5.3. Смысловая координация и трансформация смыслов в совместной деятельности

5.3. Смысловая координация и трансформация смыслов в совместной деятельности

Проблема понимания в межличностном общении, рассмотренная в двух предыдущих разделах, является первой, наиболее простой и универсальной из перечисленных нами проблем трансляции смыслов – потому, что эта проблема возникает автоматически при любой разновидности коммуникации между двумя людьми, объединенными какой-либо ситуацией. Два человека могут быть сколь угодно сильно дистанцированы друг от друга, и их жизненные миры могут иметь минимум пересечений или даже характеризоваться противоположностью в чем-то главном, но тем не менее между ними возможно достаточно точное взаимопонимание на уровне значений, если они говорят на одном языке.

Напротив, проблема смысловой координации в совместной деятельности возникает в специфических ситуациях, характеризующихся особыми условиями. Понятие совместной или совокупной деятельности возникло сравнительно недавно в русле деятельностного подхода и сейчас занимает в нем важное концептуальное место: ведь «именно в ней рождаются предметные действия, предметы, значения и смыслы» ( Зинченко, Смирнов, 1983, с. 142).

Начнем с рассмотрения того, как соотносятся между собой понятия предметной деятельности, общения, взаимодействия и совместной деятельности.

В качестве отправной точки анализа возьмем элементарную структуру предметной деятельности, включающую субъект деятельности, объект деятельности и деятельностное отношение между ними:

S-0. (1)

Такое представление о предметной деятельности принадлежит к числу философских и психологических аксиом. «Деятельность человека и является… актуальным бытием субъектно – объектного отношения, совокупностью всех форм активности взаимодействующих субъектов, направленной на объекты внешнего мира и превращающей их с помощью других объектов (орудий, средств деятельности) в объекты третьего рода (продукты деятельности, вещи, предметы культуры)» (Каган, 1988, с. 89).

Очевидно, что, прикладывая эту схему к процессам межсубъектного взаимодействия, мы тем самым редуцируем эти процессы до воздействия субъекта на партнера как на предмет своей деятельности. Подобное воздействие может носить обоюдный характер:

S1 ? O2

O1 ? S2

(1а)

Эта схема в состоянии адекватно описать лишь некоторые частные компоненты процесса общения, такие, как монологическая коммуникация (передача сообщения) или «объектное» (Хараш, 1980) восприятие другого человека. Пытаясь же полностью свести отношения между людьми к элементарной схеме предметной деятельности, как справедливо указывает Б.Ф.Ломов, мы теряем специфику взаимодействия двух равноправных партнеров. «Каждый из его участников относится к своему партнеру как субъекту, обладающему, как и он, психикой, сознанием» (Ломов, 1984, с. 252). Межличностное общение Б.Ф.Ломов характеризует как отношение принципиально иного рода, а именно субъект – субъектное отношение:

S1 ? S2. (2)

Однако и эту схему нельзя считать удовлетворительной. Сразу же встанет вопрос: субъектами чего являются два взаимодействующих между собой партнера? Ведь «…“субъект” и “объект” – это оппозиционно-соотносительные категории, обозначающие два полюса целостной и лишь в абстракции расчленяемой системы связей человека с миром. Не существует субъекта без объекта и объекта без субъекта; следовательно, называя одно из этих понятий, мы предполагаем его соотнесенность с другим» (Каган, 1974, с. 51). В схеме же (2) оба субъекта выступают как абстрактные, внедеятельностные, что лишает смысла в этом контексте само понятие «субъект».

Путь, ведущий к решению проблемы, – это путь усложнения первичных элементарных представлений о деятельности и общении, выраженных схемами (1) и (2). Так, А.У.Хараш убедительно показал неадекватность рассмотрения процессов общения как прямого субъект – субъектного взаимодействия. Гносеологической основой субъект – субъектной парадигмы является, по его мнению, та особенность процессов межличностного отношения взаимодействия, «что в них эмпирически достоверным является присутствие только самих взаимодействующих сторон (индивидов, личностей); что же касается самого предмета деятельности, то он уходит вглубь, скрываясь за поведенческим (коммуникативным) фасадом взаимодействия, и его открытие становится делом весьма сложным» (Хараш, 1980, с. 21). Адекватное понимание субъект – субъектной парадигмы, утверждает А.У.Хараш, «невозможно помимо привлечения представлений о субъекте в его отношении к объекту, так как, лишь противополагаясь объекту, субъект утверждает себя как субъект» (там же, с. 23). В результате схема (2) преобразуется в более сложную трехчленную схему:

S1 ? O ? S2. (3)

Этим был сделан первый шаг к преодолению теоретического разрыва между общением и деятельностью. Параллельно с преобразованием схемы (2) в схему (3) аналогичные преобразования претерпевала и схема (1). Говоря о развитии предметной деятельности ребенка в онтогенезе, А.Н.Леонтьев писал, что она «все больше выступает как реализующая его связи с человеком через вещи, а связи с вещами – через человека» (1977, с. 207). Собственно говоря, это положение всегда являлось для деятельностного подхода одним из основополагающих. Оно было отчетливо сформулировано в теории развития высших психических функций Л.С.Выготского (1983 а) и получило всестороннее обоснование в экспериментах как самого Выготского, так и «Харьковской группы» психологов. Представления об индивидуальной деятельности как деривате деятельности, первоначально распределенной между двумя или несколькими субъектами и сохраняющей в себе структурные характеристики последней, описываются схемой:

S1 – S2 – O. (4)

В этой схеме второй субъект, опосредующий элементарное субъект – объектное отношение, – не обязательно индивид, им может быть и все человечество в целом. Суть данной схемы в том, что индивидуальная деятельность человека (поскольку он человек) никогда не является полностью индивидуальной. Она всегда включена не только в систему его отношений с предметным миром, но и в систему его отношений с другими людьми. В частности, применительно к ситуации развития ребенка в совместной деятельности с взрослым сделан достаточно экспериментально подтвержденный вывод о том, что только действие второго субъекта-партнера придает объекту действия социально-предметный смысл и значение; аффективные смыслы окружающей действительности тоже открываются ребенку в совокупном действии ( Зинченко, Смирнов, 1983, с. 138, 139).

