XII. У кого деньги?

XII. У кого деньги?

В виду того что классовая принадлежность является центральным фактором, стоящим за социальным рангом, фундаментальным вопросом для организаций и общин повсеместно является вопрос: у кого деньги?

Поскольку все спорные вопросы так или иначе связаны друг с другом, то все они связаны и с деньгами. Образование предоставляет статус, но оно дорого. Представителям низших экономических классов не так-то просто получить хорошее образование. Безработица и образование взаимосвязаны. Поскольку неимущие редко могут позволить себе пройти профессиональный курс или получить образование, то именно они, как группа, больше всего страдают от безработицы. Представители рас мейнстрима получают более высокие заработки, чем другие; белым мужчинам обычно платят больше, чем женщинам.

Мейнстрим в своей близорукости считает: люди, не имеющие денег, наверняка просто ленивы. Так на сцену выступает психологический гнет. Сами безработные склонны интериоризировать эту критику. Низкая самооценка ведет к низкой сопротивляемости организма болезням. Плохое самочувствие сопряжено с экономическим статусом и т. д.

Между тем люди благополучные говорят: «Взгляните-ка, сколько существует всевозможных программ помощи этим людям, а они так и не могут встать на ноги. Вот для меня правительство не проводит никаких программ, однако же у меня есть работа».

Так называемые программы «утвердительного воздействия» по созданию рабочих мест для тех, кто удерживается внизу экономической системы, не способны добиться равенства в трудоустройстве, поскольку они не учитывают предрассудки, существующие на заднем плане. Это, в свою очередь, приводит людей неблагополучных, которым была обещана лучшая жизнь, к всевозможным разочарованиям. Некоторые из них подхватывают воззрения мейнстрима о том, что у них, по всей видимости, не все в порядке. Низкая самооценка ведет к ухудшению самочувствия, а с подорванным здоровьем работать нелегко. В результате возрастает напряжение в семье. Детям недостает внимания.

Раса, пол, здоровье, образование и финансы связаны друг с другом, порождая высокий ранг для одних и чувство беспомощности у других.

Следующая революция — завтра

Мир созрел для новой формы коммунизма, способной осуществить классовое равенство. Я предсказываю революцию в сфере нашего всеобщего осознавания ранга, которая коснется всех социальных проблем. Учитывая отсутствие обучения, необходимого для осознавания ранга, я считаю неизбежными беспорядки и бунты, направленные на свершение такой революции. Я хотел бы ошибаться.

Под коммунизмом я подразумеваю процесс классового уравнивания. Коммунизм это не только исторический эпизод, который мы наблюдали в таких странах, как Китай, Вьетнам, Куба и до не давнего времени Россия. Коммунизм это фаза в процессе становления сообщества, которая пытается осуществиться всякий раз, когда обостряется конфликт между теми, у кого есть деньги, и теми, у кого их нет.

Я основываю свое предсказание революции на собственном опыте работы с поликультурными группами в ситуациях, близких к погромным, по всему свету, а также на наблюдении, согласно которому групповой процесс, независимо от страны или организации, где он проистекает, всегда взаимосвязан с неразрешенными мировыми проблемами. Иными словами, групповой процесс связан с разногласиями на почве пола, расы, здоровья, денег и социального класса, а также с отсутствием осознавания ранга.

Является ли мое предвидение революции марксистским? И да и нет. Маркс предсказывал революцию, исходя исключительно из экономических соображений. Как я уже указывал, экономические условия не являются независимыми от других вопросов. Я делаю свое предсказание, видя весь спектр проблематики.

Мы сами повторяем историю. Политический процесс даже в самом небольшом городке повторяет историю недавних мировых революций, независимо от того, знают ли его участники эту историю. Всегда будут происходить новые вариации большевистского восстания против эгоистичной и прожорливой монархии. И всегда будут появляться новые лидеры, подобные Жанне д’Арк, Ганди, Малькольму Икс и Мартину Лютеру Кингу, так же как всегда существуют новые вариации религиозного угнетения и расизма.

Для тех из нас, кто работает с групповым процессом, критически важно рассматривать свою работу в более широком контексте человеческой истории. Даже если в городе обсуждается такой, казалось бы, незначительный вопрос, как предложение собрать деньги для ремонтирования старого моста, эта проблема тоже связана с мировой историей. Проблема моста может оказаться острой потому, что, скажем, в городе есть множество безработных и им нужна работа, но, с другой стороны, мост пока вроде бы не обрушивается, поэтому богатые не желают платить более высокие налоги, необходимые для переделки моста. В результате все сводится к вопросу: у кого есть деньги и у кого их нет? Если победят богатые, то будет подготовлена почва для классовой революции в миниатюре.

