ОСНОВОЙ СЕМЬИ ДЛЯ СЛАВЯН ЯВЛЯЛСЯ БРАК

ОСНОВОЙ СЕМЬИ ДЛЯ СЛАВЯН ЯВЛЯЛСЯ БРАК

Будучи монопольным юридическим учреждением в регулировании брачно-семейных отношений, православная церковь закрепила за собой прежде всего монопольное право на заключение брака. Византийским правом устанавливался низкий брачный возраст для вступления в брак: 12–13 лет для невесты и 14–15 лет для жениха.

Требовалось согласие вступающих в брак и их родителей, а также отсутствие близкого кровного родства.

В Киевской Руси, как и в других странах средневекового мира, вступали в брак довольно рано.

Согласно требованиям канонического права, установленным церковью, родство между желающими вступить в брак исчислялось коленами — количеством родственников в генеалогической линии от жениха вверх к общему предку и дальше вниз к невесте. Согласно «Уставу в брацех», до конца X века разрешался брак только между 7-м и 8-м коленами, то есть между четвероюродными братом и сестрой.

Более близкие родственники не имели права вступать в брачные отношения. Кроме того, запрещалось вступать в брак детям одних родителей и племянникам с теткой или дядей. Для нарушителей запрета предусматривалась санкция.

В соответствии со ст. 16 Устава князя Ярослава: «Аще ближнии род поимется, митрополиту 40 гривен, а их разлучити, опитемию приимуть». Переводим: в случае инцеста (интимных отношений между близкими родственниками), штраф выплачивается митрополиту, а любовники разлучаются с наложением епитимьи (церковного покаяния в различных видах).

С принятием христианства на Руси не потеряли своего значения и правовые обычаи дохристианского периода, которые со временем приобрели юридическое оформление в писаном праве. Так, свадебному обряду на Руси предшествовала помолвка, которая проводилась в доме родителей невесты. При этом обязательным кушаньем на столе был сыр, который выносила к столу будущая невеста. Соглашение о браке молодых своеобразно скреплялось обрядом «краяння» — разрезания сыра на куски.

В том случае, если свадьба расстраивалась по вине жениха, он должен был заплатить родителям невесты денежный штраф (моральную компенсацию), который предусматривался ст. 35 Устава князя Ярослава: «О девку сыр краявши, за стыд ей 3 гривны, а что потеряно, тое заплаты, а митрополиту 6 гривен, князь казнить».

Возможность заключения повторных браков ограничивалась для верующих и определялась церковной формулой: «Первый брак — закон, второй — прощение, третий — законопреступление, четвертый — нечестие: понеже свиньское есть житие».

Исключение было возможно для вдов и вдовцов. Для них был позволителен второй брак «по снисхождению к человеческой слабости».

Очень редко был разрешен и третий брак в случае смерти второго супруга, а также в случае, «аще кто будет млад, а детей не будет у него от первого брака ни от второго». Если брак заключался в четвертый раз, то такого любителя семейной жизни немедленно «разлоучали» и лишали причастия, «донельже разрешится беззаконного брака».

Церковь стояла на позициях запрета браков с представителями других религиозных конфессий.

Тех, кто нарушал этот запрет, ждало суровое наказание.

Статья 19 Устава князя Ярослава предусматривала наказание за связь русской женщины с иноверцем (человеком, который исповедовал иудейскую или мусульманскую религию) принудительным постригом ее в монахини и денежным штрафом в пользу митрополита: «Аще жидовин или бесерменин будет с рускою, на иноязычницех митрополиту 50 гривен, а рускую понята в дом церковный».

Защищая моногамный брак между мужчиной и женщиной, церковное право предусматривало ответственность за полигинию. Языческое многоженство не могло сосуществовать с принципами христианской морали, поэтому право и церковные догматы защищали интересы первой жены.