Схемы (3) и (4) снимают противопоставление общения и деятельности, поскольку они предусматривают включенность процессов деятельности (1) в процесс общения (3) и процессов общения (2) в процесс деятельности (4). Однако данные линейные формулы не снимают различия между двумя этими процессами, что оставляет возможность трактовать деятельность и общение как две особые рядоположенные сущности, две относительно независимые стороны образа жизни человека, как это делает Б.Ф.Ломов (1984). Преодолеть этот разрыв можно лишь сделав следующий шаг, а именно признав вслед за А.В.Петровским (1984) принципиальную обратимость субъект – субъект – объектных и субъект – объект – субъектных отношений, что можно выразить следующей схемой:

Эту замкнутую структуру можно рассматривать как исходную «клеточку» любой человеческой активности. В ней подчеркивается тот момент, что в одних и тех же процессах реализуются как опосредованные вторым субъектом субъект – объектные отношения, так и опосредованные объектом отношения «субъект – субъект». Характерно, что целый ряд авторов независимо друг от друга приходит к выделению этой замкнутой обратимой треугольной структуры в качестве базовой (Кемеров, 1977, с. 104; Василюк, 1986, с. 84; Каган, 1988, с. 131; Горбатенко, 1988, с. 141). Комментируя эту структуру, В.Е.Кемеров, в частности, пишет: «Схема наглядно показывает, что отношение человека к предмету опосредовано его отношением к другому человеку и наоборот, отношение человека к другому человеку опосредовано его отношением к предмету. Собственное бытие личности обнаруживает свой предметный и общественный смысл, поскольку оно реализуется через предметные условия, создаваемые другим человеком (другими людьми), поскольку оно выступает условием бытия другого человека (других личностей, общества)» (1977, с. 104).

Как нетрудно заметить, из структуры (5) легко вычленить и отношение (3), и отношение (4). Более того, элементарные двучленные отношения (1) и (2), включенные в структуру (5), приобретают новое содержание. Для пояснения можно воспользоваться остроумным примером Л.Николова: «Как и в пресловутом любовном треугольнике, когда во взаимодействии участвуют более чем двое, вопрос об их взаимоотношениях усложняется. Усложнение происходит оттого, что двучленные отношения, сумма которых дает трехчленное отношение, являются в сущности трехчленными. В любовном треугольнике муж выступает не только как муж, но и как обманутый муж. Это означает, что в двучленном отношении между ним и его женой появилось новое содержание… отношение с тем же самым третьим элементом, который наставил ему рога» ( Николов, 1984, с. 61).

Взаимодействие, описываемое схемой (5), представляет собой не что иное как совместно распределенную предметную деятельность (Петровский А.В., 1982). Включенные в нее субъект – субъектные взаимодействия (процессы общения) выступают формой координации ее участников и обеспечивают в конечном счете интеграцию индивидуальных действий, распределенных между ее участниками, в совместную деятельность. «Взаимодействие людей подразумевает не только отношение их как субъекта к субъекту, но и совместное отношение их к объекту деятельности» ( Головаха, 1979, с. 73). Самый важный момент, который хотелось бы при этом подчеркнуть, – совместная деятельность не является лишь формой координации и интеграции индивидуальных деятельностей, направленных на реализацию одной общей цели. Такая деятельность была бы квазисовместной. Истинная же совместная деятельность не прибавляется к индивидуальной, а замещает ее. По своей структуре совместная деятельность аналогична индивидуальной; отличие же заключается в том, что в своих звеньях она распределена между двумя и более субъектами, у которых в этот момент нет никакой индивидуальной деятельности, отличной от деятельности, совместно распределенной между ними, со-субъектами которой они выступают. Таким образом, эта деятельность имеет не только общую для ее со-субъектов операциональную, но и общую мотивационно-смысловую структуру. М.С.Каган отмечает, что смысл такой деятельности интерсубъективен (1988, с. 132). О гармонизации смысла моего действия и смысла действия других как основе построения системы отношений людей писал и Б.Д.Эльконин (1990, с. 114–115).

Ранее С.М.Джакупов (1985), работавший в русле деятельностной психологической теории мышления (см. Тихомиров и др., 1999), экспериментально показал, что в совместной деятельности формируется общий фонд смысловых образований, который, будучи интериоризован субъектами, выступает через посредство процессов целеобразования в качестве специфического регулятора их совместной деятельности. Признаком совместной деятельности является наличие у ее участников общего мотива. Этот мотив не возникает мгновенно, а формируется постепенно, на начальных этапах деятельности, которая носит поначалу псевдосовместный характер – налицо общая цель и задачи, но общему мотиву и смыслам деятельности еще предстоит сформироваться. Как показал С.М.Джакупов (1985), совместная деятельность как психологическая реальность становится возможной, когда смыслообразование, осуществляющееся в ходе общения в диаде, приводит к формированию общей цели и общего мотива. Участники обмениваются как вербальной, так и невербальной, преимущественно эмоциональной информацией. Ключевым процессом является взаимная реконструкция партнерами по совместной деятельности целей друг друга и их принятие, то есть включение в свою мотивационно-смысловую сферу. На этой основе у участников формируется общий смысловой фонд.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.