В биологии известно, что «онтогенез повторяет филогенез». Иными словами, индивидуальное развитие отдельного человека от эмбриональной формы до взросления (онтогенез) отражает историческое развитие всего рода человеческого (филогенез). Например, у человеческого зародыша есть хвост, который перед рождением отпадает. Точно так же, как это происходило с древними людьми, группы современных людей сбиваются в общины, ища дружбы и безопасности. Развиваются напряжения, разгорается борьба за власть. Тот, у кого есть харизма, становится лидером. Друзьям лидера предоставляется высокий ранг, у рабов и иммигрантов — самый низкий ранг. Обостряются конфликты, связанные с различием, с вопросами расы, половой принадлежности, состояния здоровья, сообщества, равенства, демократии, туземной духовности, капитализма, коммунизма и, наконец, глубокой демократии.

Любая группа, которую только можно вообразить — деловое предприятие, религиозная конгрегация, муниципальное собрание или бридж-клуб, — повторяет историю. Любая проходит через некоторые из приведенных ниже стадий.

— Период, когда духовный опыт, новые идеи или внешняя опасность сплачивают людей.

— Фаза диктатуры, когда кто-то берет верх над другими и указывает остальным, что им делать.

— Борьба за консенсус в связи с тем, что следует предпринять далее.

— Эксперимент с демократией — попытка обеспечить права и дать всем равную власть.

— Период империалистического подъема, когда группа неявно соглашается с тем, что пришло время экспансии, каким бы ни оказался ответный удар.

— Период ответных ударов от других групп.

— Войны за территорию, направленные в конечном счете против людей и окружающей среды. Среда восстает.

Мне очень хотелось бы добавить к этому списку еще одну стадию. Хотя она еще никогда, насколько мне известно, не осуществлялась, мне она представляется неизбежной:

— Время возросшей осознанности и глубокой демократии, когда учитываются конфликты, связанные с вопросами возраста, расы, религии, пола, здоровья, сексуальной ориентации и окружающей среды.

Фантомы: силы под названием общество

В любой момент, в любой фазе группового процесса присутствуют сотни ролей: практический человек, эмоциональная личность, ребенок, мудрая женщина, храбрый солдат и многие другие. Всем им приходится сосуществовать. Есть три фигуры, с которыми люди сталкивались всегда как в демократических обществах, так и в условиях диктатуры.

Духовный лидер, который соединяет нас с бесконечным. В недавние времена эту роль играли люди, действия которых основывались в большей степени на прозрениях, нежели на практической основе.

Диктатор, использующий свою власть чрезмерно и насильственно.

Эти фантомы времени приобретают особенное значение в кризисные времена. Есть сотни вариаций этих призраков. Важны не их названия — мы должны замечать их существование и энергию. Более того, критически важно помнить, что каждый из нас в каждый конкретный момент уже находится в той или иной роли. Мы не обязательно остаемся всегда только в одной. И, несмотря на смены ролей, жизнь сообщества продолжается.

Процесс. Четвертый фантом времени — это процесс. Когда имеются все остальные роли, процесс трансцендирует их границы и выковывает из них сообщество. Он цементирует остальные роли в сообществе через конфликт, дискуссию и диалог.

Возьмите в качестве примера свой собственный семейный клан. Всегда есть кто-то, кто, исполняя роль диктатора, привычно взбирается на пьедестал, не спрашивая согласия остальных. Если диктатор заходит слишком далеко, возникает социальный активист, который сообщает ему: «Не смей попирать остальных. Это моя область, а не твоя. Оставайся на своей собственной территории». Затем кто-нибудь становится духовным наставником. Ведомый видениями, снами и внезапными наитиями, он снова объединяет людей.

Если бы коммунизма не существовало, его следовало бы выдумать

Поскольку любая поликультурная группа заново переигрывает социальные проблемы истории, фасилитаторы, если они хотят понимать групповые процессы и прогнозировать их динамику, должны обладать пониманием истории экономики и прав человека

Рассмотрим, к примеру, коммунизм. Если бы его не существовало, его следовало бы выдумать. Коммунизм, с его попыткой распределить богатства и работу тем, кто лишен экономической силы, является неизбежной реакцией на капитализм. Его цель — исцелить близорукость, игнорирующую зависимость экономических привилегий от вопросов класса, расы, пола, возраста, образования и других недоступных ресурсов.

