ИСПОВЕДЬ ГИПНОТИЗЕРА Глава четвертая, с отступлениями и вкраплениями.

ИСПОВЕДЬ ГИПНОТИЗЕРА

Глава четвертая, с отступлениями и вкраплениями.

НАШИ НАЧАЛА ТАК ДАЛЕКИ

Никакой я не гипнотизер. То есть, конечно, гипнотизер в том смысле, что владею гипнозом и занимаюсь им. Лечу кое-кого, получается, правда, не всегда так, как хотелось бы. Но если меня представить как профессионального гипнотизера, я оскорблюсь или, может быть, сделаю вид, что оскорблен, как и любой мой коллега-психотерапевт. Что я вам, эстрадник? Ни в коем случае, хоть и провожу иногда массовые сеансы.

Вспоминаю злой рассказ Аверченко и говорю, что гипноз для нас, психотерапевтов, только один из методов, далеко не всегда уместный и эффективный. Что здесь нет ничего сверхъестественного, все по науке. Но вот стыд какой, я чувствую при этом, что мне не очень хочется говорить всю правду, что какой-то частью своего существа, не очень высокой, я поддерживаю иллюзию, подыгрываю предрассудку. Надо, надо, и тем живем. Немножко магии, немножко волшебства.

И еще страннее и страшнее, быть может, то, что и тем, кто спрашивает: «А когда вы обнаружили у себя этот дар?» — этим восхищенным вовсе не хочется, пусть бессознательно, но не хочется получить ответ, что никакого дара-то нет, что все дело в психологической технике, а если есть дар, то он не таинственнее, чем музыкальный, и тайна гипноза не во мне, а в них: нет тайны гипноза, есть тайна внушаемости.

Многие соглашаются, но с каким-то разочарованием, другие просто не верят, полагая, что их успокаивают: понятно, все можно объяснить, но не все имеет объяснение… И, черт возьми, я хотел бы, чтобы это меня огорчало сильнее, чтобы мелкий бес шаманства умолк совершенно.

Зачем рубить сук, на котором сидишь? — нашептывает искуситель, враг совести, интеллекта. К чему это саморазвенчивание?

Явление держится на неведении и вере если не на 100, то по крайней мере на 50 процентов. Людям необходимо чудо, необходимо необъяснимое, понятное не уважается. Они не верят, что ты не маг, ну и не разочаровывай их, оставь при своем мнении. Они же твоя опора против вон тех, непробиваемых, которые обязательно сидят в каждой аудитории, которые, не веря своим глазам, считают тебя шарлатаном, а когда ты работаешь с сомнамбулами, кричат, что это подставные лица.

О тайнах сокровенных с невежами молчи и бисер знаний ценных пред ними не мечи. Работай, демонстрируй искусство, потрясай — это ведь так нужно, так мало осталось в жизни человечески чудесного, кругом одна техника да наука, а здесь живое, личное чудо… А самое главное — ежели чуда нет, то что делать пациенту? Подумай!

И потом, разве тебе самому так уж все ясно? Разве не ощущаешь ты на каждом сеансе дыхание тайны, даже целиком управляя ею? Разве всегда она дается тебе в руки?

Ты видишь, как внушения твои переходят в образы, действия, воспоминания, ты перевоплощаешь личность, но разве ты целиком отдаешь себе отчет в том, как это происходит? Разве ты сам не во власти подсознательных импульсов, когда, не понимая как, чувствуешь, что вот здесь и сейчас пойдет, а здесь не пойдет? Ты просто используешь имеющийся таинственный механизм.

А телепатоидные явления? Все, что есть в так называемой парапсихологии более или менее достоверного, гнездится вокруг гипноза… Помнишь пациентку, которая, находясь в гипнотическом сне, знала твои перемещения по корпусу клиники? Это было похоже на ясновидение…

Да, бес поет многое, но если он в чем-то прав, если тайна все-таки есть, то это прежде всего тайна общения.

КАК ГИПНОТИЗИРУЮТ ТЕЛЕВИЗОР

Так когда же я обнаружил у себя этот дар?

В биографии оккультной личности — гипнотизера ли, телепата ли — обязательно должно быть нечто роковое. Идет он по улице, заходит в магазин за кефиром и вдруг начинает читать мысли, одну за другой. И пошло… Или едет в трамвае без билета, и вдруг контролер. Он лезет в карман, достает пустую бумажку, подает контролеру, смотрит на него и говорит железным голосом: «Это мой билет». И тот ни звука. Идет себе дальше. (За сумасшедшего принимает.)

Было ли у меня что-нибудь подобное?

Ну конечно же.

Я ничего не знал о гипнозе, пока двоюродная сестра не сказала как-то, что у меня гипнотический взгляд. Так прямо и сказала. Я учился тогда, если не ошибаюсь, в пятом классе или в шестом. У меня была глупая привычка поднимать брови и шевелить ушами. В то время я любил забавляться с приятелями игрой в гляделки: уставимся друг на друга, и кто первый моргнет, тому щелчок по лбу.

Я не знал тогда, что эта игра — обезьяний атавизм, и обычно выигрывал, вероятно, потому, как теперь понимаю, что роговая оболочка глаз у меня хорошо увлажняется, не скоро пересыхает, и моргать приходится редко. Это наследственная особенность. Я и не замечал, что гляжу на человека, приподняв брови, расширив веки и не мигая. И вдруг оказалось, что это гипнотический взгляд.

Ну что ж, гипнотический так гипнотический. Попробуем употребить это в мелких корыстных целях У меня по английскому стоит «пара» за невыполнение задания, а сегодня я все знаю.

Б. А., как всегда, сосредоточенно хмурясь, устремляет глаза в журнал. А я на нее.

Напряженная тишина… Стоит только взглянуть одним взглядом на эти физиономии… или хотя бы прислушаться, в каких углах затаилось дыхание…

Но Б. А. водит глазами по журналу вверх и вниз бесконечно и прислушивается к своему внутреннему голосу. В руке у нее обкусанная синяя ручка. Ну же… ну же… меня!..

Так и есть!.. Я великий маг и волшебник!

Правда, очень скоро мне пришлось в этом усомниться. В другой раз, сколько я ни буравил Б. А. взглядом, ничего не вышло. А еще в следующий она вдруг подняла на меня глаза и сказала: «Прекрати или выйди из класса». Я прекратил. Но эта реакция снова подняла мою веру в себя, и на следующем уроке я таки добился, что меня выгнали. Я на время прервал эксперименты, но однажды на перемене сказал приятелю, что, между прочим, умею гипнотизировать.

