Парадоксы героизма

Парадоксы героизма

Молодая женщина бросает вызов авторитетному преподавателю, который намного старше ее, вынуждая его признать, что он — соучастник ужасных действий, которые совершаются под его началом. Ее твердая позиция помогает прекратить злоупотребления по отношению к невинным заключенным.

Можно ли назвать этот поступок «героическим», учитывая, что многие другие люди, наблюдавшие страдания заключенных, не смогли ничего противопоставить системе, даже когда видели, что она дошла до крайностей?

Нам хотелось бы прославлять героизм как совершенно особенное поведение, а героев — как необыкновенных людей. Однако почти все, кого вознесли на этот пьедестал, скажут вам, что в их поступках не было ничего особенного и что на их месте так поступил бы каждый. Они вовсе не считают себя героями. Возможно, такая реакция связана с укоренившимся убеждением, которое свойственно всем нам: герои — это супермены, их мало, это люди какой-то особой породы. Возможно, дело не только в том, что героям свойственна скромность. Возможно, здесь играют роль наши общие, привычные, но неверные представления о том, что значит быть героем.

Давайте же рассмотрим лучшие проявления человеческой природы и трансформации обычного в героическое. Мы исследуем разные концепции и определения героизма и предложим несколько категорий героических действий. Затем мы приведем несколько примеров, относящихся к этим категориям, и, наконец, создадим таблицу, в которой сравним банальность зла и банальность героизма. Но сначала давайте вернемся к тому человеку и к тому акту, с которых мы начали этот раздел, и благодаря которым закончился Стэнфордский тюремный эксперимент.

В восьмой главе я рассказывал о Кристине Маслач, недавно защитившей диссертацию и получившей степень доктора философии на факультете психологии Стэнфордского университета. Между нами возникли романтические отношения. Однажды она увидела, как скованных цепью заключенных, словно каторжников, с мешками на головах, ведут в туалет, а охранники выкрикивают им приказы. Мое очевидное безразличие к их страданиям заставило ее взорваться.

Ее более поздние размышления о том, что она тогда чувствовала и как интерпретировала свои действия, помогает понять сложное явление героизма[496].

«Он [Зимбардо] стал свидетелем моей невероятно сильной эмоциональной вспышки (вообще я скорее сдержанный человек). Я была рассержена и напугана, по моим щекам текли слезы. Я сказала что-то вроде: „То, что ты делаешь с этими мальчишками, — это ужасно!“

Что интересного можно рассказать обо мне как о Терминаторе Стэнфордского тюремного эксперимента? Я думаю, есть несколько тем, на которые я хотела бы обратить внимание. Во-первых, позвольте мне сказать, чем эта история не является. Вопреки стандартному (и банальному) американскому мифу, Стэнфордский тюремный эксперимент — это не история об одиночке, бросившем вызов большинству. Скорее это история о большинстве — о том, как все, кто так или иначе имел отношение к этому тюремному исследованию (участники, исследователи, наблюдатели, консультанты, члены семей и друзья), попали под его влияние. Основной сюжет этой истории — как ситуация может сокрушить личность и свести на нет самые благие намерения.

Почему же моя реакция была другой? Ответ, как мне кажется, заключается в двух фактах: я стала участницей ситуации позже всех и я была „посторонней“. В отличие от всех остальных, я не была добровольной участницей эксперимента. В отличие от всех остальных, в этом тюремном контексте у меня не было никакой социально определенной роли. В отличие от всех остальных, я не находилась там каждый день, следуя за всеми мелкими изменениями ситуации и ее развитием. Поэтому ситуация, в которую я попала в конце недели, не была „такой же“, как у всех остальных. У меня не было никакого прошлого опыта в этом особом месте и не было представлений об общем будущем. Для всех остальных эта ситуация все еще оставалась в рамках „диапазона нормальности“, тогда как для меня это был сумасшедший дом.

Будучи посторонней, я не знала, какие социальные правила здесь действуют и можно ли им не подчиняться. Поэтому мое несогласие приняло другую форму — форму бунта против самой ситуации. Тогда некоторые восприняли это как героический поступок, но я не чувствовала ничего героического. Наоборот, в роли „инакомыслящей“ мне было очень страшно и одиноко, я сомневалась, правильно ли оцениваю ситуацию и людей, а возможно, я сомневалась даже в собственной ценности как социального психолога».

Затем Кристина делает важное замечание. Чтобы акт личного неповиновения был достоин звания «героического», он должен содержать в себе попытку изменить систему, устранить несправедливость, исправить нанесенный вред:

«Признаюсь, мне пришлось подумать и о том, как поступить, если Фил будет продолжать СТЭ, несмотря на мои решительные протесты. Стала бы я обращаться в более высокие инстанции — к заведующему кафедрой, к декану, или в Комитет по опытам на человеке, чтобы положить этому конец? Без всяких сомнений. И я рада, что мне не пришлось этого делать. Но оглядываясь назад, я вижу, что такие действия были бы важны и необходимы, чтобы мои ценности реализовались на практике. Когда кто-то жалуется на несправедливость, но жалобы приводят только к „косметическому ремонту“, а сама ситуация остается неизменной, такое инакомыслие и неповиновение мало чего стоит».