Статья 17 Устава князя Ярослава предусматривает: «Аще кто иметь две жены водить, митрополиту 20 гривен, а которая подлегла, тую пояти в дом церковный первую гоню держать по закону». Таким образом, вторая жена должна была занять место в церковном доме (монастырское учреждение для отбытия церковного наказания), а мужчина должен был проживать с первой женой.

Дублируя предыдущую статью, ст. 9 этой редакции предусматривала: «Аже муж оженится иною женою, а со старой не роспустится, митрополиту вина, молодую поняти в дом церковный, а со старой жить».

В соответствии с канонами церковного права брак провозглашался незыблемым.

Расторжение брака и прекращение существования семьи было возможным лишь в исключительных случаях и только после судебного разбирательства. Юридические основания для расторжения брака по инициативе мужа были изложены в ст. 53 Устава князя Ярослава.

Основанием для развода были такие действия жены, как:

— неуведомление женой своего мужа об известном ей покушении на власть и жизнь князя;

— прелюбодеяние, за которым ее застал муж, или подтверждение таких действий женщины свидетелями проступка;

— покушение на жизнь мужа или несообщение ему о подготовленном на него убийстве;

— общение жены с посторонними людьми, в частности, ночевка за пределами своего дома без разрешения мужчины;

— посещение женщиной без сопровождения мужчины днем или ночью игрищ;

— участие жены в обкрадывании мужа или самостоятельное похищение его имущества.

Перечень оснований, изложенных в ст. 53, не был исчерпывающим, жизнь создавала множество ситуаций, из-за которых семьи распадались.

По инициативе жены юридические основания для расторжения брака в церковных уставах не предусматривались.

В летописях содержатся упоминания оснований для расторжения брака по инициативе жены. Это физическая неспособность мужчины к браку: «Ожели мужь на гоню свою не лазит без съвета, то жена невиновата, идучи вот него», а также материальные причины, когда муж не мог содержать семью: «Яко не мочи мужю бержати жены, или жена мужа, или долг много у мужа застанеть, а порты ея грабити начнеть, или пропиваеть».

Разорвать брачные узы мог позволить себе только состоятельный мужчина.

В случае если мужчина все-таки принимал решение на законных основаниях расторгнуть брак и создать новую семью, он должен был уплатить очень большую денежную компенсацию в пользу бывшей жены, а также штраф в пользу церкви. Размеры этих финансовых санкций зависели от социального статуса бывшей жены.

Об этом свидетельствует ст. 4 Устава князя Ярослава: «Аще же пустит боярин гоню больших бояр, за стыд ей 300 гривен, а митрополиту 5 гривен золота, а меньших бояр гривна золотая; а нарочитых людии 2 рубля; простои чади 12, а митрополиту 12 гривен, а князь казнить».

Каноническое право препятствовало расторжению брака, как венчанного, так и невенчанного, причем во втором случае штраф был меньшим в два раза.

Это положение зафиксировано в ст. 18 Устава князя Ярослава: «Аще муж розпустится с женою по своей волы, а будеть ли венчаная, и дадять митрополиту 12 гривен, будет ли невенчаная, митрополиту 6 гривен».

Защищая семью, брак и христианскую мораль, православная церковь сформулировала конкретные составы преступлений (правонарушений), которые, по ее мнению, были наиболее опасными социальными явлениями и рассматривались исключительно церковными судами.

В ст. 9 Устава князя Владимира Святославовича «О десятинах, судах и людях церковных» определяется круг таких действий.

К преступлениям против семьи и нравственности были отнесены:

— «роспуста» (самовольное расторжение брака);

— «смильное» (внебрачная интимная связь мужчины и женщины);

— «заставание» (нарушение супружеской верности), доказанное свидетелями;

— «умыкание» (обрядовое похищение невесты для свадьбы), «пошибание» (изнасилование);

— «или в племени в сватовстве поимутся» (нарушение запрета на браки между близкими родственниками);

— «иже отца или матерь бьют» (избиение родителей);

— «урекание бляднею» (безосновательное обвинение женщины в небрачных половых связях).