— А это что такое? — спросил он.

— Ну это когда смотришь на училку, и она вызывает.

— А можешь сделать так, чтоб не вызвала?

— Это сложнее.

— Загипнотизируй Ворону, чтоб меня не спросила. Можешь сделать?

— Попробую. И я сделал.

Попадись я тогда настоящему гипнотизеру…

Объяснение, данное Яшке, вполне исчерпывало мое тогдашнее понимание сути явления («Гипноз… гипноз… гипноз… хвать тя за нос!»). Самым главным во всем был, конечно, мой примитивный магизм, эта глубокая, стихийная вера в чудо, прячущаяся у каждого до самой смерти, но в детстве особенно сильная — вера, что желания наши имеют силу действия, нужно только уметь очень захотеть, как-то напрячься, что-то такое сделать внутри — и все произойдет… все получится… Какая-то сумасшедшая, ни с чем не считающаяся внутренняя убежденность — так будет! А вдруг, вдруг…

Она движет молитвами и заклинаниями, питает самые тайные и безнадежные наши мечты, и она же, между прочим, прорывается в непроизвольных криках болельщиков у телевизора. Ведь сознайтесь, товарищ болельщик, когда ваша любимая команда проигрывает, а вы узнаете об этом только из газет, вы чувствуете себя виновным, и кажется, будь вы на стадионе или хотя бы у телевизора, все обернулось бы иначе. Вы внесли бы изменение в ход игры, вы загипнотизировали бы телевизор…

А если серьезно, то я и сейчас допускаю, что мой первый успех с Б. А. был настоящим эффектом внушения. Еще не гипноза, но уже внушения, косвенного по крайней мере. Ни я, ни она, разумеется, не отдавали себе отчета в его подлинном механизме.

ПРЕКРАТИТЕ, МЕССИР ВОЛАНД

— Как вы работали над взглядом? — допытывались студенты после того, как на одном из занятий я показал им эффектный гипноз истерички (взгляд в глаза, приказ «спать» — и все).

— Как работал? Да никак. Я ведь знаю, что он у меня гипнотический, — смеюсь, но кое-кто принимает всерьез.

А я и не очень смеюсь. Я ведь и правда знаю, что гипнотический. Только смотря для кого.

Было, было время, когда я, тренируясь, корчил перед зеркалом гипнотические гримасы. Потом стал опасаться утрировки (ведь без зеркала контроль мимики только по мышечному ощущению, при сознательном управлении ее легко преувеличить), а потом, слава богу, бросил эту ерунду. Глазной метод использую теперь только при специальных показаниях и без малейшего физического напряжения.

О таинствах взгляда у нас более подробный разговор в последней главе. Сейчас скажу лишь: абсолютная чепуха, что через глаза передаются какие-то волевые токи, флюиды, излучения и тому подобное. Но не чепуха, что при взглядах возникают такие ощущения.

Эти ощущения рождаются в наших мышцах, быть может, в сосудах. Они той же природы, что и те, которые возникают, скажем, при непроизвольном сжатии кулаков или при сильном сердцебиении — только более тонкие, капризные. Это микроощущения от микродвижений. А субъективное их толкование — другое дело, другой уровень.

Тот, кто влюблялся, должен знать эти токи. Они передаются не только через глаза. Самое большое чудо — их непреложная, безобманная связь с взаимностью. Если только это не психопатология, где начинаются самообманы.

В механике взора много неизученных, только чуть-чуть приоткрывшихся тонкостей, удивительных автоматизмов. Взор ведет себя довольно самостоятельно и любит хитрить. Большинство его движений бессознательно, особенно у кокетливых женщин. И когда мы, казалось бы, неподвижно смотрим в одну точку, глаза совершают вибрирующие микродвижения (у некоторых усиленные до видимых). Вполне вероятно, что мы и воспринимаем некоторые микродвижения, не отдавая себе в этом отчета: видим дрожь, взор наш как-то следует ей, резонирует, но до сознания это не доходит, рождая лишь ощущение.

Кроме того, есть магия линий, цветов и пятен. У бессознательного зрительного внимания есть свои законы. Специальный приборчик, графически прослеживающий путь взора, показал, что каждая картина имеет свой зрительный центр тяжести, фокус внимания, каждая предрасполагает взгляд к совершенно определенным маршрутам. Художники, конечно, давным-давно интуитивно это схватили, и хорошая картина — тот же гипнотизер.

Не имеет ли это значения и в самом гипнозе?

Рисунок лица, очертания бровей, глаз — может быть, это тоже как-то ловит взор? И еще движения…

Сколько видов сильного взора? Могучий мужской взлет бровей. Смоляная цыганская чернота. Орлиность. Серо-стальная непроницаемость. Пронзительная голубизна. Глубокий мерцающий взгляд старика из-под нависших бровей. Толстовский. Рембрандтовский. Наполеоновский — исподлобья.

Прекрасные громадные женские глаза, желтовато-карие, открыто горящие. Эта женщина может стать если не гипнотизером, то его ассистентом, маленькая, глаза на ножках.

А вот глаза небольшие, тусклые, зато с какой-то особой постановкой век, может быть, необычный угол схождения, — и вам трудно и смотреть в них и трудно отвести взор. Тяжелые, с нависшими, малоподвижными веками. Восточные, узкие, с совершенно загадочным выражением. А вот буравчики, прогрызающие вас насквозь…

Что в этом от биологии, что от социологии? Почему этот взгляд кажется мне пронизывающим: потому ли, что чисто физиологической своей автоматикой вызывает у меня дрожь, или от того, что такой взгляд считается пронизывающим, а теперь мне так и вправду кажется?

Пожалуй, мне несколько повезло в том смысле, что есть некоторое совпадение со стереотипом гипнотизера. Но у многих из тех, кто и не слыхивал о гипнозе, внешность гораздо эффектнее. А у многих сильнейших гипнотизеров — абсолютно ничего, полнейшая заурядность. Ну совершенно ничего особенного: ни демонизма, ни мрачной сосредоточенности, ни лихорадочной эксцентричности, ни тяжелого, давящего спокойствия… И безбров, и одутловат, и сер. Стереотип, достаточно неопределенный, готов быстро переиграть гриву на лысину, огромные глаза на заплывшие щелки. И может быть, как раз заурядность внешности в этих случаях оказывается своеобразным союзником, вводя элемент неожиданности. Как это: такой же, как мы, и гипнотизирует? Значит, что-то в нем есть. И правда, вон, кажется, что-то в складке над правым глазом… Флюид какой-то.