Она говорит о том, что мы уже обсуждали в дискуссии об экспериментах Милгрэма: словесные протесты «преподавателя» просто успокаивали его «эго» и давали возможность подавить неприятные чувства, продолжая при этом мучить «ученика». Чтобы действительно бросить вызов власти, неповиновение должно выражаться в поведении. Однако в эксперименте Милгрэма никто ни разу не продемонстрировал более существенного неповиновения, чем тихое отступление. Обычно преподаватель-мучитель выходил из этой печальной ситуации, даже не попытавшись ее изменить. Кристина прекрасно говорит о том, что могло сделать героическое меньшинство, чтобы выступить против авторитетной фигуры не на словах, а на деле:

«Как оценить результат классического оригинального исследования Милгрэма? Ведь треть участников не подчинилась и отказалась продолжать эксперимент до конца. Предположим, что это был не эксперимент; а „легенда“ Милгрэма была правдой, исследователи действительно изучали роль наказания в процессе обучения и решили протестировать около тысячи участников, чтобы на практике выяснить, как влияет разумное наказание на эффективность обучения. Если бы в такой ситуации вы не подчинились, отказались продолжать, получили свои деньги и молча ушли, то ваш героический поступок никак не облегчил бы участь других 999 участников, испытывающих те же страдания. Это было бы просто отдельное событие, не имеющее никаких социальных последствий — если бы за ним не последовал следующий шаг, а именно, вызов всей структуре и гипотезам исследования. Неповиновение отдельного человека должно превратиться в системное неповиновение, способное изменить ситуацию или систему, и не только в отдельном случае. Тлетворные ситуации слишком легко сводят на нет благие намерения диссидентов или даже героев-мятежников: им дают медали за их подвиги и подарочные сертификаты за то, что они держат свое мнение при себе».

Из чего сделаны героизм и герои?

Бывают ли ситуации, когда человека, совершившего геройский поступок, на основании критериев, которые мы изложим ниже, нельзя назвать героем? И в каких обстоятельствах его поступок можно назвать не героическим, но трусливым?

Действия Кристины не прошли даром: эксперимент, который вышел из-под контроля и начал причинять больше вреда, чем мы думали в его начале, был закончен. Она не считает себя героиней, потому что просто выразила свое личное отношение и убеждения, которые помогли мне, научному руководителю эксперимента, согласиться с ней и сделать то, чего она хотела добиться. Чтобы остановить вышедший из-под контроля эксперимент, ей не пришлось бить тревогу, обращаясь в более высокие инстанции.

Давайте сравним ее действия с поступками двух потенциальных героев этого исследования — заключенного Клея-416 и Сержанта. Оба они открыто бросили вызов охранникам и серьезно пострадали за это. Голодовка Клея и его отказ съесть сосиски подорвали тотальную власть охранников и могли бы сплотить его товарищей в борьбе за свои права. Этого не случилось. Отказ Сержанта произносить ругательства, несмотря на издевательства охранника Джона Уэйна, другие заключенные тоже могли воспринять как героический вызов и вместе противостоять злоупотреблениям, но и этого не случилось. Почему? И тот, и другой действовали в одиночку, не рассказав о своих убеждениях или намерениях другим заключенным, не заручившись их поддержкой и согласием. Поэтому охранники просто объявили их «нарушителями спокойствия» и возложили на них ответственность за страдания остальных заключенных (хотя истинной причиной этих страданий были действия самих охранников). Действия Клея и Сержанта можно было считать героическими, но их самих нельзя назвать героями, потому что они так и не попытались изменить систему, заручившись поддержкой других «диссидентов».

Их пример указывает на другой аспект героизма. Героизм и статус героя всегда существуют в социальном контексте. Звание героя присваивают человеку другие люди, а не он сам. Чтобы поступок считался героическим, а человек — героем, необходимо социальное согласие. Но подождите! Ведь палестинского террориста-смертника, погибшего и унесшего с собой жизни невинных мирных жителей Израиля, в Палестине считают героем, а в Израиле — исчадием ада. Точно так же его могут признать героическим борцом за свободу или трусливым приспешником терроризма, в зависимости от того, кто делает эту оценку[497].

Это означает, что определения героизма всегда зависят от культуры и от времени. По сей день артисты-кукольники дают представления об Александре Македонском перед детьми в отдаленных турецких деревнях. Там, где находились его командные пункты и где его солдаты вступали в брак с деревенскими девушками, Александр считается великим героем. А в тех городах, которые он покорил в своей неустанной жажде править миром, Александра изображают великим злодеем — хотя после его смерти прошло больше тысячи лет[498].

Более того, чтобы войти в историю, в любой культуре действия героя должны быть засвидетельствованы и сохранены для потомков. Это делают те, кто умеет писать и обладает полномочиями записывать историю или передавать ее в устной традиции. У бедных, отсталых, колонизированных, неграмотных народов обычно почти нет общепризнанных героев — просто потому, что не осталось доказательств их свершений.

Определения героя и героизма

Науки о поведении никогда не изучали героизм систематически[499]. Намного лучше герои и героизм исследованы в литературе, искусстве, мифологии и кино. Есть множество научных данных о темных сторонах человеческой природы: убийствах и самоубийствах, уровне преступности, количестве заключенных, уровне бедности и количестве случаев шизофрении в данной популяции. Но количественные данные о положительной деятельности человека найти нелегко. Мы не ведем учета того, сколько актов милосердия, доброты или сострадания происходит в обществе в течение года. Мы очень редко узнаем о геройских поступках; и такая кажущаяся редкость заставляет нас думать, что героизм — редкое явление, а герои — какие-то исключительные люди. Тем не менее недавно вновь стали обращать больше внимания на то, как важно пробуждать лучшие свойства человеческой природы. Это привело к новым исследованиям и к эмпирической строгости движения «позитивной психологии». Под руководством психолога Мартина Селигмана и его коллег это движение стремится изменить традиционную парадигму — в отличие от традиционной психологии, сосредоточенной на негативных проявлениях человеческой природы, оно посвящено ее позитивным сторонам[500].