С принятием христианства в Киевской Руси утвердилась христианская модель семьи и брака, в соответствии с которой:

— цель брака — предотвращение соблазнов и разврата;

— предназначение брака — рождение детей, продолжение рода;

— условия брака — моногамия, церковное благословение, публичность, достижение соответствующего брачного возраста, нерасторжимость, добровольность брака, однобрачие, исключение родственных союзов, создание семьи только через венчанный брак и т. д.;

— социальное и христианское непризнание правомерности небрачных (добрачных и внебрачных) связей;

— сексуальная этика православия постулировала, что единственная цель и предназначение секса — продолжение рода;

— низкий социальный статус женщины;

— характерный тип семьи — нуклеарная (семья, состоящая из одной брачной пары с детьми);

— исторический тип брака — моногамия (один мужчина и одна женщина), допускающий развод;

— авторитарная семья — базируется на экономическом господстве одного из партнеров;

— отношение к женщине (жене, супруге, дочери) осталось за пределами сферы отношений, освященных религией;

— юридические нормы не определяли положения невестки в семье мужчины. В крестьянских семьях она рассматривалась прежде всего как дополнительные рабочие руки.

Существовала практика безбрачия, которая не осуждалась общественностью. Это случалось тогда, когда старший брат, который заменил умершего отца, отказывался от бракосочетания в интересах младших братьев.

К безбрачию могла прибегнуть девушка в знак траура по умершему жениху. Такое самопожертвование даже вызывало уважение. Существовал брак по расчету (примы) — проживание зятя в семье жены, хотя это и противоречило праву — оставаться после бракосочетания с родителями мог лишь сын.

Брак в примах имел такие разновидности: по принуждению, по желанию, по приглашению. Возможен был договор пожизненного содержания.

Ситуация, когда бездетная пара в летах брала к себе в дом молодую пару, как правило, без земли, а нередко и без родителей. При этом они обязывались ухаживать и помогать людям, которые дали им приют, а в случае их смерти наследовали их имущество.

Для счастья семьи нужно не столь уж много — направленность на партнера, умение и желание понимать его, заботливо к нему относиться, учитывать его вкусы, интересы и желания, умение удержаться на тонкой грани между отчужденностью и вторжением в личное пространство брачного партнера.

Счастливы брачные отношения, основанные на равенстве супругов, нормальное, бесконфликтное общение, признание права другого человека на собственное жизненное пространство, доверительность и благосклонность, гармоничная интимная жизнь, соответствующий материальный фон жизни, дети, наличие Дома (того места, где может отдохнуть от превратностей жизни вся семья в целом и каждый из ее членов в отдельности).

В сущности, ведь это не так много, чтобы быть счастливым, но судьба средневековой женщины чем-то напоминает судьбу библейской Евы. Первая женщина появилась на свет сразу женой. У Евы не было альтернативы. У женщины Киевской Руси та же ситуация, потому что Средневековье — это цивилизация мужчин…

* * *

Женили у нас всегда рано, но все-таки не так, как в Индии.

Неподдельным ужасом веет от песни «Матушка, матушка, что во поле пыльно» — речь в ней о сватовстве и скорой женитьбе еще совсем молодой особы. Смотрит в поле и видит — «едут». Близко сговор, свадьба, увоз в чужой дом, и вот уже она не любимое дитя, а в лучшем случае падчерица, отданная незнакомым и, возможно, жестоким людям в полную власть и на скорое съедение. Свекровь не пощадит, заставит работать с утра до ночи…

Что для крестьянки, что для дворянки неизбежный поворот женской судьбы в подростковом возрасте был не просто мучительным, но роковым, чреватым порой гибелью. Не только дети умирали при родах…

В языческой Руси жен доставали себе уводом, то есть похищением из родительского гнезда. Обряд умыкания (похищения) в честь богини плодородия Лады совершался ранней весной и обязательно у воды: она символизировала бурный поток жизни, захватывающий невесту с собой. Обряд, говорят источники, сопровождался «неподобными игрищами». Жену также могли купить: платой за невесту было «вено», а «веном» — приданое.