Отец коммунизма Карл Маркс считал, что человеческие общества развиваются от рабовладельческой формации, проходя через стадии феодализма, капитализма и социализма, к утопическому коммунистическому обществу. С его точки зрения, Европа девятнадцатого века представляла собой спящего гиганта, огромную массу дремлющих людей, которых подчинило меньшинство.

Он понимал, что людям с капиталом не требуется продавать свой труд ради выживания. Они составляют класс, который называется буржуазия. Те, кто не имеет капитал и ради того, чтобы выжить, продает труд своих рук, относятся к пролетариату. Капитализм — это противостояние между буржуазией и пролетариатом. Согласно взглядам Маркса, если изменится экономическая база общества, со временем изменится в целом характер всей человеческой цивилизации и культуры. Если люди откажутся от своей веры в частную собственность, исчезнет и конфликт между интересами немногих и потребностями многих.

С точки зрения терминологии работы с миром Маркс рассуждал как социальный активист. Он утверждал, что избавление от ранга, от прожорливой монархии и от диктатуры с целью создания классового равенства в конце концов приведет нас к раю на земле, то есть к бесклассовому обществу. Однако история учит нас, что еще никому не удалось избавиться от фантомов. Самое большое, что мы можем сделать, — это использовать их ради созидания сообщества.

К такому пониманию очень легко прийти сегодня. Но нищета, которую видели вокруг себя Ленин и другие, заставила их восстать. Ленин модифицировал идеи Маркса 1840-х и 1850-х годов, чтобы привести их в соответствие с российской действительностью начала двадцатого века, где малочисленный правящий класс располагал несметными богатствами, а безземельные крестьяне страдали от непроходимой нищеты. Ленин, превосходя Маркса в радикализме, верил, что тех, кто желает оставаться более богатым, чем другие, надо свергнуть силой; он не желал ждать сложа руки, пока конфликт между имущими и неимущими исчерпается сам собой. Маркс писал, что власть перейдет к угнетенным в результате длительного процесса, но Ленин был полон решимости сократить продолжительность этого перехода. Он и его единомышленники были вдохновителями знаменитой большевистской Октябрьской революции 1917 года.

Захватив власть от имени рабочего класса, большевики положили конец правлению Романовых и имперской культуре. За считанные недели земля, собственность и промышленность стали собственностью государства. Этим одним ходом, к изумлению всего остального мира, коммунистический режим произвел полную политическую реорганизацию на одной шестой части земного шара.

В своей спешке ленинское движение пошло еще дальше, чем обещало, не удовлетворившись дележом власти. Рабочие создали новую партию угнетения и воссоздали правящий класс, который принес утопическую мечту о коммунизме в жертву деятельной диктатуре. Революционеры поменяли роли, вначале почти не осознавая смысла своих действий. Место еще недавно существовавшей автократической монархии заняла теперь коммунистическая партия, новая форма тоталитаризма. Она запретила такие фундаментальные свободы, как свобода слова, собраний и вероисповедания. К 1930 году была сформирована первая плановая централизованная экономика, которая, пользуясь скрытыми средствами, давала одним больше власти и денег, чем другим. Жители России опять оказались под прессом угнетения.

Политическая корректность и развал СССР

Вскоре коммунистическое движение было полностью подчинено идеологии. Партия настаивала на политической корректности. Богна Шимкевич, полька, с которой я познакомился в Варшаве, объяснила психологические последствия пребывания под коммунистическим правлением:

Поляки называют это состояние «польской шизофренией». В своих мыслях я была вполне свободна. Проблема заключалась в огромном несоответствии между миром мысли и миром действия. Где-то очень глубоко во мне гнездилась уверенность в том, что с режимом ничего нельзя поделать.

В моем внутреннем мире все было возможно, любая творческая активность. Внешняя же ситуация была слишком опасна, чтобы вмешиваться в нее.

Опасность внешней ситуации непрерывно росла начиная с первых дней революции. Ленин умер в 1924 году в возрасте 54 лет. Джеймс Дефронзо пишет в своей работе «Революции и революционные движения»*, что, если бы Ленин жил дольше, он бы, вероятно, согласился на некоторую демократизацию режима; его негибкость определялась проблемами самой революции. Его наследником стал Сталин, в народе называемый «железным человеком», чья некомпетентность стала очевидной лишь после того, как он незыблемо утвердился у власти. В подавлении оппонентов его жестокость не знала равных.