Общепринятая концепция героизма учитывает прежде всего физический риск, но при этом не уделяет должного внимания другим аспектам героических поступков — например, благородству цели, отсутствию насильственных действий и личным жертвам, на которые идет герой. На основании анализа человеческих добродетелей последователи «позитивной психологии» создали набор из шести основных категорий добродетельного поведения, которые признаются почти во всех культурах. Вот эти категории: мудрость и знания, храбрость, человечность, справедливость, умеренность и трансценденция. Храбрость, справедливость и трансценденция — основные аспекты героизма. Трансценденция подразумевает убеждения и действия, превосходящие границы личности.

Героизм возвращает нас к лучшим качествам человеческой природы. Всем нам нравятся героические истории — ведь они напоминают о том, что человек способен сопротивляться злу, противостоять искушениям, подняться над посредственностью, услышать призыв к действию и последовать ему, когда другие ничего не могут сделать.

Многие современные словари описывают героизм как «доблесть» или «смелость». Это синонимы храбрости, а храбрость снова возвращает нас к героическому. Однако раньше авторы словарей добросовестно старались разбить это понятие на составляющие, предлагая тонкие различия между словами, которыми обычно описывают геройские поступки. Например, в полном толковом словаре английского языка Вебстера (Webster’s Revised Unabridged Dictionary) 1913 года издания героизм связан с храбростью, смелостью, силой духа, стойкостью, отвагой и доблестью[501].

Герои войны

Почти во всех исторических примерах героизма подчеркивается смелость, включающая в себя храбрость, отвагу и риск получить серьезные ранения или погибнуть. По мнению психологов Элис Игли и Селвина Беккера, чаще героем считают того, в чьей жизни смелость сочетается с благородством цели, а не того, кто проявляет только смелость[502]. Идея благородства в героизме часто не может быть выражена словами и неуловима. Обычно готовность рисковать жизнью и здоровьем или идти на личные жертвы заметить гораздо легче. Идеал героя войны всегда служил темой множества историй, от древних эпосов до современной журналистики.

Архетипом героя войны часто считается Ахиллес, командовавший греческими войсками во время Троянской войны[503]. Действия Ахиллеса были основаны на приверженности военному кодексу, в соответствии с которым они считались доблестными. Его действия были героическими, но его главным побуждением было стремление к славе и известности, которые навсегда сделают его бессмертным в памяти людей.

Историк Люси Хьюз-Халлет утверждает, что «герой может пожертвовать собой ради того, чтобы другие могли жить или чтобы самому навсегда остаться в памяти других… Ахиллес отдаст все, даже жизнь, чтобы доказать свою неповторимость и тем самым наполнить свою жизнь смыслом и избежать забвения»[504]. Желание рискнуть своим физическим бытием в обмен на память и признание следующих поколений может показаться пережитком другой эры, но и сегодня достойно серьезного рассмотрения в оценке современного героического поведения.

Такое традиционное представление о герое также предполагает, что в героях есть нечто особенное. Хьюз-Халлет пишет: «Есть люди, — писал Аристотель, — столь богоподобные, столь исключительные, что они естественным образом, по праву своей выдающейся одаренности, превосходят любые моральные суждения или законы: „Нет такого закона, который бы подчинял себе людей такого калибра: они сами и есть закон“». На этой концепции Аристотеля основано следующее определение героизма: «Героизм — выражение величественного духа. Он связан со смелостью, целостностью и презрением к ограничивающим компромиссам, посредством которых трусливое большинство управляет своей жизнью — качества, которые все мы признаем благородными… [Герои] способны совершить нечто важное — победить врага, спасти народ, сохранить политическую систему, завершить путь — что не удавалось совершить никому другому (курсив мой. — Ф. 3.)[505]».

Гражданские герои

Если Ахиллес — архетип героя войны, то Сократ занимает то же место среди гражданских героев. Его учение было так опасно для афинских правителей, что он стал жертвой государственной цензуры, а в итоге был осужден и приговорен к смерти за то, что отказался отречься от своих взглядов. Если сравнить военный героизм Ахиллеса с гражданским героизмом Сократа, становится ясно, что, хотя геройские поступки обычно совершаются ради других людей или фундаментальных нравственных принципов общества, герой часто находится в эпицентре действия конструктивных и деструктивных сил. Л. Хьюз-Халлет считает, что «крылья возможности покрыты перьями смерти». По ее мнению, герои подвергают себя смертельной опасности, чтобы добиться бессмертия. И Ахиллес, и Сократ — яркие примеры героизма, они идут на смерть ради тех норм поведения, в соответствии с которыми решили жить, хотя эти нормы очень разные.

Выбор Сократа, решившего умереть ради своих идеалов, служит вечным напоминанием о силе гражданского героизма. Легенда гласит, что в час смерти Сократ вызвал к жизни образ Ахиллеса, отстаивая свое решение умереть, но не подчиниться тем, кто пытался заставить замолчать его голос в борьбе с деспотизмом.

