вопреки всем астрономическим шансам, что сделало ее — подобно каше маленького медвежонка — «подходящей» д.ля создания материи, живых организмов, человеческого сознания? Что вызвало появление, если выразиться словами астрофизика из Смитсоновского института Гарвардского университета Оуэна Джинджерича, «такой поразительно подходящей Вселенной, как будто специально задуманной для создания мыслящих и чувствующих существ»? Является ли она творением некоего сверхразума, стоящего за ней? Или божественного разума за пределами рациональной красоты? Стоит ли божественная цель за тонкими механизмами Вселенной? А если да, то имеет ли эта высшая реальность какое-нибудь значение для нас? Наука не претендует на то, чтобы ответить на эти вопросы. По всей видимости, Альберт Эйнштейн принимал и неподвижность, и рациональность науки, и чудо существования. Он любил повторять, что существует два способа жизни: «Один — это жить так, как будто чудес нет вообще. Другой — так, как будто все происходящее — чудо».

Однако наука может помочь отличить некоторые формы подлинной духовности от псевдодуховности. Когда люди делают заявления о духовных реалиях, подлежащих проверке, — о реинкарнации, опыте пребывания на грани смерти, силах молитвы, — наука может проверить эти заявления. Если люди интересуются, коррелирует ли глубокая религиозная вера с хорошим здоровьем, счастьем, умением справляться с трудностями, моралью и состраданием, то у науки есть что сказать по данному вопросу. Научная проверка духовных заявлений может показаться проникновением научной лисы в духовный курятник. Но на самом деле у науки есть религиозные полномочия, даже в отношении применении научных методов по отношению к духовности и религии. Кто-то сказал, что библейский монотеизм — это идея о том, что 1) существует Бог, 2) и это не ты. И это предписывает смирение. Смирение перед природой и скептицизм по отношению к человеческой власти были теми религиозными идеями, которые вскормили зачатки современной науки. Паскаль, Бэкон, Ньютон и Галилей весьма настороженно относились к интуиции и считали, что, исследуя мироздание, они таким образом служат Богу.

Социолог Питер Бергер пишет «Один мой коллега, Адам Селигман, социолог и иудей по вероисповеданию, придумал прекрасный термин "эпистемологическая умеренность" для описания своей религиозной позиции. Это умеренный синтез скептицизма и веры, который, в принципе, можно найти в любой религиозной традиции». Эпистемологическая умеренность, скептицизм, основанный на вере, может помочь нам критически анализировать как духовные заявления «Новой эры», так и идеи о силе молитв. Скептицизм, основанный на вере, может и созидать, и разрушать. Он может указать нам путь к альтернативе и фанатизма, и материализма, которую психолог Роберт Эммонс из Калифорнийского университета видит в накоплении доказательств о существовании плодотворного «духовного интеллекта» — адаптивной духовности, облегчающей «решение повседневных проблем и достижение целей».

Эммонс выделяет пять компонентов предполагаемого духовного интеллекта:

• Возможность трансцендентного. Высокодуховные люди воспринимают реальность как нечто выходящее за рамки материального и физического.

• Способность освящать повседневный опыт. Люди, обладающие духовным интеллектом, обладают способностью вкладывать в повседневные дела события и отношения сакральный или божественный смысл. Они прибегают к этому для понимания себя, окружающих, природы и жизни. Для обладателей духовного интеллекта работа — это призвание, родительские обязанности — священный долг, а брак имеет духовное значение. Я пишу эту главу в Сент-Эндрюсе, Шотландия; недалеко отсюда снимали «Огненную колесницу». Этот фильм рассказывает о размышлениях Эрика Лидделла по поводу духовного значения бега: «Когда я бегу, я чувствую Его удовольствие».

• Способность испытывать возвышенные состояния сознания. Во время медитации и некоторых форм мистических молитв люди с духовным интеллектом испытывают духовный экстаз. Они становятся восприимчивыми к мистическому опыту.

• Способность использовать духовные источники для решения проблем. Духовная трансформация зачастую заставляет людей выбирать новые приоритеты. Если духовный интеллект на самом деле является формой интеллекта, он позволяет людям более эффективно справляться с проблемами, помогает вести более эффективную жизнь и достигать более высокого уровня благополучия (в широком смысле).

• Способность вести себя добродетельно. Люди с духовным интеллектом обладают большей способностью демонстрировать прощение, выражать благодарность, испытывать смирение, проявлять сострадание. (В настоящее время Эммонс признает, что этот последний компонент следует считать следствием духовного интеллекта, а не одним из его когнитивных элементов.)

В настоящее время появляется все больше доказательств того, что вера на самом деле ассоциируется с улучшением здоровья, счастьем, умением справляться с проблемами, хорошей репутацией, щедростью и склонностью к волонтерской деятельности. Это подтверждает представление Эммонса о духовном интеллекте, но не говорит нам о том, означает ли духовность погоню за иллюзиями или глубинную истину. А что, если «Бог» — это просто слово, которым мы прикрываем свое невежество? Является ли духовность «опиумом для народа?». Или это невежество человека — притворяться, что Бога нет в ткани мироздания?

Если мы будем честны сами с собой, то мы не можем знать, какой ответ правильный. Темной ночью и у верующих, и у атеистов бывают моменты, когда они задумываются над тем, а не правы ли их оппоненты. Возможно, все проявления духовной интуиции — иллюзия. А может быть и так, что все те, кто отрицает духовное измерение, подобны флатландерам — вымышленным обитателям двухмерного мира Эдвина Эббота, и в своей близорукости упускают существование еще одного измерения бытия. Если бы мы могли доказать природу окончательной реальности, нам не нужна была бы вера, чтобы делать ставку на существование Бога.

В отсутствие доказательств и определенности должны ли мы испытывать полную нерешительность? Иногда, как писал Альбер Камю, жизнь манит нас на 100% выбрать то, в чем мы уверены на 51%. Критики религии напоминают нам о примерах того, когда вера служила оправданием жадности, войн, фанатизма и терроризма. Вполне понятно, что успехи научных объяснений, в сочетании с суевериями и бесчеловечностью, которые иногда творятся во имя религии, могут подтолкнуть некоторых людей к скептицизму.

А уважаемые верующие, включая тех, кто придерживается скептицизма, основанного на вере, осмеливаются совершить «прыжок веры» и допускают, что они могут ошибаться, хотя и предпочитают делать ставку на смиренную духовность как альтернативу бессмысленному сайентизму, легковерному спиритуализму и догматическому фундаментализму. Дитриха Бонховера, Мартина Лютера Кинга-младшего и мать Терезу объединяет именно духовность, которая придает смысл Вселенной и жизни, открывает этих людей трансцендентному, объединяет их в общины, члены которых помогают друг другу, создает фундамент для морали и бескорыстного сострадания и обещает надежду перед лицом враждебности и смерти.

Наверняка мы в какой-то степени ошибаемся. И скептики и верующие согласны с тем, что мы видим окончательную истину весьма туманно. Хотя наверняка мы можем извлечь мудрость и из скептицизма, и из духовности. Возможно, мы можем связать наши жизни с рациональностью и смирением, которые ограничивают духовную интуицию, подвергая ее критическому анализу, и с духовностью, которая питает смысл, любовь и радость.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.