Маркс, Ленин, Троцкий, Мао и другие были героями для тех, кого беспощадно эксплуатировали монархи или землевладельцы. Коммунистические идеи упали на плодородную почву в феодальном Китае, где подавляющее большинство составляли люди, лишенные всякой социальной власти и собственности. Как и Россия, Китай слишком медленно вступал в промышленную эпоху, что усугубляло его обнищание по сравнению с западными странами.

Воспламененный демократическими идеалами, коммунизм пытался повести Россию и Китай в промышленную эру, в современность. Но даже под железной рукой Сталина Россия так и не избавилась полностью от своих экономических невзгод. В более поздние времена старания Советского Союза не отставать от темпов развития ядерного вооружения в США требовали огромных денежных средств, которые изымались из бюджетов, предназначенных для удовлетворения внутренних потребностей страны. В результате разочарованность населения выросла до невероятной степени. Диктатура душила и подавляла любые новые идеи, любую творческую деятельность, ригидность режима приобрела необратимые формы. Дальнейшее развитие хорошо известно и принадлежит истории.

В конце 1980-х годов, под влиянием гласности и горбачевского послабления ограничений, Советский Союз развалился. Вдохновленные успехами движения «Солидарность», другие восточноевропейские страны вырвались из под диктата советского режима. Однако уроки порожденных им ригидности и угнетения все еще не усвоены в полной мере.

Маркс и его последователи понимали, что основная часть мировой истории вращается по орбите вокруг тех, у кого есть деньги. Коммунисты надеялись установить утопический строй, при котором все работали бы ради всех, не преследуя эгоистических целей. Но Ленин проявил наивность, утверждая, что национальные проблемы решаются лишь силовыми методами. Власть революции, которую он полагал временной, в конечном счете превратилась в традицию.

Он понимал, что люди, движимые отчаянием, будут готовы на любые меры, лишь бы покончить с голодом. Ленин верил, что основной движущей силой социализма является желание всех прокормить хлебом. Однако вскоре революция стала мстить за то, что трудящиеся были лишены этого хлеба. Коммунисты не просто сместили монархов, они обезглавили их*.

На сегодняшний день ситуация сложилась таким образом, что если демократические реформы в бывших коммунистических странах не сумеют улучшить качество жизни, то почву для новой кровавой революции готовить не придется — она уже имеется. Коммунистические идеалы наверняка вернутся, потому что эти страны все еще нуждаются в равноправном распределении привилегий и безопасности. Как я писал, уже в 1995 году в некоторых городах бывшего восточного блока на руководящие посты в местном самоуправлении были избраны коммунисты.

Чему может научить нас история? Тому, что подавление, отчаяние и бедность доводят людей до отчаяния. Они готовы испробовать все что угодно, лишь бы выжить. Они пойдут практически за каждым, кто пообещает быстрое облегчение. Сначала это вопрос жизни и смерти. Но когда мотивом действий становится месть, люди начинают пьянеть от своей власти, которая первоначально нужна была им лишь для самосохранения. Они становятся такими же рабовладельцами, как те, кого они свергают. Когда будете прогнозировать возможные результаты группового процесса, не забывайте о силе мщения.

Идеалы превращаются в свою противоположность

Как показывает экскурс в историю коммунизма, замечательные демократические идеалы легко превращаются в новые формы диктатуры. Их воздействие на людей разорительно, каким и бывает повсюду воздействие общественного гнета.

В ходе одной из моих недавних лекций о бывшем Советском Союзе две женщины — Люба Иванова-Суркина из Москвы и Алина Врона из польского города Гданьска — рассказывали о своих переживаниях в условиях коммунистического диктата. Алина сказала, что коммунизм это нечто гораздо большее, чем только отсутствие свободы слова. При коммунизме вам не дают даже свободы мышления:

Это нечто большее, чем вы можете даже вообразить. Если вы не будете соглашаться с другими, вас уволят с работы, и вы потеряете все, что имели. В отсутствие свободы вы меняетесь — в вас развивается внутренний цензор. Вы закрываете себя настолько, чтобы не иметь возможности думать. Официальные, внешние цензоры пребывают не только снаружи, но и в вашем сознании. Именно это и называется в Польше «внутренней иммиграционной полицией». Иметь собственные мысли настолько страшно, что вы на это не осмеливаетесь.