Вот еще один героический поступок: «неизвестный мятежник» противостоял 17 танкам, брошенным на площадь Тяньаньмэнь, чтобы разогнать митинг свободы во время демократического восстания в Пекине 5 июня 1989 г. Этот юноша остановил почти на 30 минут смертельное наступление танковой колонны, а потом залез на передний танк — говорят, он стал кричать танкисту: «Что вы здесь делаете? Вы принесли хаос в этот город. Возвращайтесь назад, развернитесь и прекратите убивать людей». «Человек-танк» мгновенно стал международным символом сопротивления; он с честью прошел окончательное испытание личной храбрости и навсегда увековечил гордый образ человека, в одиночку бросающего вызов военной мощи. Фотография этого человека облетела весь мир и сделала его универсальным героем. Точно неизвестно, что с ним случилось после этого героического поступка. Сообщали, что он был брошен в тюрьму, казнен и даже что ему удалось спастись. Но что бы с ним ни случилось, его статус гражданского героя был признан всеми. Журнал Time в апреле 1998 г. включил «человека-танка» в список 100 самых влиятельных людей двадцатого века.

Мирные граждане, которые совершают героические поступки и идут на серьезный риск, отличаются от солдат или сотрудников спасательных служб, рискующих жизнью постоянно, потому что они профессионалы, выполняющие свои обязанности и следующие определенным нормам поведения, к тому же прошедшие соответствующее обучение. Поэтому для людей, связанных долгом, и для тех, кто долгом не связан, понятие героизма, связанного с физическим риском, может быть разным. Но сами поступки и возможные жертвы, которых они могут потребовать, очень похожи.

Героизм, связанный с физическим риском и с социальным риском

В одном из определений героизма, предложенном психологами, определяющим качеством героизма считается физический риск. Для С. Беккера и Э. Игли герои — это «люди, которые решили пойти на риск ради одного или нескольких людей, несмотря на возможность погибнуть или нанести серьезный вред своему здоровью»[506]. Авторы признают и другие мотивы героизма, например, верность своим принципам, но они остаются практически неисследованными. Странно, что психологи так узко рассматривают героизм и не уделяют внимания другим формам риска, которые могут быть связаны с героизмом: например, риск для карьеры, риск оказаться в тюрьме или риск потерять социальный статус.

Кроме того, разные концепции героизма в той или иной степени учитывают идеи храбрости, справедливости и трансценденции — элементы классификации добродетелей и достоинств Селигмана. Например, добродетель смелости основана на четырех достоинствах характера. Это верность, храбрость (она похожа на отвагу), стойкость (аналог силы духа) и активность. Справедливость считается еще одной добродетелью. Проявления этой добродетели — беспристрастность, лидерство и способность работать в команде. На практике понятие «служить благородному делу или идеалу» часто сводится к вопросу справедливости, например, к отмене рабства. Наконец, трансценденция — еще одна добродетель, связанная с героизмом. Это сила, связывающая нас со всей вселенной, придавая смысл нашим действиям и нашему существованию. В литературе, посвященной героизму, нет ясных определений понятия трансценденции. Но его можно связать с определением силы духа в героическом поведении, приведенном в словаре Вебстера 1913 года издания. Трансценденция позволяет человеку, совершающему геройский поступок, не думать о том, что в результате он может пострадать. Чтобы стать героем, человек должен подняться над риском и опасностями, которые всегда связаны с героизмом. Для этого ему нужно или изменить свое восприятие природы риска, или снизить его значимость, в соответствии с ценностями высшего порядка.

Новая классификация героизма

Размышления о героическом поведении в связи со Стэнфордским тюремным экспериментом подтолкнули меня к более глубоким исследованиям этой интригующей темы, которые я вел в беседах с моим коллегой, психологом Зено Франко. Сначала мы расширили концепцию героического риска, затем расширили традиционные определения героизма, и, наконец, создали новую классификацию героизма. Нам казалось очевидным, что риск или личные жертвы не обязательно связаны с непосредственной угрозой жизни или здоровью. Компонентом риска в героизме может быть любая серьезная угроза для качества жизни. Например, героизм может включать в себя упорство и настойчивость перед лицом очевидной длительной угрозы здоровью или серьезных финансовых последствий; потерю социального или экономического статуса или гонения. Такая точка зрения значительно расширяет определение героизма. Поэтому мы решили, что нужно исключить некоторые формы героизма, который на самом деле является не героизмом, а псевдогероизмом.

Не все диссиденты, воины или святые становятся героями. Герой должен проявить осознанное благородство и при этом идти на личные жертвы. Иногда людей считают героями, хотя они не заслужили этого. Они становятся героями, потому что государство или какие-то организации преследуют некие собственные цели. Такие «псевдогерои» — порождения СМИ, выполняющих заказ влиятельных системных сил[507].

За свой поступок герой получает самые разные награды. Но если он ожидал получить какую-то выгоду за свой поступок, то должен быть лишен героического статуса. Если же та или иная выгода является дополнительным результатом поступка, если она неожиданная и ненамеренная, поступок считается героическим. Ведь героический поступок не эгоцентричен, а социоцентричен.