А стереотип гипнотизера имеет собственную запутанную историю. В него вливается и старинный предрассудок про черный глаз, который может сглазить (не люби черный глаз, черный глаз опасный), — а это идет от боязни черноглазых чужаков среди светлых народов, — и образ магнетической личности, созданный вековыми усилиями художников, «бурный гений» немецких романтиков, демонически-байронически-бледно-лохматый Калиостро, Свенгали, Воланд… Кино подбавило перцу: крупным планом страшные глазищи во всех ракурсах.

Среди различных приемов гипнотизации в руководствах скромно упоминается следующий: потребуйте от гипнотизируемого зафиксировать взгляд на вашем переносье; слегка расширьте глазные щели и, глядя прямо перед собою как бы вдаль, уверенным, категорическим тоном объявите ему, что сейчас он уснет…

Можно, чтобы смотрел и не на переносье, а, скажем, в один правый глаз, в зрачок. Если вы умеете произвольно суживать и расширять зрачки, это совсем здорово. Скажите ему, что сейчас он увидит, как пульсирует зрачок. Он тут же почувствует, как кванты гипнотической энергии прямо так и прыгают оттуда, из глаза, а уж токов ощутит видимо-невидимо.

Я не люблю глазной метод за его дешевую театральность и авторитарность, но пользоваться им все же, повторяю, приходится. На нем лучше всего идут дети и подростки обоего пола, женщины любого возраста, достаточно возбудимые, артистичные, истеричные, и некоторые мужчины, в основном не из числа тех, что блещут интеллектом. Риск связан только с трудностью предварительной оценки субъекта, а следовательно, при должном опыте весьма мал; борьбы же нет почти никакой: механизм внушаемости либо срабатывает, либо нет, идет или не идет — опять же в зависимости от правильности оценки.

Значение техники взгляда, в сущности, второстепенно. Метод хорош только быстротой, но и для быстроты он не обязателен. Смотреть в глаза пациенту долго, превращая свои глаза или нос в точку для фиксации на индивидуальном сеансе, глупо, устаешь, чуть ли не сам впадаешь в гипноз, а надо вкладывать максимум в лечебное внушение. Лучше, когда взгляд сам собой вводится косвенным подтекстом, а не лобовой атакой ва-банк, но можно вообще обойтись без него. Иногда же лучше его прятать как можно дальше.

Вспоминается один эпизод. Был в гостях. Начался разговор о гипнозе. Отмалчиваюсь, надоело. Кто-то длинно болтает. Перестав слушать, задумываюсь, смотрю куда-то сквозь кого-то. Потом не помню, какая-то обычная сумятица, собираюсь домой. Ко мне подходит средних лет женщина, очень хорошо мне знакомая.

— Зачем ты это делал?

— Что?

— Гипнотизировал.

— Кого?

— Меня.

— Когда?

— Когда вот здесь сидел, а я напротив.

— И не думал.

— Я же чувствовала.

— Что?

— Сначала ток, потом приказ встать, пойти на кухню.

— Да не было ничего, и вообще надоел мне гипноз!..

— Не делай так больше, ладно? Не стал переубеждать.

ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬ, ПЕРВЫЙ СЕАНС

Покончим поскорее с автобиографической частью. Школьный опыт был благополучно забыт и переведен в чулан подсознания, откуда и извлечен. Побуждения к занятию психиатрией имели иные источники. Психиатрия первоначально не связывалась с гипнозом.

Но вот на занятии студенческого психиатрического кружка знакомлюсь со своим ровесником Д. По курсу он даже младше, но уже классный психотерапевт (у меня подозрение, что он им просто родился). Высокий, прямой, длинношеий, шапка темных волос, очки, усики. Загадочно-интеллигентен, но ничего грозного, ничего демонического, давящего. Глаза, наоборот, очень застенчивые, я не знаю, какие у него глаза. Располагают потрясающе, но с дистанцией. Первое впечатление: почему так легко дышать? Как легко дышится в присутствии этого человека! Какое спокойствие, какое приятство! Но в себе и для себя. Дыши, но не прикасайся.

Он медлителен. На пять движений обычного человека приходится одно его, но никакого затруднения и задержки не чувствуется: в его медлительность погружаешься, как в перину, удивительно мягкая, пластичная медлительность. В последнее время Д. (не знаю, специально или непроизвольно) сильно обогатил свою темпоритмику, и его можно увидеть и стремительно-четким и перинообразным — смотря по обстоятельствам.

Он охотно показал мне гипноз. Его преподавательская жилка в сочетании с вполне простительным стремлением охмурить оказалась весьма кстати.

Звуконепроницаемый гипнотарий. Полутьма.

Сижу не дыша на краешке стула. Приводят больную; молодая женщина оживленно и складно говорит, что чувствует себя прекрасно, видно, что Д. обожает, и непохоже, что больна.

Он особенно не мешкает.

— Полежите немного. Тишина.

Пульс.

В вытянутую руку — ключ.

— Внимательно. Пристально. Смотрите на кончик ключа. Внимательно. Пристально…

И здесь начался странный фокус со временем. Время стало пульсировать. Я не мог понять, быстро оно течет или медленно, я пульсировал вместе с ним.

— …восемь… Теплые волны покоя… Туман в голове…

Это был гипнотический темпоритм, гипнотический тембр, роскошно сотканный голосом музыкальный рисунок сеанса. Слова могли быть о мазуте… Впрочем, нет, конечно, слова должны быть именно теми, какие произносил Д., но главное заключалось все-таки не в их конкретном значении. Теплые волны покоя вибрировали в его груди и горле, обволакивали мозг и тело, даже паузы между словами заполнялись этой вибрирующей массой. Изумительные модуляции, и никаких глаз.

— …десять… Рука падает…. Глубоко и спокойно спите…

Нет, спать мне не хотелось, я был просто в трансе, но всем существом чувствовал, как хорошо бы заснуть.

