Раскол

Раскол

В годы, предшествовавшие приходу Гитлера к власти, движение за свободу в Германии опиралось на социально-экономическую теорию Карла Маркса. Поэтому понимание немецкого фашизма должно проистекать из понимания марксизма.

В первые месяцы после захвата национал-социалистами власти в Германии даже те люди, чья революционная стойкость и готовность к действию получили неоднократное подтверждение, выражали сомнения в правильности выдвинутой Марксом основной концепции социальных процессов. Появление этих сомнений было вызвано тем вначале непостижимым, хотя и неопровержимым фактом, что фашизм, который по своим задачам и природе был наиболее крайним представителем политической и экономической реакции, стал международной реальностью и, бесспорно, одержал вполне очевидную победу над социалистическим революционным движением. Тот факт, что эта реальность нашла наиболее сильное выражение в нескольких промышленно развитых странах, лишь обострил проблему. Подъём национализма во всех странах мира компенсировал неудачу рабочего движения на этапе современной истории, когда, как утверждали марксисты, «капиталистический способ производства экономически созрел для взрыва». Положение усугублялось ещё и глубоко укоренившейся памятью о неудаче III Интернационала в начале второй мировой войны и о разгроме революционных восстаний за пределами России в годы с 1918 по 1923. Короче говоря, появление сомнений было вызвано серьёзными событиями, и в случае их обоснованности следовало признать неправильность основной марксистской концепции и необходимость кардинальной переориентации рабочего движения, если оно всё ещё стремилось к достижению своих целей. В случае их необоснованности и правильности основной социологической концепции Маркса необходимо не только подвергнуть тщательному и всестороннему анализу причины постоянных неудач рабочего движения, но и — в первую очередь — дать исчерпывающее объяснение небывалому участию масс в фашистском движении. Только на этой основе может возникнуть новая революционная практика.

Об изменении существующего положения не могло быть и речи до тех пор, пока не будет доказана справедливость того или иного утверждения. Очевидно, что этой цели невозможно было достигнуть ни с помощью взываний к «революционному классовому сознанию» рабочих, ни с помощью уловок в духе Куэ, т. е. скрывая, как это было тогда в моде, поражения и очевидные факты под покровом иллюзий. Никого не могли удовлетворить заверения в том, что рабочее движение также «развивалось»: в различных местах вспыхивали очаги сопротивления и объявлялись забастовки. Существенным был не факт, а темп развития рабочего движения по отношению к темпу развития и укрепления международных позиций политической реакции.

Молодое сексуально-энергетическое движение рабочей демократии заинтересовано в выяснении этого вопроса не только потому, что он входит в общий контекст социально-освободительной борьбы, но главным образом потому, что достижение его целей неразрывно связано с достижением политических и экономических целей естественной рабочей демократии. Поэтому мы стремимся дать объяснение с точки зрения рабочего движения взаимосвязи между конкретными сексуально-энергетическими и общими социальными вопросами.

В 1930 году на некоторых собраниях в Германии выступали интеллигентные, искренние, хотя и с националистически-мистической ориентацией, революционеры, к числу которых, например, можно отнести Отто Штрассера. Их возражения марксистам обычно сводились к следующему: «Вы, марксисты, любите в свою защиту цитировать теории Маркса. Маркс учил, что теория проверяется только практикой. Но ваш марксизм потерпел неудачу. Вы всегда находите оправдания поражению Рабочего Интернационала. Поражение 1914 года вы оправдываете «отступничеством социал-демократов»; для объяснения поражения 1918 года вы указываете на их обман и «предательскую политику». В ситуации существующего мирового кризиса массы обращаются не к левым, а к правым партиям, и этому факту у вас тоже есть готовые «оправдания». Но ваши оправдания не скрывают факта ваших поражений! Прошло восемьдесят лет, и где же конкретное подтверждение теории социальной революции? Ваша основная ошибка заключается в том, что вы отвергаете и осмеиваете душу и ум, вы не понимаете того, что движет всем». На такие доводы у сторонников марксизма не было ответа. Становилось всё более очевидным, что их политическая массовая пропаганда, которая сводилась исключительно к обсуждению объективных социально-экономических процессов в кризисный период (капиталистические способы производства, экономическая анархия и т. д.), не интересовала никого, кроме немногочисленных новобранцев левого фронта. Розыгрыша таких политических карт, как нужда и голод, было недостаточно, так как эти карты разыгрывались всеми политическими партиями, даже церковью. Таким образом, мистицизм национал-социалистов одержал победу над экономической теорией социализма, причём в то время, когда обнищание и экономический кризис достигли кульминации. Поэтому следует признать, что в пропаганде и концепции социализма в целом существовало вопиющее упущение; более того, это упущение служило источником его «политических ошибок». Ошибка заключалась в Марксовом понимании политической реальности, и тем не менее в методах диалектического материализма содержались все предпосылки для её исправления. Они просто никогда не использовались на практике. Резюмируя вышесказанное, можно сказать, что в своей политической практике марксисты не учитывали характерологической структуры масс и социальных последствий мистицизма.

