2. Начальные взаимоотношения матери с ребенком. Пара, связанная кормлением

2. Начальные взаимоотношения матери с ребенком. Пара, связанная кормлением

Рассматривая взаимоотношения, существующие между матерью и младенцем, необходимо отделить то, что принадлежит матери, от того, что начинает развиваться в младенце. Здесь отчетливо различаются два типа идентификации: идентификация матери с младенцем и состояние младенца, в котором он идентифицирован с матерью. Мать вносит в ситуацию свои развитые способности, в то время как для младенца это состояние, с которого все начинается.

В будущей матери мы замечаем все усиливающуюся идентификацию с младенцем. Младенец связывается с идеей «внутреннего объекта» в матери, объекта, который воспринимается как помещенный внутрь и сохраняемый там вопреки всем грозящим осложнениям в глубинах организма. В бессознательных материнских фантазиях младенец может приобретать различный смысл, но основополагающей особенностью является готовность и способность матери перенести главную заботу с себя на ребенка. Этот аспект материнского отношения я называю «первичной материнской вовлеченностью».

С моей точки зрения, именно это дает матери возможность поступать так, как надо. Она знает, что может чувствовать младенец. Никто, кроме нее, этого не знает. Врачи и медсестры могут многое знать о психологии, и, разумеется, они знают все о физическом здоровье и болезнях. Но они не знают, что чувствует младенец минута за минутой, потому что находятся за пределами этого опыта.

Есть два вида «материнских отклонений». Одну крайность представляет мать, чей интерес к себе слишком навязчив, чтобы его можно было преодолеть, и поэтому она не способна в полной мере проникнуться нуждами ребенка, — такое состояние кажется ей болезнью, хотя на самом деле является признаком здоровья. Другая крайность — мать, которая имеет тенденцию к гипертрофированной заботливости и для которой ребенок становится предметом патологической вовлеченности. У такой матери особая способность отдавать всю себя младенцу, но что получается в результате? При нормальном ходе процесса у матери постепенно возвращается интерес к себе, и происходит это в том темпе, в каком позволяет развитие младенца. Патологическая вовлеченность приводит не только к слишком длительной идентификации с ребенком, но и к нежелательно резкой перемене, когда мать наконец возвращается к своим прежним заботам.

Нормальный процесс ослабления идентификации матери с младенцем — это нечто вроде отнятия от груди. Для матери, склоняющейся к первой крайности, не существует и проблемы отнять младенца от себя, потому что она никогда себя ему в должной мере не отдавала. Мать противоположного типа вообще не может отнять младенца или делает это внезапно, не думая о том, что младенца следует отучать от груди постепенно.

Параллели такому развитию можно найти в терапевтической работе с детьми. Дети, которыми мы занимаемся, поскольку они нуждаются в лечении, возвращаются в прошлое и погружаются снова (или впервые с нами) в ранние отношения, которые в их прошлой истории складывались неудовлетворительно. И мы способны идентифицироваться с ними, как мать идентифицируется со своим младенцем, — временно, но достаточно полно.

Размышляя в таких терминах о том, что происходит с родителями, мы остаемся на твердой почве, в то время как представление о материнском инстинкте погружает нас в трясину теории и приводит к смешению человеческого существа с животными. Большинство животных с этими ранними материнскими обязанностями справляются вполне удовлетворительно, и на ранних стадиях эволюционного процесса вполне достаточно рефлексов и простых инстинктивных реакций. Но матери и дети обладают и человеческими качествами, и мы должны эти качества оценивать особо. У матерей и детей тоже есть рефлексы и примитивные инстинкты, но невозможно удовлетворительно описать человеческое существо в тех же терминах, что и животное.

Важно понимать, хотя это и кажется очевидным, что мать в описанном мною состоянии крайне уязвима. Это не всегда замечают, в основном благодаря заботам тех, кто окружает мать, прежде всего заботам ее мужчины. Эти вторичные проявления возникают в связи с беременностью точно так же, как возникает особое состояние матери в ожидании младенца. И лишь если эти естественные защитные силы перестают действовать, становится заметно, насколько уязвима мать. Тут мы затрагиваем сложную и большую тему, которая связана с психическими нарушениями, именуемыми родильными: это нарушения, возникающие у рожениц. Некоторым женщинам не только трудно обрести состояние первичной материнской идентификации с младенцем; им трудно впоследствии вернуться к нормальной жизни, и это может вызвать клинические заболевания. Такие заболевания могут быть вызваны также недостатком защищенности, невозможностью для матери забыть о внешних проблемах и опасностях, пока она погружена в свое материнство.