А пациентка уже вовсю похрапывает…

Вдруг Д. начинает с ней разговаривать:

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно… Хр… х-х-х…

— Прочтите стихотворение.

— «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том. И днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом…»

— Хорошо…

— Хрх… хр..

— Кто это вошел в комнату? (Никого, разумеется).

— …Мой брат.

— Поговорите с ним.

— Здравствуй, Женечка, что сегодня получил? (Д. толкает меня в бок, чтобы я ответил. Я мешкаю, глотаю слюну.)

— Три балла по арифметике… А как у тебя дела?

— Х-ф-х…

Что такое?.. Д. улыбается: забыл передать контакт, она же не слышит меня… Передает. («Вы сейчас услышите другой голос».)

Еще несколько фраз… Она мне отвечает, я ей… Потом все разговоры кончаются, начинается лечебное внушение.

Голос Д. излучает торжество органной мессы.

— С каждым днем вы чувствуете себя спокойнее и увереннее.

Растет вера в свои силы. Улучшается настроение… Затем он дал ей просто поспать. И конец:

— Десять… пять… три, два, один!..

— …Ох… Как хорошо. Выспалась… Спасибо вам!.. Можно идти?

— Никаких снов не видели?

— Что вы, как убитая спала.

— Ну хорошо. Можно идти.

— До свиданья.

На сеансах с нею Д. не только внушал, но и нащупывал скрытые истоки конфликта, глубокие болезненные точки психики.

А я потом ходил на сеансы еще. И не только к Д. Наконец решился и провел свой первый настоящий сеанс — очень посредственно.

РЕПОРТАЖ ИЗ КАБИНЕТА: ХИМЕРЫ И ВОЛЯ

Нравится, что здесь узел, в котором пересекается все, что где-то здесь, под руками, в глазах, за словами прячется и скользит, не даваясь, глубинный корень душевного бытия.

Нравится напряжение, каскад ситуаций. А сколько покоя, сосредоточенности и забвения. Хирург да поймет психохирурга, работающего без скальпеля, тонкими орудиями поведения, слова, движения, прикосновения и, может быть, еще чего-то. В одном кабинете, в одной аудитории, с одной головою и парой рук ты волшебник и ничтожество, бог и червь: стихия материала швыряет от всевластия к беспомощности, тычет в неведомое. Работать по шаблону и тут можно, есть гипнотизеры-халтурщики, но психотерапевта-халтурщика быть не может; впрочем, некоторые халтурщики непроизвольно оказывают хорошее психотерапевтическое действие — дай им бог поменьше вредить.

Приносят карточку. П. Б., 40 лет, технолог. До травмы все нормально. (Никогда этому не верю стопроцентно, но предположим.) Три года назад был сбит машиной, долго лежал без сознания. После этого появились навязчивости.

— Боюсь высоты — кажется, что выброшусь, прямо тянет. Боюсь острых предметов — бритв, ножей: зарежусь или зарежу кого-нибудь. Прохожу мимо витрин, вижу роскошные стекла: разобью, разнесу… Чем меньше ребеночек, чем нежней, тем страшней… В компании сижу и вдруг: сейчас вскочу, заору, выругаюсь, кого-нибудь ударю, кинусь, сойду с ума… Даже не мысль, а будто уже так делаю… Думаю только об этом… Страшно, борюсь, вдруг не выдержу… Никому не говорю…

Ага, контрастность… Именно то, что исключается, что под сильным табу, то и лезет… Зловредный бунт подсознания. У каждого это есть, у каждого, но под контролем, а у него вырвалось.

— Сколько времени это уже у вас — все три года после травмы?

— Да, все три.

— И все три года боретесь?

— Все три года.

— И ничего не случилось? Ничего не наделали страшного?

— Пока ничего, но каждый момент боюсь и борюсь, даже сейчас…

— И ничего не сделаете. Никогда. Это исключено.

— Но ведь мучительно…

— Ну еще бы… А все равно никогда не сделаете и сами это знаете.

Хульные мысли, кощунственные наваждения — так это называли во времена, когда нравственный контроль шел через религию. Страшный внутренний позыв к оскорблению святыни, жутко-насильственное умственное надругательство.

Есть у нас в мозгу механизм, который производит перебор всех возможностей. (Это гипотеза вряд ли новая, просто я это формулирую так, а кто-то, может быть, иначе, не хочу искать ссылок, в том ли дело, кто первый сказал «а».) Есть такой механизм — ну конечно, иначе откуда бы взяться фантазии, воображению?

Он, как айсберг в океане, главной своей частью скрыт в подсознании. Перебор всего. А так сделать?.. А так?.. А если такое произойдет?.. Из этого рождается невероятное количество психических химер — и безотчетно, и в сновидениях, и наяву.

Всякому может прийти в голову всякое, мозг может забуксовать на любой дичи и пакости. И нечего этого стыдиться, и ахать, и ужасаться. Важен лишь отбор, выход. Важна иерархия.

— Так вот, вся разница в том, что в обычной норме это гасится само собой, не доходя до сознания, а у вас проходит в сознание и пугает. А когда вы пугаетесь и начинаете бороться, то это еще увеличивается, как под лупой, и получается порочный круг. Понимаете?

— Понимаю. Но все равно мучительно… Неужели я псих, почему у меня не так, как у всех?

Да… У него вырывается в сознание как раз то, что должно оттормаживаться в первую очередь, что находится под сильным отрицательно-эмоциональным давлением… Что-то сместилось, какие-то контакты нервных клеток перезамкнулись. Ад грозит кулаками. Но, возможно, травма только спровоцировала то, что готовилось исподволь, раньше? Возможно, это отрицательно-эмоциональное давление было слишком сильным…

Детство… Вот когда происходит самая открытая и свободная игра этого механизма. Связи еще не задолблены стереотипами. Нет, не зря говорят, что каждый ребенок проходит через стадию гениальности: да, каждый нормальный ребенок, только гениальность эта совершенно беспомощна, сегодня она блистательно опрокидывает стереотип, а завтра сама за него цепляется, больше не за что…

Исходная непроизвольная гипотеза ребенка — все можно, — которой взрослый противопоставляет свое: все нельзя, кроме… Подумать только, что было бы, если бы ребенок начинал со все нельзя! Где бы мы были сейчас? Но все можно — это тысячи несовместимостей с жизнью, здоровьем, обществом. А среди этих несовместимостей прячется, быть может, одно-единственное спасение человеческого рода… Это какое-то невероятное месиво химер прошлого и откровений будущего…

А жизнь идет, стереотипы наслаиваются и крепнут, детство спускается в подсознание…

У него была заботливая, мягкая мать и грубый авторитарный отец, который, к счастью, мало вмешивался в воспитание. Еще несколько вопросов — и выясняется, что отец был для мальчика фигурой, стоящей в отдалении и обладающей грозной и непонятной потенциальной властью. Но соприкосновения с этой властью почти не было, было лишь ожидание, возможность. Кто-то полусвой, получужой…

Да, отношение к авторитарности не совсем ясно…

— Легче на людях или тяжелее?

