Холистически — динамический подход

Холистически — динамический подход

Фундаментальная первооснова психологии

Трудно сказать, в чем заключается эта фундаментальная (не подлежащая упрощению) первооснова, но гораздо проще определить, что к ней не относится. Предпринималось множество попыток типа «ничто кроме», однако свести все к чему — то одному не удалось. Нам известно, что фундаментальная первооснова психологии не есть мышечное сокращение или рефлекс, элементарное ощущение, нейрон или даже фрагмент наблюдаемого поведения. Это гораздо более крупная единица, причем все больше психологов приходят к мнению, что речь идет о чем — то наподобие акта адаптации или совладания с проблемой, в который неизбежно включается сам организм, ситуация, конечная цель. В свете того, что было сказано о немотивированных реакциях и экспрессии в чистом виде, даже такие представления выглядят ограниченными.

Говоря коротко, мы приходим к парадоксальному заключению: фундаментальная первооснова психологии есть исходная сложность того, что психологи выбрали в качестве предмета изучения и анализа с выделением фундаментальных единиц. Вообще говоря, концепция фундаментальной первоосновы — особая концепция, поскольку она указывает скорее на сложное, чем на простое, скорее на целое, чем на его часть.

Размышляя над этим парадоксом, мы быстро приходим к пониманию, что поиск фундаментальной первоосновы сам по себе служит отражением общего мировоззрения, научной философии, которая поддерживает концепцию атомистического мира, согласно которой сложные вещи строятся из простых элементов. Первоочередная задача ученого — приверженца этой концепции: свести так называемое сложное к так называемому простому. С этой целью применяется анализ, проводится разделение объекта или явления на все более мелкие составляющие, до тех пор пока не удается найти неделимый элемент. Такой подход хорошо зарекомендовал себя в других науках, во всяком случае на определенном этапе. В психологии он неприменим.

Этот вывод демонстрирует исключительно теоретическую природу самого редуцирующего подхода. Важно иметь в виду, что этот подход не является неотъемлемой частью науки как таковой. Он попросту отражает механистические представления о мире, которые в настоящее время надо признать устаревшими. Критика редуцирующего подхода ни в коей мере не направлена на науку в целом, а лишь на одну из возможных установок в отношении науки. Вместе с тем проблема, о которой мы начали говорить, так и не решена; давайте сформулируем ее иначе. Вместо того чтобы задаваться вопросом о фундаментальной первооснове психологии, постараемся выяснить: что является предметом психологического исследования? Какова природа психологических данных и как можно их изучать?

Холистическая методология

Можно ли изучать индивидов иным образом, не «разделяя» их на простейшие «составляющие»? Это не такая уж сложная проблема, как может показаться некоторым противникам упрощения, редукции.

Важно понимать, что наша критика касается не анализа в целом, а определенного его вида, который мы называем редуцирующим. Вовсе не обязательно отрицать значимость аналитических концепций, которые помогают ученым работать более эффективно и надежно.

Если мы намерены изучать, например, природу заикания, дрожи или покраснения, то становится очевидным, что изучать эти явления можно двумя способами. С одной стороны, можно представить себе это поведение как изолированный, самостоятельный феномен, который может быть понят сам из себя. С другой стороны, можно изучать его как одно из проявлений всего организма и попытаться выявить его взаимосвязи с организмом и другими его проявлениями. Различия между этими подходами станут яснее, если провести аналогию с изучением такого органа, как желудок: 1) можно сделать вскрытие, вынуть желудок и положить его на лабораторный стол или 2) можно изучить функционирование желудка в живом организме. Как могли убедиться анатомы, результаты, полученные этими двумя способами, сильно различаются. Во втором случае удается получить более полезные и ценные результаты, чем в первом. Конечно, современные анатомы не отказываются полностью от вскрытий и изучения изолированных органов. Такие техники используются довольно широко, однако полученные результаты можно оценить лишь в сравнении с функционированием живого организма. Сейчас ни у кого не вызывает сомнений, что организм — не набор отдельных органов, что структура органов в трупе иная, чем в живом организме. Одним словом, анатомы делают все то, что делали и прежде, однако 1) установки у них другие и 2) они используют новые техники в дополнение к традиционным.