Идентификация младенца с матерью

Говоря об идентификации младенца с матерью, я рассматриваю следующие возрасты: младенец, которому вскоре предстоит родиться, новорожденный младенец и младенец в возрасте нескольких недель или месяцев. С полугодовалого возраста младенец выходит за пределы той стадии, которая меня в данном случае интересует.

Проблема настолько тонкая и сложная, что мы не можем надеяться прийти к каким-либо результатам, если заранее не предположим, что у младенца, о котором идет речь, достаточно хорошая мать. Только при таком условии личность ребенка начинает нормально развиваться. Если материнская забота недостаточно хороша, младенец становится «набором реакций на столкновение» и истинная Самость не может возникнуть или скрывается за ложной Самостью, которая имитирует подчинение, но лишь для самозащиты.

Мы опускаем эти осложнения и говорим о ребенке с достаточно хорошей матерью и гармоничным началом развития. О таком ребенке я скажу: его Эго одновременно сильное и слабое. Все зависит от способности матери поддерживать Эго ребенка. Эго матери «настроено» на Эго младенца, и она может обеспечить поддержку, только если относится к младенцу именно так, как я частично попытался описать.

Если пара младенец-мать находится в гармоничном состоянии, Эго младенца обретает силу, потому что получает поддержку во всех отношениях. Укрепившееся таким образом и потому очень сильное Эго младенца способно организовать защиту и развить качества, которые являются одновременно личными и сильно окрашенными наследственными тенденциями.

Такое описание Эго, одновременно сильного и слабого, относится также к состоянию пациента, когда он (ребенок или взрослый) в терапевтической ситуации регрессивен и зависим. Однако моя цель — описание младенца. Именно такой младенец, у которого сильное Эго в результате материнской поддержки этого Эго, очень рано становится истинно самим собой. Если же материнская поддержка Эго отсутствует или проявляется слабо, урывками, младенец не может успешно развиваться в личностном плане, и в таком случае, как я уже сказал, развитие сводится скорее к последовательности реакций на неудачи окружения, чем к внутренним стремлениям и генетическим предрасположенностям. Дети, окруженные достаточной заботой, быстро формируются как личности, причем каждый младенец отличается от всех остальных; а вот те, кто получал недостаточную или патологическую поддержку Эго, проявляют тенденцию к одинаковому поведению (они беспокойны, подозрительны, апатичны, заторможенны, покорны). И лишь в терапевтической ситуации лечащий врач бывает вознагражден первыми проявлениями личности ребенка как индивида.

Эти теоретические сведения необходимы, если мы хотим побывать в месте, где живет младенец, — в странном месте, где еще ничто не обособилось в качестве не-Я, так что нет и Я. Именно с идентификации и начинает младенец. Дело не в том, что он отождествляет себя с матерью; скорее в этом состоянии ему неизвестны ни мать, ни какой-либо другой внешний по отношению к «я» объект: и даже это утверждение неверно, потому что нет еще и Самости. Можно сказать, что на этих ранних стадиях Самость младенца существует лишь потенциально. Возвращаясь к такому состоянию, индивид сливается с материнской Самостью. Поскольку Самость младенца еще не сформировалось, о ней нельзя сказать, что она сливается, однако уже могут возникать и накапливаться воспоминания и опыт. Мы не должны забывать, что все это происходит, только если у младенца в результате «подкрепления» достаточно сильное Эго.

Говоря об этой стадии развития младенца, мы должны отступать назад на один шаг больше, чем обычно. Например, мы знаем о дезинтеграции, и это знание легко приводит к идее интеграции. Однако в данном контексте нам нужен иной термин — что-нибудь вроде неинтеграции, чтобы прояснить, что мы имеем в виду. Аналогично мы знаем о деперсонализации, и это легко приводит к мысли о том, что существует и процесс формирования личности, процесс установления единства или связи между организмом и его функциями и психе (что бы мы под этим термином ни подразумевали). Однако говоря о самых ранних стадиях, мы должны представлять себе младенца, у которого подобные проблемы еще вообще не возникли, ибо на этой стадии психе только начинает возникать на основе функций организма.