— Смотря с кем. С ребенком хуже. С сотрудниками — когда как. С женой легче.

(Между тем с женой у него неважные отношения, постоянно конфликты по пустякам.)

— Было легче, когда ходил к нашему терапевту, а потом она мне сказала: больше не ходите ко мне со своими навязчивыми идеями. Тут уж стало совсем худо, не находил себе места.

Ничего себе психотерапия. Теперь четко чувствую, что гипноз пойдет.

В первые секунды сомнение, теперь нет. Пойдет на императиве. Чувствую по какому-то обмену движениями, по глазам, по всему… В контакте отцовский модус, категоричность, суровое мужское покровительство, но не однотонно, с вкраплениями… Братский, равный, демократичный тон ни в коем случае, все испорчу, поползут контрасты…

Мгновение на размышление.

— Встаньте, пожалуйста, взгляну на вас. Обычное неврологическое обследование: смотрите на палец… в стороны… Неврологически ничего особенного, так, чуть-чуть… Теперь пробная атака.

— Закрывайте глаза. (Власть в голос.) Куда падаете?! (Назад, назад…)

Пошатнулся назад и влево… Поддерживаю.

— Все, все!.. Все в порядке. Садитесь, пожалуйста. (Не мешкать! Глазной метод.)

Он в кресле. Наклоняюсь, как коршун, приказываю смотреть на переносье. Жесткая уверенность, почти торжество. Я уже победитель.

— Во время счета веки будут тяжелеть. При счете десять закроются. Раз…

Захлопал глазами на «четыре», закрыл на «девять».

— Спать.

Проверяю каталепсию — есть: рука воскообразно застыла в воздухе. Анестезия: колю иголкой руку, болевой реакции нет, можно было бы операцию делать…

Углубляю…

Несколько ободряющих внушений, сформулированных очень общо, никаких рискованных векселей вперед.

Погружаю глубже. Гашу свет, ухожу на десять минут. Это чтобы укрепилось в подсознании.

А я пока позвоню.

Прихожу, пробуждаю. Открыл глаза испуганно.

— Что ощущали?

— Не мог пошевелиться. Глаза сами закрылись. Но, по-моему, не спал, слышал шумы. Вначале хотелось даже засмеяться, все дрожало, улыбка была — и не мог…

— В голове?.. Мысли?

— Полная пустота, ничего. И навязчивых не было, а ведь за минуту, когда с вами говорил, были!

— Ни в коем случае не боритесь с навязчивостями, если появятся. Игнорируйте: пусть себе существуют, вы никогда не сможете им повиноваться, даже если захотите.

— Понял.

Будет ли толк? Не знаю, посмотрим. Этот эффект — маленькая ласточка, никакой весны пока нет. В капитальном успехе сильно сомневаюсь, но буду жать.

ВОТ ОНО… (Продолжение репортажа)

Входит свободно и непринужденно, садится, рассказывает о том, о сем. Достал интересную книгу о Шаляпине. Скоро концерт в Доме культуры, ему выступать: баритон. Самочувствие лучше, значительно лучше. Появилась внутренняя легкость. Свободно ходит по улицам, на работу. Вечером спокойно занимается своими делами. Правда, все же нет-нет да мелькнет проклятая мысль, нет-нет да прислушается к себе. В метро, в многолюдье иногда чуть-чуть не по себе, временами опять скованность… Уверенности еще нет.

…Программа чудес на сегодня: гипнотические прогулки; воспроизведение и преодоление трудных ситуаций. Репетиция предстоящей командировки. Тренировка подсознательных «я»: просмотр гипнотических кинофильмов. Перевоплощения и обмен ролями для укрепления контакта. Гипнотическая отработка навыка саморасслабления. Внушение общей бодрости, уверенности и радостного мировосприятия (подзарядка рая). Экспериментальная часть: попытка мысленного внушения. И также попутные импровизации, всякая всячина, исключая то, что может помешать лечению. Ну и хватит.

Это О. С. тридцатишестилетний высокий красавец, главный инженер крупного предприятия. Полное благополучие до того злосчастного срыва в командировке, когда, выпив поздним вечером что-то скверное, почувствовал сильное сердцебиение, головокружение и дурноту. Какое-то отравление (алкоголь нередко делает такое даже в малых дозах), сильная сердечно-сосудистая реакция, а при этом обычен страх…

И вот развивается стойкая боязнь пространств, открытых и закрытых, животный страх смерти, накатывающийся приступами страх за сердце, совершенно здоровое. Чуть что — щупает пульс, ложится в постель, а здоровяк, каких мало. И унизительно и обидно. О том, чтобы ездить в командировки, нет и речи: с трудом идет на работу, вечерами часто не находит себе места. Ни спорта, ни развлечений. Уже несколько лет мучается. Стал даже отставать от жизни. Лечился всячески, побывал и в санаторном отделении психиатрической лечебницы. Пытались лечить и гипнозом и аутотренингом, но без особого успеха.

У меня, кажется, пошло. Ощущение успеха сладостно, особенно когда он — прибавление полноценности в чью-то жизнь. Но знать бы, чему его приписать: себе или случаю. Хоть бы знать, за что себя похвалить. И надолго ли. Интуитивные предвестия ощутились уже в первой беседе, но я не посмел им поверить. Первые два сеанса вел очень осторожно, обычной техникой голосового усыпления с фиксацией взора: в вытянутую руку — мой волшебный шарик, на который приказываю смотреть неотрывно. По руке, взгляду и дыханию слежу за глубиной состояния. Сразу заметил прекрасную каталепсию: когда закрылись глаза и я осторожно взял шарик из руки, она осталась торчать в воздухе, как палка. При перемещении ее — особое ощущение, словно рука из воска или пластилина, полное отсутствие сопротивления. В это время сам загипнотизированный не чувствует ни малейшего напряжения, рука для него словно невесома и часами может сохранять любое, самое неестественное положение. Чем объяснить это, никто пока не знает. Когда такая каталепсия возникает в ходе сеанса самопроизвольно, без специальных внушений, это почти стопроцентный признак, что достижимы глубокие фазы. Но хотелось сначала посмотреть, какова будет реакция на гипнотическое состояние средней глубины.