Однако постепенно уводу невесты начинает предшествовать сговор с ней при помолвке. Отказываешься от невесты — помните? — тут же следует «краянням сиру»; моральный ущерб девушке оценивался в одну гривну и остальное в виде штрафа по размеру затраченного на помолвку родителями невесты и ею как материальный ущерб.

У древних славян авторитет родителей также был непререкаем, поэтому подбором кандидатов в супруги занимались именно они. Но если чувства молодых не совпадали с решением родителей? В такой ситуации нередки были случаи похищения невесты. Положение женщины в таком браке было очень уязвимым: если брачный союз заключался по обоюдному согласию, за женой стояла поддержка ее семьи. Но при самовольном замужестве девушка лишалась приданого и защиты своего рода.

Приданое у древних славян играло важную роль — оно являлось подспорьем в одинокой жизни в случае развода. Кстати, развод у славян-язычников не возбранялся и совершался довольно просто: нужно было лишь разорвать рубаху или пояс над водой. Интересно относились древние славяне к детям. Принято думать, что женщина, родившая детей до брака, опозорена. Но по языческим верованиям главнейшая функция слабого пола — рожать и растить детей. Именно поэтому женщина, у которой был внебрачный ребенок, являлась первой невестой в племени: она доказала свою женскую состоятельность. Вступление в брак у славян было обязательным для социальной личности, поэтому одинокие люди подвергались насмешкам и вызывали подозрение.

В Уставе Ярослава содержался запрет выдавать замуж силой.

Иногда засылала сватов девушка, а зятя брали в дом жены. Ограничения же на брак касались возраста, родства, вероисповедания, соблюдения очередности вступления в брак дочерей согласно старшинству.

Церковное венчание, введенное на Руси в XI веке, практиковалось только среди высших слоев общества, остальное население заключало браки по традиционным обрядам.

В XII веке в Уставе Владимира Святославовича давалось право именно церкви утверждать законность браков.

К концу XIII века согласие сторон: девушки, жениха, родителей невесты, родителей жениха и холоповладельца (предшественника помещика) стали фиксироваться в брачном согласии — специальном договоре, заключаемом в письменной форме.

Заключительной частью сговора в XIV–XV веках стало обручение, и обрученный обязан был жениться в случае даже осквернения суженой.

Помня о «традиционных игрищах», церковь сделала замечание что сохранение плевы до замужества необязательно, но несохранение ее требует штрафа.

Брачный возраст в это время для женщин начинался с 12 лет. Ограничивалось и число замужеств: нормы христианской морали допускали только два брака. Третий разрешался только в случае смерти второго супруга и отсутствия детей.

К концу XV века официально возможные поводы к разводу существенно ограничивались: расторжение брака было возможно фактически только по неверности или по импотенции.

В западных регионах Руси, где исповедовался католицизм, выражалось согласие на брак перед двумя свидетелями и приходским священником и только, а также признавались браки, не получившие церковного освящения.

На практике сватовство, обручение и свадьба были у нас делом сложнейшим, требующим участия таких квалифицированных экспертов, как сваха и многочисленные свояки.

Обмануть могли на каждом шагу: например, вместо подлинной, но некрасивой невесты могли показать стороне жениха совершенно другую девушку, только чтобы сбыть дитятко с рук. Меж тем, когда обман раскрывался, брак чаще всего оставался в целости и сохранности.

Жених, которого сватала невеста, участвовал в девичнике, готовил приданое и назывался «примаком», «подживотником», «привальнем», в шутку даже «молодухой». Про таких говорили, что он «выходит замуж», а невеста «женится» на нем.

Будучи в таком браке, женщина могла пользоваться равными с мужчиной правами.