Исследование личности может также проводиться двумя способами. Можно изучать личность как самостоятельное образование или как часть целого. Первый подход назовем редукционно — аналитическим, а второй холистически — аналитиче — ским. На практике одной из важнейших особенностей холистического анализа личности является предварительное изучение или понимание всего организма в целом, с последующим изучением той роли, которую интересующая нас часть целого играет в организации и динамике всего организма.

Холистически — динамический подход используется в двух сериях исследований, результаты которых приведены в данной главе (исследования синдрома самоуважения и синдрома безопасности). В действительности эти исследования посвящены не самоуважению и безопасности как таковым, а значению самоуважения или безопасности для личности в целом. В методологическом аспекте это означает, что автор счел необходимым исследовать каждого субъекта как целостного, функционирующего, адаптирующегося индивида, прежде чем приступать к выяснению роли самоуважения для данного субъекта. Таким образом, перед тем как задаваться специфическими вопросами о самоуважении, были изучены взаимоотношения субъекта с семьей, особенности субкультуры, к которой он принадлежал, общий стиль адаптации к основным жизненным проблемам, надежды на будущее, идеалы, разочарования и конфликты. Эта процедура продолжалась до тех пор, пока автор не приходил к выводу, что ему удалось понять субъекта, насколько это было возможно при помощи имевшихся в распоряжении простых техник. Только после этого считалось, что можно переходить к изучению актуального психологического смысла самооценки отдельных элементов поведения.

Можно на конкретном примере доказать необходимость такого фонового исследования личности с целью адекватной интерпретации специфического поведения. В целом люди с низкой самооценкой больше склонны к религиозности, чем люди с высоким самоуважением, хотя, несомненно, детерминантов религиозности великое множество. Чтобы выяснить, является ли религиозное чувство у данного индивида отражением его потребности на кого — то опереться, надо получить сведения о религиозном образовании, различных внешних факторах, которые могли подталкивать данного индивида к религии или отталкивать от нее, о глубине религиозного чувства, его искренности. Короче говоря, надо установить, что для данного человека как индивида значит религия. Оказывается, людей, которые регулярно посещают церковь, можно причислить к менее религиозным по следующим соображениям: 1) они могут ходить туда, чтобы избежать социальной изоляции, 2) они хотят угодить своим родителям, 3) религия представляет для них не покорность, а возможность властвовать над другими, 4) благодаря ей они оказываются в группе избранных, 5) они исходят из следующего соображения: раз это хорошо для невежественных людей, им надо подыграть, или… и т. д. Возможно, сам по себе человек совсем не религиозен, а его поведение обманчиво. Надо точно установить, что для данного индивида значит религия, и только потом выяснять ее роль для личности. Посещение церкви может иметь совершенно разные причины и, следовательно, практически ничего не значить для нас.

Приведем еще более впечатляющий пример политико — экономического радикализма, когда одинаковое поведение с психологической точки зрения означает противоположные вещи. Если вырвать его из контекста, т. е. изучать непосредственно само поведение, мы получаем противоречивые результаты, касающиеся чувства безопасности. Одни радикалы чувствуют себя в совершенной безопасности, в то время как другие — крайне небезопасно. Вместе с тем, изучая такое явление, как радикализм, во всей его полноте, нетрудно заметить, что некоторые становятся радикалами в результате разочарований, потому что не имеют всего того, что есть у других людей. Тщательное исследование таких индивидов часто говорит о том, что они крайне враждебно настроены по отношению к человечеству в целом, порой сознательно, а порой бессознательно. О них принято говорить, будто они воспринимают свои личные трудности, как мировой кризис.