Что ж, все в порядке. На выходе — бодрость, легкость. Немедленные внушения реализуются хорошо. Но отсроченные лечебные — хуже. Дома и на улице в общем все то же. Правда, я и формулировал достаточно обтекаемо, чтобы не было преждевременных разочарований.

…Открыть все шлюзы.

— Вы в глубоком гипнотическом состоянии. Глубоко спите. Вам не снится ничего. Полный контакт со мной. Мышцы ваши приобретают упругость и легкость. Вы можете встать, открыть глаза, свободно двигаться, разговаривать, мыслить… Вставайте.

Открывает глаза. Подымается, садится на кровать. Ждет приказаний. По взгляду, по некоторой приспущенности век вижу, что продолжает спать. Прекрасно!..

— Наденьте ботинки и пиджак, сейчас мы с вами пойдем на прогулку.

Четкими, уверенными движениями одевается, Ждет.

— Идемте.

Беру под руку, начинаем расхаживать по кабинету. Двигается свободно, послушен каждому моему движению.

— Давайте свернем сюда, за угол, пройдем по этой улице (огибаем стул, делаем три шага по направлению к стене). Где мы с вами находимся? Что за место?

— Таганская площадь.

Все.

Вот и чудо. Сомнамбулизм, гипнотический максимум. Для себя я это называю состоянием ВСЕ-ЧТО-УГОДНО.

Знакомо ли вам ощущение беспрепятственности, фантастической легкости полета во сне? Это естественно и прекрасно: оттолкнуться и полететь, плавать и нырять в воздухе, то бешено ускоряясь, то паря неподвижно… Вот это самое ощущение испытываешь, работая с сомнамбулом: фантастический полет в психике. И вместе с тем звенящее напряжение ответственности. Это не шутка: полное управление полем сознания.

— Давайте-ка с вами пройдемся на лыжах. Смотрите, какой чудесный лес. Какой снег!

— Да. (Восхищение во взгляде. Любовно оглядывает стены, мебель, потому что теперь это деревья, сказочно убранные зимой.)

— Надевайте лыжи.

Быстрые, четкие, пластичные движения. Раз… раз… одну галлюцинаторную лыжу, другую — прямо на свои обычные ботинки, это не смущает: раз сказано «надевать лыжи», значит он уже в лыжных ботинках.

— Готовы?

— Сейчас, крепление поправлю… Все.

— Поехали. Вот по этой лыжне. Вы вперед, я за вами.

Пошел. Сильно, ловко отталкивается галлюцинаторными палками. У стены делает поворот, идет вдоль, опять поворот. Обходит диван. (Это поваленная ель.) Пантомима в духе Марселя Марсо, с полной гарантией подлинности переживаний, той же, что в сновидении, даже еще больше.

— Сердце ваше работает прекрасно.

— Да!

— Сердце ваше сильная птица. Вы уходите один, далеко, без страха. Я исчезаю. Появлюсь неизвестно когда, вам это все равно. Вам легко, радостно и спокойно.

Идет, идет…

Все-что-угодно.

Можно превратить стул в медведя, погладить его, поговорить с ним: он может заговорить человечьим голосом, ему это ничего не стоит — стулу, а тем более медведю. Медведя можно превратить в черепаху, черепаху — в Александра Македонского, Александра — в синхрофазотрон. А потом убрать, аннигилировать, перевести в отрицательное пространство.

Гуляя на лыжах по лесу, можно увидеть множество маленьких бесенят, окаяшек. Они разные, но в большинстве коричневые и зеленые, мохнатые, косоглазые и бесхвостые. Это они производят всякие лесные скрипы и шорохи, а домашние окаяшки это делают на старых паркетных полах. Они очень чуткие, хитрые и спокойные. Но сейчас лесные окаяшки в большинстве спят.

Вот и кончается зима,

И жизнь логична и земиа.

Лето… Нет, осень. Небо голубое, деревья голые. И листья, и рябина, и желуди под ногами: идешь и шуршишь…

И вижу я: упругий мох.

Итог сомкнувшейся тропинки…

И в шевеленьи светлых пятен

Два муравья на смятом платье.

А там — дымок у самых ног.

Как пес, он тычется в ботинки.

…В космос? Пожалуйте, на любую планету. Но хочется к Луне, теперь такой близкой и обреченной. К ней — скорей. Пока еще там нет людей, времени осталась горстка.

…Стул возвращается из отрицательного пространства. Аутотренинг.

— Сядьте, пожалуйста. Вы в обычной рабочей обстановке. У вас состояние некоторого напряжения, скованности, усталости. Вы чем-то раздражены и обеспокоены. Внимание! Сейчас вы с этим блестяще справитесь! Оперативно и самостоятельно!

Вы принимаете удобную позу… Вот так…

Все ваши мышцы расслабляются. Дыхание свободное. Вы сосредоточиваете все внимание на вашей правой руке. Она начинает теплеть. И тяжелеть… Такое же ощущение появляется в левой руке… Во всем теле… Дышится легко. Вы ощущаете приятную прохладу в области лба. Полный покой и расслабленность… К вам вернулось хорошее настроение. Появляется бодрость… Собрался. Встал. Все.

Еще раз, в более быстром темпе!

Поза… Рука… Тело… Тепло… Тяжесть… Дыхание… Прохлада… Покой… Бодрость. Собрался, встал.

Еще раз. Еще быстрее! Свернуть все в один момент!

— Теперь в любой обстановке, вне сеансов, вне контакта со мной вам будет раз от разу легче вызывать у себя подобное состояние. Вы будете тренироваться самостоятельно.

ЗАГИПНОТИЗИРОВАННЫЙ ГИПНОТИЗЕР, ИЛИ КАК ОТМЕНЯЕТСЯ РЕШЕНИЕ О РАЗВОДЕ

А сейчас гвоздь программы чудес: гипнотическое перевоплощение личности.