Пожениться могли люди с совершенно разных сословий (вспомним здесь «Повесть о Петре и Февронии», где князь, хоть и не с первого раза, но берет в жены «древолазца дщи», то есть дочь вольного бортника — охотника за медом лесных пчел).

Молодожены могли и не жениться вовсе, а пожить вместе и, если не подходят друг другу, разойтись. Женщина имела полное право на свое приданое, но если муж ей доверял, то мог доверить и ведение хозяйства.

Завидный жених мог потребовать увидеться с невестой до свадьбы, но кого бы он ни увидел, жениться ему приходилось, потому что невеста в представлении родителей уже была как бы отдана жениху, и попробовали бы вы их в этом переубедить…

День сговора назначался родителями невесты. В дом невесты приезжали родители жениха, садились напротив родителей невесты и долго молчали. Потом начинали писать «рядную записку» (ибо стороны именно что рядились, как натуральные купцы). В записке назначали день свадьбы и подробнейше, как в протоколе обыска, перечисляли приданое невесты. Почему-то обязательно туда попадала кровать (корневой символ постельного счастья), затем шли сшитые во время взросления девочки и передаваемые от матерей и бабок платья, горшки, тарелки, ложки-поварешки…

Богатым невестам в рядную записку вписывали украшения, порой весьма дорогие, деньги (и золотом, и ассигнациями) и разнообразную недвижимость — от курных изб до доходных домов. Эдакий калым наоборот: от жениха ничего не просили. Ни полушки. Если невеста была настолько бедна, что не могла вписать в приданое ни копейки, ни грошика, жених перечислял родителям несколько своих рублей: ну, не может быть невеста без приданого, диктовал обычай! Что бесприданниц не отменяло.

Утром в день свадьбы в дом жениха готовить брачное ложе отправлялась сваха, ибо веровали, что колдуны могут «испортить» первую брачную ночь. Стелили молодым в сеннике, часто нетопленном. Понятно, почему: когда холодно, невольно жмешься поближе к другому. Так, видимо, подталкивали к близости. Если близость не получалась (легко ли сказать — мальчик и девочка, даже знающие гораздо больше о близости, чем сегодняшние, — что они могли друг с другом сделать?), топили молодым баню, где они видели друг друга воочию и сближались.

В сенник несли символы плодородия — лари с зерном, бочки: намекали на потомство.

Перед венчаньем звали молодых к столу, но и там жениху лица невесты не показывали — что за хитрые люди!

Основательно выпив и закусив, посаженый отец, обращаясь к родному отцу невесты, спрашивал разрешения вести молодых «чесать и крутить» — то есть венчать. Вели…

И только после венчания садились выпивать и закусывать до самого конца церемонии. Финальная часть пира была более приятной (или наоборот, неприятной) для жениха: невесте, наконец, открывали лицо. Девичий венец сменялся на «бабий убор» — повойник.

Красива была невеста или некрасива, она должна была непременно плакать, хотелось ей того или нет. Первым, что видел молодой муж на лице жены, были слезы, а первым, что видела невеста, тонкое шерстяное покрывало, за которым смутно, как в рождественском гадании на зеркале, проступало лицо мужа. Диво ли, что ведущей, главной эмоцией становилась не любовь (откуда ей взяться в этой странной встрече?), а именно жалость? Сначала к себе, а потом к насильственно сводимой с тобой другой душе?

Представьте себе: русская свадьба поначалу вовсе не весела. И замужние, и девицы поют за столом печальные песни — в общем, не понять, замуж выдают или хоронят заживо. «На кого ж ты нас оставляешь?» — та же самая тональность!

Замечательна сцена женитьбы царя Петра в фильме «В начале славных дел»: молодой и молодая в традиционной длиннополой одежде во главе стола, вой плакальщиц, прибаутки гостей, лица будущей пары напряжены, Петр почти открыто недоволен.