Однако существуют и радикалы другого типа, которые сильно отличаются от первых, хотя они голосуют на выборах, ведут себя и разговаривают в той же манере. Для этих людей радикализм значит совсем иное, часто прямо противоположное, включая и их мотивацию. Это счастливые, уверенные в себе люди с выраженным чувством безопасности, просто они исполнены стремления облегчить жизнь обездоленным, восстановить справедливость, хотя лично их все это не касается. Такие люди выражают свои стремления множеством способов: в виде филантропии, религиозного рвения, терпеливых разъяснений или радикальной политической деятельности. Их политические убеждения практически не зависят от их дохода, личного благополучия и т. п.

Иными словами, радикализм является формой самовыражения, в основе которого могут лежать совершенно разные мотивации, разные структуры характера. У одного человека он возникает из — за ненависти к своим собратьям, а у другого, напротив, из — за любви к ним. Если изучать радикализм сам по себе, как явление, вряд ли удастся прийти к такому выводу[58].

Здесь мы отстаиваем подход скорее холистический, чем атомистический, функциональный, а не таксономический, динамический, а не статический, целеустремленный, а не механический. По моему мнению, тем, кто мыслит динамически, гораздо проще мыслить также и холистически, целеустремленно и т. д. Этот подход мы назовем холистически — динамическим, он также может быть назван организмен — ным, если следовать Гольдштейну (Goldstein, 1939, 1940).

Противоположностью такого подхода можно считать такую точку зрения, которая одновременно является атомистической, таксономической, статической, каузальной и упрощенно — механистической. Склонным к атомизму людям свойственны обычно и вышеперечисленные подходы к осмыслению реальности. В свою очередь, данную точку зрения мы произвольно назовем обще — атомистической. Все эти взгляды логически вытекают один из другого, поэтому неудивительно, что они часто сопутствуют друг другу.

Ограничения теорий причинности

На этом этапе имеет смысл сделать несколько замечаний относительно концепции причинности, которая является одним из аспектов обще — атомистической теории, тем более что психологи почему — то игнорируют эту концепцию, несмотря на ее значимость. Данная концепция — центральная в обще — атомистической теории и представляет собой ее естественное следствие. Если воспринимать мир как набор абсолютно независимых сущностей, то необходимо как — то объяснить тот очевидный факт, что эти сущности так или иначе взаимодействуют друг с другом. Первая попытка разрешить это противоречие приводит к идее простой причинности по типу взаимодействия бильярдных шаров, когда одна независимая вещь оказывает воздействие на другую независимую вещь, причем обе эти вещи сохраняют присущую им идентичность. Такая точка зрения представлялась вполне разумной в те времена, когда физика предложила первую теорию мироздания. Однако с развитием физики и химии потребовалось внести изменения в эти представления. Таким образом возникла более изощренная теория такого типа — теория множественной причинности. Она признает, что имеющиеся взаимосвязи между предметами и явлениями в мире чрезвычайно сложны, поэтому их невозможно описать на примере взаимодействия бильярдных шаров. Этот вывод представляет собой лишь усложнение предыдущего, без коренного его преобразования. Вместо одной причины существуют несколько, но все они действуют сходным образом — по отдельности, независимо друг от друга. Бильярдный шар теперь ударяет не один шар, а десять шаров одновременно, и нам остается произвести лишь более сложные подсчеты, чтобы разобраться в происходящем. Основные процедуры остаются прежними: это объединение отдельных сущностей в некую арифметическую сумму (and — sum), по выражению Вертхаймера, как будто для понимания сложных явлений больше ничего и не требуется, словно не имеет значения необычность явления. При таком подходе идея причинности «растягивается» все больше и больше, дабы удовлетворять новые возникающие потребности, пока полностью не утрачивает все связи с исходной концепцией, кроме исторической. В действительности все подобные идеи различаются только по форме, а по существу остаются прежними, поскольку отражают один и тот же взгляд на мир.