Все-что-угодно. Можно перевоплотить О. С. в фельдмаршала Кутузова или в Наполеона. В Рафаэля или в Паганини. В маленького ребенка или в столетнего старика. Можно — в чернокожего короля, дать ему имя Уага-Дуга, и он забудет свое. Можно — в любого зверя или птицу, в дневную или ночную. В собственную жену или дочь. В неодушевленный предмет, в чайник или в будильник. В букву. В воздух. In herbis, in verbis, in lapidibus.

Но я не буду этого делать сейчас, ни к чему. Может быть, когда-нибудь потом, чтобы лучше пелось, я перевоплощу О. С. в Шаляпина, по методу коллеги Райкова. А сейчас я перевоплощаю его в себя. Чтобы ему легче дышалось. Чтобы уверенней билось сердце.

А сам попробую стать им. Чтобы…

— Внимание… Сейчас мы с вами меняемся душами. Производим гипнотическую пересадку психики… психическую пересадку сердец. Вы станете мной, а я вами… Это будет происходить по мере моего счета на «ка» и совершится на слове «эн».

Ка-один… ка-три… кa-восемь… ка-девять… эн.

Встает. Направляется ко мне. Не мигая смотрит, слегка приподняв брови. Он-я:

— Добрый день, О. С. Я-он:

— Здравствуйте, В. Л. Он-я:

— Ну рассказывайте, как дела. Я-он:

— Спасибо, лучше. Но еще не совсем… Он-я:

— А что? Что не совсем? Я-он:

— Скованность еще бывает. И тревожность. Начинаю вдруг думать о своем здоровье, ухожу в себя. Понимаю, что не нужно, ни к чему это, нет оснований, а все-таки внимание уходит куда-то внутрь… Просто стыдно. А с вами ничего, прихожу, все проходит.

(Гипнотизер входит в роль. Но нельзя терять контроля над ситуацией…) Он-я:

— Сейчас мы с вами проведем очередной сеанс гипноза… Сядьте, пожалуйста, в кресло. Примите удобное положение. Вот так… Расслабьтесь…

Вот это да: мои интонации, мои манеры. Странное, волнующе-неприятное ощущение, будто слышишь себя по радио или видишь в кино, в гриме: и я и не я. Нет никого более чужого и вместе с тем более притягательного, чем двойник. Очень странно… Ах, как жаль, что я не могу отдаться переживанию целиком, что я и актер и режиссер! Впрочем, дам себе отсрочку… Я уже расслаблен и закрыл глаза… Он меня гипнотизирует. Как верно берет интонации… Те же формулы, но импровизационно развивает по-своему. Надо запомнить, использовать, ведь это говорит его безотчетное знание самого себя. Или меня… Все перепутывается. Двойной гипноз. Как приятно отдыхать, как хочется, чтобы это длилось… Мой праздник, моя свобода.

…Все.

Я-я:

— Хватит, Володя… Хватит, О. С. Теперь вы — это вы, я — это я. Но мы оба обогатились. Вы взяли от меня то, чего вам не хватало. Взяли мою уверенность. А я взял у вас нужное мне. Теперь в каждом из нас — я и мы.

Но что же с ним делалось? Какое чудо превратило его в меня? Хоть на минуту, хоть на мгновенье…

Разумеется, он остается самим собою. Его поведение и переживания ткут узор только из тех ниток, которые смотаны в клубки его памяти. Ничего больше, это легко проверить. Гипнотизер дает только общую программу, колею, все остальное его мозг рождает сам. Но с поддержкой.

Память, капризная и жестокая властительница «я», под гипнозом становится покорной служанкой. Вот взрослый, перевоплощенный в восьмилетнего, пишет детским почерком, точно таким, какой у него был в этом возрасте, и рисует детские каракули. Пробужденный, он не верит, что это его произведение. Он живет в ситуации своего детства, играет в песочек, плачет и зовет мать. У него можно пробудить воспоминания, казалось, канувшие в небытие, и нащупать скрытые корни «комплексов». Если перевоплотить его в новорожденного, у него появится сосательный рефлекс, глаза станут бессмысленными, «плавучими»…

Слои личности? Да, человек насквозь личность вдоль и поперек. Но вот гипнотизер перевоплощает молодую сомнамбулу в столетнюю старуху. Посмотрите: она сгибается, еле идет. Останавливается передохнуть… Садится старчески… В каждом движении усталость, неуверенность, тяжесть. Погасший взор, дрожат руки. Надтреснутый голос… Гениальная игра, подлинность переживания, почерпнутая из знания о других. И даже не из знания, а из человекоощущения, из эмпатии…

Это не слой личности: его еще не образовалось. Но, может быть, это предвосхищение?.. Если гипнотизер велит перевоплотиться в личность, которую загипнотизированный не знает, он застынет в недоумении или станет делать то, что делал бы, будучи самим собой. Или пойдет по колее какой-нибудь случайной ассоциации. Если велеть ему превратиться в некую глокую куздру, замрет или станет чем-то средним между динозавром и автомобилем.

В кого бы и во что бы он ни перевоплощался, он проявляет себя и только себя. Чудо, пробуждающее в нем это высочайшее, подлинное актерство, — чудо памяти и могучей логики подсознательных «если бы», вскрытой гением Станиславского. Как мы богаты, сколько впитываем и храним в себе от природы, от всей нашей жизни, от каждого человека, с которым общаемся, о котором узнаем из книжек или хотя бы понаслышке! Как входит все это в глубину нашей души! Сколько в нас потенциальных личностей…

Но глубина души на семи замках. Почему это возможно только в сомнамбулическом трансе? Почему О. С. не способен к такому светлому, превосходному чуду в бодрственном состоянии? Напротив, какое-то злостное античудо держит его в плену у необоснованных страхов, и его приходится шаг за шагом освобождать.

Что это за тиски, в которые всегда зажато наше подсознание?

В ЗО-х годах в Вене Джозеф Морено открыл первый психодраматический театр. Этот Морено удивительный человек. (В 1958 году у нас издана его книжка «Социометрия».) Нельзя понять, кто он: психолог, психиатр, социолог, философ, режиссер или сумасшедший. Сам он себя считает пророком и революционером. Многие над ним посмеиваются. По темпераменту он, кажется, типичный гипоманьяк и страшно честолюбив. Сейчас он живет в США и атакует конгресс требованиями об организации министерства человеческих отношений.