Когда я впервые оказалась в Соединенных Штатах, моим первым впечатлением было: как много у вас здесь свободы. Невероятно много. Вы можете выйти вперед и заявить: «Я не согласна!» или: «Мне это не нравится!». Я поражена тем, как вы можете критиковать законы, даже выступая по телевидению!

Люба Иванова-Суркина, выросшая в Москве и бежавшая на Запад еще до революции 1989 года, рассказала, что в России людям приходилось

…держаться тише воды, ниже травы, хранить под замком, внутри себя, свои чувства и мысли, если они вообще у вас есть! Это самое надежное для них место. Вообще же лучше, если у вас нет никаких чувств. Они могут представить угрозу вашему каждодневному существованию. Не смейте разговаривать! Это слишком опасно… Однако, научившись плыть по течению, вы учитесь потом идти и против течения, меняться — от кротости и забитости до гнева и силы. Где бы вас ни угнетали, вы остаетесь «внутри», чтобы защищаться. Для того чтобы продолжать свое существование, вы должны выглядеть так, словно плывете по течению. Когда тоталитарное правительство руководит всем вашим миром, самое трудное это двигаться против течения. Или вы открыто выражаете свое возмущение, и тогда вас заклевывают, или вы задыхаетесь внутри себя.

Сравните эти переживания женщин из коммунистических стран с переживаниями Бернис Джонсон Ригон, афро-американской певицы, родившейся в США:

Я выросла в культуре борьбы, где получала отчетливые, хотя и не вербализированные, сообщения, касающиеся любых аспектов своей жизни, — о границах, которые нельзя переступать, о правилах, которые нельзя нарушать. Я интериоризировала эти сообщения, таким образом выработав центральный механизм самосохранения, предотвращающий от свободного действия. Я жила с этим внутренним предупредительным сигнальным индикатором, с сиреной, которая включалась всякий раз, когда я обдумывала действие, считающееся антиобщественным. В моей голове заводилась кассета, вещавшая: «Если ты это сделаешь, то тебя убьют»… Я говорю о том, как страшно, когда вам закрывают рот, если вы ведете себя неприемлемым для социума образом. И в доме, и в школе, и в церкви вас преследует ощущение, что эту структуру ограничений устанавливают люди, которые заботятся о вашем благополучии и желают вам только все самого хорошего*.

История повторяется. Коммунизм, планировавший свержение монархии, породил тоталитарный режим. Демократия в Соединенных Штатах, ставившая целью преодоление строя, в котором один общественный класс управляет остальными, породила новые феодальные границы, удерживающие на привязи определенные категории людей. Поэтому общественные активисты и фасилитаторы должны относиться к осознаванию как к задаче первоочередной важности для себя. Не проглядите социальный или духовный ранг или духовный ранг, которым питается жажда мести.

Смерть мира

Как образом Бернис Джонсон Ригон преодолела свое ощущение внутренней угнетенности?

Сегодня… я действую, исходя из веры в то, что я и есть Соединенные Штаты Америки, что мое положение центрально по отношению ко всему ценному, что действительно происходит в этой стране. Я признаю, что я — тайна. Наша (черных) история, наш вклад и наша культура имеют значение… Нас, как субкультуру, представляют каким-то рудиментарным отростком, отсечение которого не опасно для жизни всего тела*.

Культура мейнстрима в США заставляла ее чувствовать себя ненужной частью тела. Если вы принадлежите белому мейнстриму, вы можете искренне недоумевать, как можно сравнивать демократию с жизнью под гнетом диктатуры. Это шокирующая мысль. И все-таки психологический эффект угнетения тот же самый. Демократические общества, в которых отсутствует осознанность, в конечном счете порождают такое же внутреннее переживание, как и диктатуры. Представители маргинализированных общин должны подчиниться, или же их жизнь ничего не стоит.

Бернис Джонсон Ригон уцелела, поняв, что она и есть мир и что без нее и всех остальных афроамериканцев мир умрет. Сходным образом умирает атмосфера в глобальной общине, если отрезается любая ее часть. Мир не может духовно выжить без туземцев, черных, без любой общины и любого индивида. Жизнеспособное сообщество, то есть глубокая демократия, умирает, если третируется чья-то точка зрения, чья-то история или чьи-то идеи. Многие из нас чувствуют, что мир умирал уже много раз, потому что такое отрицание происходит слишком часто.