Можно сказать, что героизм имеет четыре основных особенности: а) героический поступок должен быть совершен добровольно; б) он должен быть связан с риском или потенциальными личными жертвами, например, с угрозой гибели, краткосрочной или долгосрочной угрозой здоровью или серьезного ухудшения качества жизни; в) он должен быть совершен ради кого-то другого, будь то один или несколько человек или общество в целом; и г) поступок не должен быть связан с ожиданием побочной, посторонней выгоды.

Героизм ради благородной идеи обычно не столь драматичен, как героизм, связанный с физическим риском. Но героический поступок, связанный с физическим риском, часто становится результатом мгновенного решения, принятого в момент действия. Далее, героизм, связанный с физическим риском, обычно предполагает возможность, но не стопроцентную вероятность, серьезной травмы или смерти. При этом человек, совершающий поступок, часто сразу же исчезает со сцены. С другой стороны, можно утверждать, что некоторые формы гражданского героизма — так сказать, более героические, чем героизм, связанный с физическим риском. Такие люди, как Нельсон Мандела, Мартин Лютер Кинг и доктор Альберт Швейцер, намеренно и сознательно подвергали себя испытаниям героической гражданской деятельностью — день за днем, на протяжении почти всей своей жизни. В этом смысле риск при геройском поступке, связанном с физической опасностью, можно назвать опасностью, а риск, связанный с гражданским героизмом, — жертвой.

Личные жертвы влекут за собой последствия, не ограниченные во времени. Как правило, у гражданских героев есть возможность тщательно продумать свои действия и взвесить последствия своих решений. Каждый из них может отступить от идеалов, которые защищал, потому что цена его поступка слишком высока, но все же они этого не делают. Каждый из этих людей рисковал своими жизненными благами в разной степени. Их деятельность влекла за собой серьезные последствия: арест, тюремное заключение, пытки, опасность для жизни членов семьи и даже убийство.

Можно сказать, что защита самых высоких гражданских идеалов перед лицом опасности является основной концепцией героизма. Пойти на физический риск — всего лишь одно средство встретить опасность, с которой можно столкнуться, совершая героический поступок. Согласно словарю, героизм — «это презрение к опасности не по незнанию или легкомыслию, но вследствие благородной преданности какой-то высшей цели (курсив мой. — Ф. З.), и обоснованная уверенность в способности встретить опасность в духе такой цели». Опасность может представлять прямую угрозу для жизни, либо эта угроза может быть косвенной. Взгляните на одно из заявлений Нельсона Манделы, сделанное в начале двадцатисемилетнего тюремного заключения, к которому он был приговорен за то, что выступил против тирании апартеида:

«Всю свою жизнь я посвятил борьбе африканских народов. Я боролся против власти белых, и я боролся против власти черных. Я лелеял идеал демократического и свободного общества, в котором все люди сосуществуют в гармонии и имеют равные возможности. Это — идеал, ради которого я надеюсь жить и которого надеюсь достичь. Но если будет нужно, ради этого идеала я готов умереть»[508].

На основании такого более гибкого определения героизма мы с Зено Франко создали рабочий вариант классификации с 12 подкатегориями героизма: двумя подкатегориями военного героизма и героизма, связанного с физическим риском, и десятью подкатегориями гражданского героизма, связанного с социальным риском. Кроме того, в классификации указаны отличительные особенности каждого из 12 типов героизма и связанных с ним форм риска, и приведено по несколько примеров, взятых из исторических и современных источников.

Мы создали эту классификацию априори, на основании обзоров литературы и дискуссий. Она не имеет эмпирических оснований и не является полной и окончательной. Скорее, это рабочая модель, которую можно исправлять с помощью новых данных, а также идей и предложений читателей. Очевидно, все наши подкатегории, определения, риски и примеры в значительной степени обусловлены нашей культурой и нашим временем. В целом они отражают точку зрения взрослых представителей среднего класса европейско-американского происхождения. Другие точки зрения, конечно, могли бы расширить и обогатить ее.

Примеры героизма

Я бы хотел облечь плотью наш скелет героизма, вдохнуть жизнь в эту концепцию и привести примеры разных типов героизма. Я приведу здесь десять примеров, которые представляют для нас особый интерес. С некоторыми из этих людей я знаком лично. И если уж мы утверждаем, что героев создает ситуация, то можем использовать некоторые основные ситуационные маркеры, чтобы объединить некоторых из этих героев в группы — героев борьбы с апартеидом, борьбы с коммунизмом, войн во Вьетнаме и в Ираке, а также героев и мучеников, погибших в массовом самоубийстве в Джонстауне.

Герои борьбы с апартеидом

В авангарде борьбы за свободу и человеческое достоинство находятся герои особого типа. Они готовы отдать жизнь борьбе против притеснений системы. Мохандас Ганди и Нельсон Мандела выбрали героический путь, который привел, при их активном участии, к уничтожению двух систем апартеида. В 1919 г. Ганди начал кампанию пассивного сопротивления британскому господству в Индии. Он был заключен в тюрьму на два года. Затем более 20 лет он боролся за освобождение Индии, за равное отношение к представителям разных индуистских каст и за религиозную терпимость. Вторая мировая война на время отложила самоопределение Индии, но в 1948 г. страна, наконец, отпраздновала независимость от Великобритании. Вскоре Ганди был убит, но он стал примером несгибаемого непротивления злу насилием[509].

