Влияние сталинских репрессий конца 30-х годов на жизнь семей в трех поколениях[48] Кэтрин Бейкер, Юлия Б. Гиппенрейтер
Влияние сталинских репрессий конца 30-х годов на жизнь семей в трех поколениях[48]
Кэтрин Бейкер, Юлия Б. Гиппенрейтер
Политические репрессии, которым положила начало Октябрьская революция в России, достигли своего апогея в конце 30-х годов. «Великий террор» в Советском Союзе, проводимый в жизнь широкой сетью государственного, партийного и полицейского аппарата, унес, по разным оценкам, от 20 до 40 млн. человеческих жизней (Conquest, 1990; Daniels, 1985). Этот беспрецедентный в истории XXсто-летия акт массовых убийств и преступлений продолжает переживаться и осмысливаться его жертвами (увы, немногими уже оставшимися в живых), свидетелями, а также их потомками. В нашей стране и за рубежом написаны об этих событиях многие десятки книг мемуарной, художественной и публицистической литературы (Адамова-Слиозберг, 1993; Бейкер, 1991; Волков, 1989; Гинзбург, 1991; Доднесь тяготеет, 1989; Разгон, 1989; Солженицын, 1991), исторические и социологические исследования (Франкл, 1992; Conquest, 1986; Conquest, 1990; Forche, 1993; Hochild, 1994; Malia, 1994; Remnick, 1993). На этом фоне выглядят редкими исключениями попытки научного анализа психологических феноменов, связанных с репрессиями в тоталитарных режимах: поведение и мотивация преследователей, способы физического и личностного выживания жертв и т. п. Из зарубежной литературы здесь могут быть упомянуты книги выдающихся психиатров и психологов В. Беттельхайма (Bettelheim, 1989) и В. Франкла (Франкл, 1992) авторы которых прошли через испытания нацистских концентрационных лагерей и сумели не только достойно выжить, но и проводить систематические наблюдения и потом подвергнуть их профессиональному анализу.
В отечественной психологической литературе подобные исследования практически отсутствуют. Долгое время они были невозможны ввиду тщательного сокрытия советским государственным и партийным аппаратом тайны о совершавшихся преступлениях. Информация о них сначала просачивалась через устные истории о преследованиях, доносах и арестах, шепотом рассказываемых родными и свидетелями самым доверенным близким, затем стали появляться подпольные издания рассказов и воспоминаний жертв репрессий, прошедших тюрьмы и лагеря и чудом там уцелевших, наконец, с начала периода гласности хлынул поток открытых, «разрешенных» публикаций – такими были хорошо известные этапы постепенного проникновения в сознание широких масс граждан Советского Союза и России правды о недавних политических злодеяниях, о трагедиях жертв и их семей. Наверное, нужно было пережить шок этой правды, чтобы наконец появилась готовность исследователей заняться изучением жизни семей, переживших трагедию.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.