Его психодрама — это и лечебная процедура, и зрелище, и научный эксперимент, и дискуссионный клуб. Сюда приглашаются душевнобольные и всевозможные невротики, и их родственники, и так называемые здоровые люди — все, кто хочет, у кого какие-то конфликты с окружающими или с самим собой… А у кого их нет?

Каждый — и зритель, и актер, и исследователь. Психотерапевты виртуозно действуют в качестве «участников-наблюдателей». Общая программа: мы играем во всех, в каждого и во все. Моделируем все ситуации. Всем все позволено. Атмосфера импровизации, над которой витает незримая, тонкая психологическая режиссура.

Тут и знакомятся, и целуются, и ругаются, и плачут — все как в хорошем сумасшедшем доме. Не разрешается только применять физическую силу. Общая цель: выговориться, выложиться, отреагировать, вывести наружу свои подсознательные конфликты, комплексы, ожидания… Обогатиться подсознанием других людей… Лучше понимать себя и других…

Гипноз не применяется, все происходит по типу обычных сознательных самовнушений и взаимовнушений — игры ролей. Начальник играет роль подчиненного, подчиненный — начальника… Мужей перевоплощают в жен, жен в мужей, женихов и невест заставляют на некоторое время становиться друг другом. Нередко после этого принятое решение вступить в брак отменяется. Зато и решения о разводе тоже…

Насколько это перспективно? Не знаю. Морено, конечно, энтузиаст.

ГИПНОЭКРАН

А мы с О. С. продолжаем сеанс.

Погуляем еще немного. Спустимся в метро, пройдем мимо зловещей таблички: «Нет выхода». А нам и не надо. Я опять его оставляю, и он ухитряется провести аутотренировку в переполненном вагоне, стоя. Сделал аутотренировку: поезжай в командировку. На поезд… Вышел… Вокзал… В гостиницу… Номер… (Гипнотизер удаляется в отрицательное пространство.) Побрился, позавтракал. Съездил на предприятие. Вышел гулять по незнакомому городу. Все в порядке. Идет по незнакомым улицам. Задержался…

— Что вы там увидели, что-то интересное?

— Да, интересная церковь, семнадцатый век.

— А что там происходит?

— Неудобно мне заходить, я с портфелем. В окно посмотрю… Служба. Панихида… Нет, венчание.

Какая активная галлюцинаторная продукция… Насколько в ней участвует сам гипнотизер, сказать трудно. Может быть, что-то от подсознания.

Попробовать другой вариант?

— Сядем.

Беру его руку. Пальцем медленно рисую на ладони кружок. Нет, овал. Нет, квадрат. Белый квадрат.

— Это гипноэкран… Видите? Он начинает светиться…

— Да, вижу.

— Всмотритесь внимательнее. Кого вы там видите?

Это я… Я сам…

Что вы делаете?

Я дома… Сижу в кресле. Читаю газету.

— А сейчас?

— …Встаю. Подхожу к зеркалу. Причесываюсь. Одеваюсь. Подхожу к двери. Хлопаю дверью, выхожу на улицу…

Через гипноэкран снова показываю ему предстоящую командировку, его самого в командировке (интересно, что из этого сбудется), показываю и жену, которую он пожелал увидеть.

— Она?

— Oнa. Идет по улице с хозяйственной сумкой.

— Выражение лица?

— Обычное. Озабоченное.

— Поговорите с ней. Она о чем-то вас спрашивает.

— …Спрашивает: «Когда домой придешь?» — «Вовремя, как и обычно…» — «Не опаздывай».

— Сейчас переключу гипноэкран на самое приятное. Переключаю…

— Я… Опять я… В концертном зале. Сижу и смотрю. И слушаю. А на сцене тоже я. И в зале и на сцене. Я на сцене стою у рояля. Выступаю. Пою. Пою, кажется, хорошо…

— Что… что вы поете?

— Старинный романс.

— Вы становитесь тем собой, который поет романс.

Встает, начинает тихо, проникновенно:

Гори, гори, моя звезда,

Звезда любви, звезда приветная.

Ты у меня одна, заветная,

Другой не будет никогда…

Забываю о гипнозе.

Чуть громче, прикрыв глаза:

…Звезда надежды благодатная,

Звезда моих волшебных дней,

Ты будешь вечно, незакатная,

В душе тоскующей моей.

Твоих лучей волшебной силою

Вся жизнь моя озарена…

— Спасибо вам. Вы мне еще споете когда-нибудь…

— Я пел вполголоса, чтобы не сбежался народ. Какой тонкий учет ситуации! А ведь он спит. И не спит… Надо дать полный отдых его мозгу.

— …Отдохните. Сон.

Погружается. Дышит ровно, как ребенок.

Ощущение, будто он ловит мои мысли и желания на пороге слов, именно с полуслова. Какая-то сверхпроводимость подсознания. Сейчас его не разбудит никакая сила, хоть атомный взрыв, а одно мое слово — и в секунду он бодр, свеж, ярок, чтобы через мгновение, если прикажу, погрузиться опять…

И страшно и великолепно: вот оно, таинство, вершина работы, откровение, в полном покорстве своем непостижимое.

А если не слово, а если только движение, только мысль?

Нет, на сегодня хватит. Экспериментальную часть отменить.

ОТСТУПЛЕНИЕ О ЧЕРТОВЩИНЕ

Решение не только эстетическое, но и врачебное: послезавтра ответственная поездка, экзамен всего курса лечения; не стоит перегружать подсознание: лучше дать концентрированную, прицельную тонизацию.

Так и было сделано…

На другом же сеансе с О. С. я предпринял одну из своих многочисленных дилетантских попыток мысленного внушения. Дилетантских — потому что серьезно этим не занимаюсь, не нахожу времени и нужды. А все-таки интересно.

Сажаю напротив себя, весь его сомнамбулизм собираю в одну точку: сейчас он будет читать мои представления. Я буду молчать и представлять, и он тоже.

Концентрируюсь.

Часы. Ответ: очки.

Кольцо. Ответ: галстук,

Как прикажете толковать? У очков круглые стекла и у часов… Кольцо надевается (на палец) и галстук (на шею). А?

Ерунда. Конечно, ничего не вышло. Спать.