В Южной Африке в 1948 г. возникла официальная, узаконенная система апартеида, которая оставалась в силе вплоть до 1994 г. Она фактически порабощала коренное черное население. В 1962 г. Нельсона Манделу судили за подстрекательство к забастовкам и протестам, а также по другим обвинениям. Следующие 27 лет он провел в печально известной тюрьме на острове Роббен. Во время заключения Мандела и другие политические заключенные стали использовать саму тюремную систему, чтобы создать и реальную, и символическую ситуацию сопротивления. Она послужила толчком для того, чтобы народ Южной Африки и весь мир положили конец системе апартеида. Мандела сумел изменить самооценку нескольких поколений заключенных, заставив их понять, что они — политические заключенные, совершившие достойные поступки во имя правого дела. Тем самым он помог трансформировать отношение и убеждения многих охранников и бросить вызов всей тюремной системе[510].

Герой борьбы с коммунизмом

В Восточной Европе ежедневная жестокость коммунистического режима вызвала к жизни еще один тип героизма. Его пример — Вацлав Гавел. Он занимает выдающееся положение в том смысле, в каком это применимо к далай-ламе. В то же время это совершенно обычный человек, бывший рабочий сцены и писатель. Однако именно он стал архитектором «бархатной революции», в 1989 г. свергнувшей коммунистический режим в Чехословакии. Прежде чем убедить правительство, что тоталитарный коммунизм губителен для всей Чехословакии, Гавел неоднократно оказывался в тюрьме и провел в заключении в общей сложности почти пять лет. Он был одним из инициаторов подписания «Хартии 77» и идейным вдохновителем чехословацкого движения за права человека, в которое входили интеллектуалы, студенты и рабочие. Горячий сторонник непротивления злу насилием, Гавел сформулировал концепцию «посттоталитаризма», которая помогла его соотечественникам поверить, что они в силах изменить репрессивный режим, который сами ненамеренно поддерживают, пассивно подчиняясь его власти. В письмах из тюрьмы жене и в своих выступлениях Гавел говорил о том, что первый шаг для свержения неприемлемого социального и политического порядка должен заключаться в том, чтобы граждане сами поняли, что они привыкли жить во лжи. 29 декабря 1989 г. Федеральное Собрание ЧССР избрало Гавела президентом.

2 февраля 1993 г. этот скромный, застенчивый человек стал первым президентом независимой Чехии. В последнее время он как известный политический деятель и гражданин выступал против политической несправедливости и активно действовал ради мира во всем мире[511].

Герои войны во Вьетнаме

Два очень разных типа военного героизма в чрезвычайно жестких условиях мы видим в действиях Джеймса Стокдейла и Хью Томпсона. Стокдейл, мой бывший коллега из Стэнфорда, затем работавший в Гуверовском институте (он был приглашенным преподавателем моего учебного курса об управлении сознанием), получил звание вице-адмирала. Он умер в 2005 г., в возрасте 81 года. Многие считают его одним из самых ярких примеров военного героизма XX века — более семи лет он провел в плену и за это время неоднократно переносил чрезвычайно жестокие пытки, но так и не выдал своим мучителям-вьетконговцам никакой важной информации. Выжить ему помогало философское образование: в плену он следовал учению философов-стоиков. Стоицизм Стокдейла помог ему психологически дистанцироваться от пыток и боли, которыми он не мог управлять, и сосредоточиться на том, чем мог управлять в той ужасной тюрьме. Он создал особый кодекс поведения для себя и для других заключенных. Чтобы выжить в столь ужасных условиях, нельзя допустить, чтобы враг сломил волю героя: именно так вел себя Эпиктет, когда его пытали римские власти[512].

Хью Томпсон прославился, проявив чрезвычайную смелость в смертельном бою — в бою против своих собственных солдат! Одним из самых ужасных событий в истории американской армии стала резня во вьетнамской деревне Милай (Сонгми) 16 марта 1968 г. Американские солдаты под командованием офицеров из роты «Чарли» — капитана Эрнеста Медины и лейтенанта Уильяма Калли — окружили и убили 504 вьетнамских мирных граждан[513]. Разозленное неудачами, вызванными партизанскими засадами и минами-ловушками, командование американских войск приказало уничтожить «Пинквилль», (кодовое название этой деревни, ставшей «резиденцией» коммунистических бригад Вьетконга). Не обнаружив в деревне вражеских бойцов, солдаты собрали всех ее жителей — мужчин, женщин, стариков, детей и младенцев и открыли по ним автоматный огонь (некоторых они сожгли заживо, а многих женщин изнасиловали и даже скальпировали).

Во время этой резни вертолет, которым управлял уорент-офицер Хью Томпсон, находился в воздухе, обеспечивая прикрытие. Томпсон посадил вертолет, чтобы помочь группе вьетнамских мирных граждан, которые, казалось, еще были живы. Когда Томпсон и два члена его экипажа вернулись к своему вертолету, подав несколько дымовых сигналов, они увидели, что капитан Медина и другие солдаты стреляют в раненных вьетнамцев. Томпсон поднял вертолет над деревней Милай (Сонгми), где солдаты как раз собирались взорвать хижину, полную раненых. Томпсон приказал остановить резню и стал угрожать, что откроет огонь из тяжелых орудий вертолета, если кто-то из солдат или офицеров не выполнит его приказ.