Перед тем мать-царица говорит ему, застигнутому посреди потешных трудов: «Женить я тебя надумала, Петруша» — «Ну, так жените», — досадливо, нетерпеливо отвечает строитель России молодой, понимая, что ни о какой любви речи не идет.

Наконец, распорядитель царской свадьбы поднимается и предлагает молодым покинуть пиршество, пока не начались самые соленые шутки. Им заворачивают на ночь в тряпицу курочку, краюху хлеба, и поднимаются они, горемыки, по лестнице в опочивальню, и первые минуты не знают, о чем говорить. Петр, мрачный, отвлеченный от дел, разламывает курицу пополам, и жуют они, наконец, эту жареную птичку, сглатывая те же слезы досады на судьбу, так немилосердно с ними обошедшуюся.

…Ту, выбранную матерью для него жену царь Петр и заточил, по примеру многих славных предков своих, в монастырь, и не больно о ней печалился.

По обычаю, перед тем как покинуть свадебный пир, муж, обозначая полноту власти над женой, ударял ее по спине плетью, полученной от тестя: женщина переходила от одного «хозяина» к другому. Иногда за молодыми увязывались гости, но если кто-то случайно перебегал дорогу «свадебному поезду», то мог попасть под саблю возглавляющего процессию ясельничего — особого человека, часто родного дяди жениха или невесты, охранявшего молодых от «лиходейства». Со временем ясельничий частично преобразился в шафера — фигуру главного свидетеля брачного торжества, ближайшего помощника и товарища жениха, а заодно и распорядителя пира.

Оставшись наедине, молодые исполняли еще один старинный, еще языческий обряд — разувания: жена, в знак покорности, снимала с мужа сапоги, в одном из которых была монета. Если первым снятым оказывался сапог с монетой, это был счастливый знак на всю будущую жизнь, а если нет, совместное житие обещало тяготы — и непрерывное повиновение.

В Сибири и на Урале жена омывала мужу ноги, и это скорее обычай, докатившийся до Руси с Ближнего Востока, но символически значивший то же самое — покорность.

Дав молодым время на проведение обряда разувания и омовения, а потом, подождав еще немного, ясельничий справлялся о здоровье жениха. Если тот отвечал, что находится в хорошем здравии, это означало, что доброе дело свершилось, ясельничий говорил это гостям и те шли кормить молодых.

Известно, что в некоторых местностях России демонстрировали гостям простыню с кровавым пятном (обычай предполагал, что невеста девственна, а если это было не так, простыню пачкали заранее приготовленной кровью какого-нибудь домашнего животного).

Детализация и регламентация отношений, возникавших в русской брачной паре, поразительна: казалось бы, назови братом или сестрой ту, что со стороны жены, и так же пусть поступит жена, касаясь родственников мужа, но нет, куда там!

Для того чтобы описать всю сложность возникавших отношений, придется привести целую таблицу (чтобы никто больше не путался):

Родственники со стороны мужа:

свекор — отец мужа;

свекровь — мать мужа;

деверь — брат мужа;

золовка — сестра мужа;

невестка, сноха — жена брата мужа.

Родственники со стороны жены:

тесть — отец жены;

теща — мать жены;

шурин — брат жены;

свояченица — сестра жены;

свояк — муж сестры жены.

Кем вы приходитесь новым родственникам?

Молодая жена:

невестка или сноха — отцу мужа;

невестка или сноха — матери мужа;

невестка или сноха — брату мужа;

невестка или сноха — сестре мужа;

невестка или сноха — жене брата мужа.

Молодой муж:

зять — отцу жены;

зять — матери жены;

свояк или зять — брату жены;

свояк или зять — сестре жены;

свояк — мужу сестры жены.

Кем новые родственники приходятся друг другу?

Свояки — женатые на двух сестрах.

Двоюродные свояки — женатые на двоюродных сестрах.

Невестки или снохи — жены двух братьев.

Мало в какой культуре так подробно регламентировались эти связи! Русский язык выдумал особенные термины для них лишь потому, что для людей они были важны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.