Опять-таки мы знаем об отношениях с внешними объектами и выводим отсюда идею процесса возникновения возможности подобных отношений. Однако необходимо представлять себе стадию, на которой у младенца еще вообще нет представления об объектах, хотя сам младенец испытывает удовлетворение от взаимодействия с тем, что мы называем объектами или часть-объектами.

Эти весьма примитивные процессы начинаются, когда мать, идентифицирующая себя с младенцем, способна и полна желания поддержать его, когда это необходимо.

Функции матери

На основе приведенных соображений есть возможность классифицировать функции хорошей матери на ранних стадиях развития младенца. Их можно свести к следующим трем:

1) холдинг;

2) обращение (Handling);

3) представление объектов.

1. Холдинг тесно связан со способностью матери идентифицироваться с младенцем. Удовлетворяющий младенца холдинг — это основополагающий элемент заботы, но осознается «правильность» холдинга только в сравнении с неуверенными или неправильными действиями матери. В таких случаях он вызывает у младенца ощущение крайнего дискомфорта на грани страдания, отчего проистекают:

— чувство разрывания на части;

— чувство вечного падения;

— ощущение, что внешняя реальность зыбка и не вызывает уверенности;

— другие тревожные ощущения, которые обычно описываются как психотические.

2. Обращение — это основа формирования у младенца чувства психосоматического партнерства. Оно способствует созданию представления о «реальном» в противоположность «нереальному». Неправильное обращение препятствует развитию должного мышечного тонуса и того, что называется «координацией», а также и возможности наслаждаться функциями организма и БЫТИЕМ.

3. Представление объектов, или реализация (то есть превращение творческих импульсов младенца в реальность), благоприятствует развитию способности соотноситься с объектами. Неправильное представление объектов мешает младенцу развивать реальные отношения с миром объектов и явлений.

Коротко говоря, развитие есть процесс созревания, в котором сочетаются наследственные тенденции и накопление живого опыта; но такое развитие возможно только в способствующем ему окружении. Способствующее окружение важно вначале абсолютно, потом относительно, и ход развития можно описать в виде последовательной смены абсолютной зависимости, относительной зависимости и постепенного достижения независимости.

Резюме

Я попытался описать, что происходит с младенцем в паре «младенец — мать». Строго говоря, это совсем не идентификация. Это нечто неорганизованное, приобретающее в весьма специфических условиях организацию и постепенно отделяющееся от начальной матрицы. Это то, что происходит в чреве и постепенно приводит к возникновению человеческого существа. Но это не может произойти в пробирке, даже в очень большой. Хотя мы этого не видим, мы являемся свидетелями эволюции незрелого опыта пары «мать — ребенок», опыта, в котором идентификация со стороны матери встречается с недифференциацией со стороны младенца. Без того особенного состояния матери, которое я описал выше, невозможно подлинное развитие младенца из первоначального состояния. В лучшем случае возникает ложная Самость, за которой может скрываться истинная.

В нашей терапевтической деятельности мы постоянно сталкиваемся с пациентами; мы проходим через фазу, в которой мы уязвимы (как уязвима мать) из-за нашей вовлеченности; мы идентифицируем себя с ребенком, который временно становится зависимым от нас в тревожной степени; мы наблюдаем, как сбрасывается ложная Самость и проявляется истинная, с сильным Эго, которое возникло, потому что мы, подобно матери, смогли подкрепить его. И если все пройдет хорошо, мы сможем наблюдать становление ребенка, Эго которого способно организовать защиту от тревог, связанных с импульсами Ид и с жизненным опытом. Родилось «новое» существо, потому что благодаря нашим действиям возник реальный человек, способный на независимую жизнь. Тезис мой таков: в терапии мы пытаемся имитировать естественный процесс, который характеризует поведение конкретной матери и ее ребенка. Если я прав, именно пара «мать — младенец» может научить нас основным принципам терапевтической работы в обращении с детьми, у которых раннее общение с матерью было «недостаточно хорошим» или оказалось прерванным.