Сторонники революционного левого движения, принимавшие участие в практическом применении марксизма в годы с 1917 по 1933, должны были заметить, что такое применение ограничивалось сферой объективных экономических процессов и политикой правительства. При этом они не учитывали и не понимали развития и противоречий так называемого «субъективного фактора» истории, т е. идеологии масс. Самое важное заключается в том, что революционное левое движение не смогло найти новое применение своему методу диалектического материализма, поддержать в нём жизнь и с его помощью по-новому взглянуть на все новые политические реальности.

Диалектический материализм не применялся для осмысления новых исторических реальностей. А ведь фашизм был реальностью, о существовании которой было неведомо ни Марксу, ни Энгельсу. И только Ленин обратил внимание на зарождавшийся фашизм. Реакционная концепция реальности закрывает глаза на действительные условия и противоречия фашизма. Реакционная политика автоматически использует социальные силы, препятствующие прогрессу, и будет преуспевать в этом до тех пор, пока наука не обнаружит такие революционные силы, которые неизбежно должны одержать победу над реакционными силами. В дальнейшем мы убедимся, что в протесте мелкой буржуазии, которая впоследствии составила массовую основу фашизма, нашли проявление не только регрессивные, но и весьма энергичные, прогрессивные социальные силы. Это противоречие осталось без внимания. Действительно, на роль мелкой буржуазии не обращали никакого внимания вплоть до захвата Гитлером власти.

Революционная деятельность во всех областях жизни человека спонтанно возникнет, когда будут поняты противоречия каждого нового процесса. Она будет заключаться в отождествлении с теми силами, которые осуществляют движение в направлении подлинного прогресса. Радикальность, по словам Маркса, заключается в «постижении сути всех явлений». Постижение сути всех явлений и противоречивости их функций обеспечит победу над политической реакцией. Если суть явлений не постигается, тогда, хотите вы того или нет, в итоге вы придёте к механицизму, экономизму или даже метафизике и неизбежно утратите точку опоры. Поэтому критика может быть эффективной и иметь практическое значение только тогда, когда она сможет показать, где остались без внимания противоречия социальной реальности. Революционность Маркса заключалась отнюдь не в составлении прокламаций и указании революционных целей; его основное революционное достижение заключалось в признании за промышленными производительными силами прогрессивной роли и в показе противоречий капиталистической экономики в их взаимосвязях с реальной жизнью. Неудача рабочего движения должна означать, что наше знание сил, препятствующих социальному прогрессу, весьма ограниченно и некоторые основные факторы всё ещё остаются совершенно непознанными.

Марксизм, подобно многим достижениям великих мыслителей, превратился в пустые формулы, и в руках марксистких политиков утратил свою научную и революционную действенность. Они настолько втянулись в повседневную политическую борьбу, что упустили из виду необходимость развития принципов философии жизни, унаследованной от Маркса и Энгельса. Чтобы убедиться в этом, достаточно лишь сравнить книгу Сауэрланда, посвящённую диалектическому материализму, или любую из книг Залкинда или Пека с «Капиталом» Маркса или с «Развитием социализма от утопии к науке» Энгельса. Гибкие методы свелись к формулам, а научный эмпиризм — к застывшей ортодоксии. Тем временем «пролетариат» времён Маркса превратился в большой класс промышленных рабочих, тогда как средний класс лавочников превратился в колосса промышленных и государственных служащих. Вырождаясь, научный марксизм превратился в «вульгарный марксизм». Многие видные марксистские политики употребляли это название для обозначения экономизма, который сводит всю человеческую жизнь к проблеме безработицы и ставкам заработной платы.