Командующие офицеры были старше по званию, чем Томпсон, но он не позволил званиям встать выше этики. Он приказал вывести мирных жителей из хижины, но лейтенант стал возражать, утверждая что солдат могут забросать гранатами. Но Томпсон не собирался отступать и ответил: «Я могу сделать это гораздо успешнее. Придержите своих людей. Вы у меня под прицелом». Затем он вызвал еще два вертолета, чтобы эвакуировать одиннадцать раненных вьетнамцев. Его вертолет вернулся, чтобы спасти ребенка, который, как он заметил, продолжал цепляться за убитую мать. Только после того, как Томпсон доложил о резне вышестоящим офицерам, был отдан приказ о прекращении огня[514].

В результате таких неслыханных действий, о которых много говорили в СМИ, Томпсон стал персоной нон грата среди военных. В наказание его неоднократно посылали на самые опасные задания. Пять раз его вертолет был сбит, он получил перелом позвоночника и всю жизнь страдал от психологических последствий травм, полученных во время той ужасной войны. Прошло 30 лет, прежде чем армия признала его поступки и поступки его товарищей, Глена Андреотты и Лоуренса Колберна, геройскими. Все они были награждены Солдатской медалью, высшей наградой армии за храбрость, не связанную с непосредственными боевыми действиями. Хью Томпсон умер в январе 2006 г. (Удивительно, но в некоторых кругах лейтенанта Калли тоже считали героем; в 1971 г. песня в его честь даже вошла в хит-парад Тор 40 журнала Billboard[515].)

Герои, начавшие бить тревогу во время войны в Ираке

Менее драматичные формы героизма мы наблюдаем, когда человек бросает вызов системе, сообщая ей новости, которых она не хочет знать, — в данном случае, о соучастии офицеров и рядовых военнослужащих в плохом обращении с мирными гражданами. Среди таких героев — Джо Дарби, резервист, героические действия которого помогли прекратить злоупотребления и пытки в Абу-Грейб.

Сейчас мы очень хорошо знаем, в какой атмосфере совершались злоупотребления, обрушившиеся на заключенных «защищенного комплекса» Абу-Грейб, блок 1А, со стороны военных полицейских и других военных, занимавшихся сбором разведданных. Когда ужасные снимки пыток, оскорблений и насилия наконец заставили военное руководство обратить внимание на сложившуюся ситуацию, всему этому был положен конец. Весь этот ужас остановил самый обычный молодой человек, совершивший необычный поступок. То, что он сделал, говорили мне многие военные, потребовало от Дарби большого личного мужества, потому что этот парень был всего лишь скромным резервистом. Тем не менее он не побоялся доложить командованию о том, что под его началом происходит нечто ужасное.

Впервые Дарби увидел фотографии на компакт-диске, который дал ему его приятель Чарльз Гренер. Сначала они показались ему довольно забавными. «По-моему, пирамида из голых иракцев, когда видишь ее в первый раз, выглядит очень смешной… Когда она возникла на экране, я рассмеялся», — вспоминает Дарби в недавнем интервью[516]. Но затем он увидел другие снимки — откровенно сексуальные, запечатлевшие избиения и так далее, — и его настроение изменилось. «Мне все это показалось неправильным. Я не мог выбросить это из головы. Дня через три я принял решение доложить об этих фотографиях». Для Дарби это было трудное решение, потому что он полностью осознавал, перед каким моральным конфликтом он оказался. «Поймите: я не хотел предавать товарищей… Но для меня это было слишком. Мне надо было выбирать между тем, что я считал правильным с нравственной точки зрения, и верностью к другим солдатам. И то и другое одновременно было невозможно»[517].

Дарби боялся мести его товарищей, если бы они узнали, кто передал военному следователю диск с фотографиями[518]. Он сделал копию компакт-диска с фотографиями, написал анонимное письмо, положил их в обычный конверт и вручил его агенту Криминального следственного отдела. Он просто сказал, что кто-то оставил конверт в его рабочем помещении. Вскоре после этого специальный агент Тайлер Пьерон допросил Дарби, и тот признал: «Да, это я положил эти снимки в конверт». Затем он дал показания под присягой. Все это сохранялось в тайне до тех пор, пока министр обороны Дональд Рамсфельд неожиданно не «выдал» Дарби в 2004 г., во время слушаний в конгрессе, посвященных злоупотреблениям. В этот момент Дарби обедал вместе с сотней других солдат в общей столовой. Его быстро увели, и несколько следующих лет он провел под охраной. «Но я ни разу об этом не пожалел, — недавно сказал Дарби. — Прежде чем доложить о фотографиях, я принял обдуманное решение. Я знал, что если люди узнают, что это был я, мне несдобровать».

Обнародование снимков привело к нескольким официальным расследованиям злоупотреблений, не только в Абу-Грейб, но и на всех других военных объектах, где содержались задержанные. Поступок Дарби остановил пытки и злоупотребления и привел к существенным изменениям в управлении тюрьмой Абу-Грейб[519]. При моем содействии в 2004 г. Дарби получил благодарность президента Американской психологической ассоциации. Он не смог лично принять эту почетную награду: из-за постоянных угроз в адрес его семьи ему, его жене и матери пришлось почти три года оставаться под усиленной охраной. Наконец, в 2005 г. Дарби был признан героем нации и удостоен почетной награды «Профили мужества»[520]. Вручая ему эту награду, Кэролайн Кеннеди, президент Фонда президентской библиотеки Джона Кеннеди, сказала: «Люди, которые готовы пойти на личный риск ради интересов нации и ценностей американской демократии, должны быть признаны и отмечены всеми органами власти. Наша страна в долгу перед специалистом армии США Джозефом Дарби, чьи действия поддержали принцип верховенства права, которому предана наша страна».