Теория причинности полностью дискредитирует себя в исследованиях личности. Очевидно, что в рамках любого личностного синдрома существуют иные взаимосвязи, помимо причинных. Если воспользоваться терминологией теории причинности, можно сказать, что каждая часть синдрома одновременно является причиной и следствием любой другой части и любой группы таких частей. Более того, нужно отметить, что каждая часть является также следствием и причиной целого, в состав которого входит. Столь абсурдный вывод представляется единственно возможным, если опираться исключительно на концепцию причинности. Даже если попытаться объяснить ситуацию, введя новую концепцию круговой или обратимой причинной связи, нам не удастся исчерпывающе объяснить все взаимодействия в рамках синдрома, а также отношение частей к целому.

Это не единственный недостаток теории причинности, с которым приходится сталкиваться. Существует и достаточно сложная проблема описания взаимодействия или взаимоотношений синдрома как единого целого с влияющими на него внешними факторами. Например, синдром самооценки имеет тенденцию изменяться целиком. Если попытаться избавить Джонни от заикания, занимаясь только этим и ничем другим, велика вероятность следующих результатов: 1) мы вообще ничего не добьемся, 2) удастся исправить не заикание само по себе, а полностью изменить самооценку Джонни или даже самого Джонни как индивида. Внешние воздействия обычно сказываются на всем человеке, а не только на какой — то его части.

В этой ситуации есть и другие особенности, которые не могут быть описаны в терминах теории причинности. Вот пример явления, с трудом поддающегося описанию. Образно говоря, организм (или любой синдром) «проглатывает причину, переваривает ее и выдает следствие». Когда сильный раздражитель, например пси — хотравмирующее переживание, воздействует на личность, возникают определенные последствия. Однако эти последствия практически никогда напрямую не связаны с исходным причинным переживанием. В действительности достаточно сильное переживание изменяет личность в целом. Эта изменившаяся личность отныне ведет и выражает себя иначе. Предположим, что у человека вследствие сильного переживания усилился лицевой тик. Действительно ли 10 %-ное ухудшение произошло именно вследствие психотравмирующего переживания? Если мы станем на этом настаивать, то, чтобы быть последовательными, нам придется признать, что каждый одиночный сильный раздражитель, который когда — либо воздействовал на организм, также вызывал 10 %-ное усиление тика. Каждое переживание, с которым сталкивается организм, подобно съеденной пище, переваривается и входит в состав организма. Что является причиной слов, которые я только что написал: бутерброд, съеденный за час до этого, чашка кофе, а может быть, вчерашний ужин, урок письма много лет назад или книга, которую я прочитал на прошлой неделе?

Совершенно очевидно, что всякая значимая экспрессия, например подготовка статьи на интересующую вас тему, не вызвана чем — то конкретным, это самовыражение или творение всей личности в целом, которая, в свою очередь, является продуктом и результатом всего, что с ней до этого происходило. Вполне естественно для психолога представлять себе, что раздражитель или причина постепенно поглощаются личностью в процессе приспособления, а не оказывают на организм единичное резкое воздействие. В результате мы наблюдаем не причину и следствие по отдельности, а просто новую личность (пусть даже немного обновленную).

Непригодность для психологии традиционной причинно — следственной связи проявляется также в том, что организм — не пассивный участник событий, на который воздействуют причины или раздражители; он активен и вступает в сложные взаимодействия с причиной, в том числе оказывая на нее определенное воздействие. Читатели работ по психоанализу знакомы с этим, следует лишь напомнить тот факт, что человек может не замечать раздражителя, может искажать его, перестраивать, возвращать в исходную форму в случае искажения. Мы можем искать раздражители, а можем их избегать, отбрасывать или выбирать, а в случае необходимости создавать.

Концепция причинности основывается на допущении, что мир атомистичен, сущности не связаны друг с другом, хотя они и взаимодействуют. Личность, однако, неотделима от своей экспрессии (или следствий), а также от раздражителей (или причин), поэтому хотя бы в психологии эту концепцию следует заменить другой[59]. Новая холистически — динамическая концепция не может прижиться сразу, поскольку для этого требуется перестройка всего мировоззрения, эту концепцию следует вводить шаг за шагом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.