Представители вульгарного марксизма полагали, что экономический кризис 1929–1933 годов достиг такого масштаба, что угнетённые массы неизбежно придут к идеологической ориентации левого крыла. Несмотря на то, что даже после январского поражения в 1933 году по-прежнему обсуждалось «революционное возрождение» в Германии, реальное положение дел свидетельствовало о том, что в результате экономического кризиса, который, как ожидалось, должен был привести массы в стан левого крыла, в пролетарских слоях населения произошёл существенный идеологический сдвиг в сторону правого крыла. Таким образом, появился раскол между экономическим базисом, тяготевшим к левому крылу, и идеологией широких слоёв общества, тяготевших к правому крылу. Этот раскол остался незамеченным, и никто не задумался над вопросом, почему широкие слои населения, оказавшиеся в крайней нищете, пришли к национализму. Такие объяснения, как «шовинизм», «психоз» и «последствия Версаля», следует признать несостоятельными, поскольку они не позволяют нам преодолеть стремление бедствующего среднего класса присоединиться к радикалам правого толка. Кроме того, в этих столкновениях фактически не учитываются характерные для такого стремления процессы. Действительно, к правому крылу обратились не только средние сословия, но и многие, притом далеко не худшие представители пролетариата. Остался незамеченным тот факт, что напуганные успехом революции в России средние классы прибегли к новым, на первый взгляд странным, превентивным мерам (таким, как «Новый курс» Рузвельта), которые не были поняты и проанализированы рабочим движением. Кроме того, остался без внимания и тот факт, что в самом начале и на первых этапах превращения в массовое движение фашизм был направлен против крупной буржуазии, и поэтому от него нельзя было отмахнуться на том основании, что он был «лишь оплотом финансовых воротил».

В чём заключается проблема?

Основная марксистская концепция учитывала следующие моменты: труд эксплуатировался как товар, капитал сосредоточился в руках меньшинства, а это приводило к дальнейшему обнищанию большинства трудящихся. На основе этого процесса Маркс пришёл к выводу о необходимости «экспроприации экспроприаторов». В соответствии с этой концепцией производительные силы капиталистического общества выходят за пределы способов производства. Противоречие между общественным производством и частным распределением продуктов труда можно устранить, приведя способы производства в соответствие с уровнем производительных сил. Общественное производство необходимо дополнить общественным распределением продуктов. Первым актом обеспечения указанного соответствия является социальная революция. Таков основной экономический принцип марксизма. Соответствие, как утверждают, может быть обеспечено только в том случае, если обнищавшее большинство установит «диктатуру пролетариата» как диктатуру большинства трудящихся над меньшинством подвергнутых экспроприации собственников средств производства.

С точки зрения теории Маркса существуют экономические предпосылки социальной революции: капитал сосредоточен в руках меньшинства; превращение национальной экономики в мировую находится в полном противоречии с таможенно-тарифной системой национальных государств; капиталистическая экономика с трудом достигает половины своей производственной мощности, и в ней, несомненно, царит анархия. Население высокоразвитых промышленных стран в большинстве своём живёт в безысходной нищете; в Европе насчитывается около пятидесяти миллионов безработных; сотни миллионов рабочих влачат голодное существование. Тем не менее экспроприация экспроприаторов не состоялась и, вопреки ожиданиям, на перекрёстке дорог к «социализму и варварству» общество остановило свой выбор на дороге к варварству. Это свидетельствовало об укреплении международных позиций фашизма и отставании рабочего движения. Те, кто всё ещё надеялся, что революция вспыхнет в результате давно ожидаемой второй мировой войны, которая тем временем стала реальностью (т. е. те, кто рассчитывал, что массы обратят вложенное им в руки оружие против внутреннего врага), упустили из виду развитие новых методов ведения войны. Трудно было отказаться от мысли о маловероятности вооружения масс во время следующей войны. В соответствии с этой концепцией борьба будет направлена против безоружных масс крупных промышленных центров, причём такую борьбу будут вести в высшей степени надёжные, отборные» военные профессионалы. Поэтому непременным условием новой революционной практики была переориентация своего мышления и оценок. Вторая мировая война подтвердила эти ожидания.