Герои Джонстауна

Дебби Лейтон и Ричард Кларк остались в живых, тогда как другие 913 американских граждан погибли в результате массовых самоубийств и убийств, которые произошли в поселении Джонстаун в Гайане 18 ноября 1978 г. Дебби Лейтон выросла в относительно богатой семье в Окленде, Калифорния. Ее родители были белыми, представителями среднего класса. А Ричард, перед тем как приехать в Сан-Франциско, жил в скромном афроамериканском пригороде в Миссисипи. После ужасов Джонстауна они оба приехали в Залив и стали моими друзьями. Их можно назвать героями разного типа. Дебби начала бить тревогу, а Ричард стал «добрым самаритянином».

Дебби присоединилась к конгрегации Храма народов преподобного Джима Джонса в 18 лет. Она много лет оставалась его верной последовательницей, и даже стала финансовым секретарем Храма. Ей даже доверяли переводить миллионы долларов из Джонстауна на секретные банковские счета в Швейцарии. Ее мать и брат Ларри тоже были прихожанами Храма. Но со временем она поняла, что Джонстаун больше похож на концентрационный лагерь, чем на обещанную утопию, где будут царить межрасовая гармония и слияние с природой. Почти тысяче преданных верующих приходилось заниматься каторжным трудом, они голодали, подвергались физическому и сексуальному насилию. Их караулили вооруженные охранники, повсюду были шпионы и доносчики. Джонс даже вынудил свою паству практиковать регулярные «тренировки» самоубийства. Они назывались «Белые ночи» и очень пугали Дебби. Однажды она поняла, что он действительно готовит свою паству к массовому самоубийству.

Это было очень опасно, но она решила сбежать из Джонстауна и рассказать о безумной власти Джонса родственникам и представителям правительства. Она не предупредила о своем бегстве даже больную мать — из опасения, что эмоциональная реакция матери привлечет внимание Джонса. После сложных приготовлений Дебби действительно сбежала и сразу же сделала все возможное, чтобы информировать власти об ужасающей ситуации в Джонстауне и предупредить их о готовящейся трагедии, которую она считала неизбежной.

В июне 1978 г. она дала показания под присягой американскому правительству, предупреждая о возможности массового самоубийства. 37 подробных пунктов ее показаний начинались так: «Угроза и возможность массового самоубийства членов Храма народов. Я, Дебора Лейтон Блейки, заявляю следующее, под угрозой ответственности за лжесвидетельство: цель этих показаний под присягой состоит в том, чтобы привлечь внимание правительства Соединенных Штатов к ситуации, которая угрожает жизни граждан Соединенных Штатов, проживающих в Джонстауне, Гайана».

Шесть месяцев спустя предсказание этой Кассандры сбылось с устрашающей точностью. К сожалению, государственные чиновники скептически отнеслась к ее просьбам о помощи. Они не могли поверить в правдивость ее невероятного рассказа. Однако некоторые заинтересованные родственники поверили ей и убедили конгрессмена из Калифорнии Лео Райана заняться расследованием. В поездке в Гайану Райана сопровождали журналисты, оператор и некоторые родственники. У обманутого конгрессмена сложилось весьма позитивное представление об «идеальных» условиях жизни в коммуне. Когда он собирался возвращаться, несколько семей решили воспользоваться защитой Райана и уехать вместе с ним. Но было поздно. Джонс, ставший к тому времени настоящим параноиком, подумал, что беглецы расскажут правду о Джонстауне. Он приказал убить конгрессмена и некоторых его сопровождающих, а затем призвал своих последователей выпить яд. Его печально известную последнюю речь мы обсуждали в главе 12; ее полный текст можно найти на сайте, посвященном Джонстауну[521].

Дебби Лейтон написала красноречивый отчет о том, как она сама и многие другие люди оказались в ловушке, поддавшись убедительным речам этого дьявольского проповедника. Превращение Джима Джонса из добродетельного священника в ангела смерти, подобное трансформации Люцифера, во всех шокирующих подробностях описано в ее книге «Обольстительный яд»[522]. Я уже говорил, что существуют явные параллели между тактикой управления сознанием, которую использовал Джонс, и методами, описанными в классическом романе «1984» Джорджа Оруэлла. Это наводит на мысль, что Джонстаун был полевым экспериментом в сфере самых крайних методов управления сознанием — возможно, даже при поддержке ЦРУ[523].

Ричард Кларк был простым, земным парнем, неразговорчивым, но очень наблюдательным. По его словам, он почувствовал что-то странное, как только приехал в Джонстаун. В земле обетованной никто не улыбался. Все в этом воображаемом раю изобилия были голодными. Люди говорили шепотом и никогда не смеялись. Работа не только была важнее игры — на игры просто не оставалось времени. Голос Джонса звучал с утра до ночи — он постоянно произносил речи, или они транслировались в записи. Мужчины и женщины жили в отдельных бараках, и секс, даже между супругами, был разрешен только с ведома Джонса. Уехать было невозможно, потому что люди оказались посреди джунглей в чужой стране, за тысячи километров от дома.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.