Поразмышляйте о своих взглядах

Утопические взгляды меняют одну тиранию на другую или загоняют тиранические силы в подполье. Никакое воззрение и никакое правительство не добьются успеха, если только мы не будем осознавать страх, ранг, угнетение, власть и насилие, как внешнее, со стороны властей, так и интериоризированное в сознании индивида.

Попытайтесь поразмышлять над приведенными ниже вопросами в связи с вашими воззрениями и идеями:

1. Какой тип организаций вам больше по душе? Подумайте об одной из таких организаций.

2. Какое воззрение исповедует эта группа? Какие убеждения эти воззрения пытаются изменить?

3. Кто такие реальные или воображаемые оппоненты вашей группы? Какие типы людей или событий пытаются победить ее воззрение? Как, согласно взглядам вашей группы, следует поступать по отношению к этим событиям и людям?

4. Как ваша группа работает с конфликтующими мнениями? Вообразите групповой процесс, в котором вы высказываете точку зрения, противоречащую взглядам группы. Как она отреагирует на это? Каким бы вы предпочитали видеть разрешение конфликта?

5. Рассмотрите возможность предложить вашей группе представить для каждой точки зрения позицию в поле и проиграйте взаимодействия этих позиций.

6. Еще раз поразмышляйте над этими же вопросами, на сей раз вместо термина «моя группа» используя слово «я». Каково одно из ваших любимых воззрений? Какая ваша часть не соглашается с ним? Как вы обращаетесь с этой своей частью?

Глубокая демократия зависит от фасилитирования взаимодействий между визионерами и «неверующими». Без демократии группа не будет жизнеспособной, потому что в конечном счете она ослабляется и разрушается призраками неверующих, которые всегда присутствуют не только в общем поле, но и в каждом из нас. История учит, что фасилитирование вопросов, связанных со взглядами группы, представляет собой самое важно, что вы можете сделать.

Загипнотизированность идеалами

Когда мы с Эми в начале 1990-х годов побывали в Берлине и Москве, оба города страдали от бедности и экономики, искалеченной долгим периодом советского режима. Мучились все. Люди искали козлов отпущения. В Восточной Германии они винили во всем тайную полицию. На Красной площади демонстранты говорили в громкоговорители, что ответственными за финансовые трудности России являются евреи.

Мы обнаружили, что многие все еще привержены идеям коммунизма, а многие другие ненавидят его. В Москве «товарищи» сидели за своими столами за открытыми дверями в официальные учреждения и исследовательские центры и мрачно требовали, чтобы входящие предъявляли документы, как будто Советы все еще у власти.

На наших семинарах мы познакомились с сотнями умных и чутких людей, желающих лучше узнать себя. Их живо интересовали психология и окружающий мир. Советские времена были еще свежи у всех в памяти, и люди побаивались говорить о личных нуждах. Кроме того, у них было ощущение собственной неполноценности из-за провала их правительства. И все же можно было почувствовать, что гордость за коммунистические идеи в некоторых из них все еще живет.

В ходе нашего пребывания в Берлине мы принимали участие в семинаре «западных» и «восточных», то есть немцев из бывшей ГДР и из ФРГ. Когда пала берлинская стена, коммунисты и капиталисты оказались лицом к лицу друг с другом и со своими неотработанными проблемами. История возвела не только цементную стену, но и психологический барьер сомнения и боли.

В крупной группе, где впервые встретились представители обеих сторон, один западногерманский мужчина, встав с места, обвинил восточных немцев в том, что, терпя коммунистический режим, они проявляли душевную слабость.

— Почему, — спрашивал он голосом праведника, — вы склоняли голову перед ними?!

Восточногерманская женщина спокойно возразила:

— Нет, это вы морально слабы. Идеалы Запада умерли. Деньги, автомобили и большие здания — это не идеалы. Вы стали материалистами, лишенными этики.

Спор обострился, обе стороны продолжали выдвигать обвинения в адрес друг друга, а также рассказывать о неосуществившихся надеждах. Внезапно один мужчина с восточногерманской стороны перешагнул через край. Он открыто заговорил о том, какой мучительной была жизнь под надзором секретной полиции ГДР «Штази». Все слушали его затаив дыхание.

Мы стали работать с этой горячей точкой. Преодолев некоторое колебание и беспокойство, другой восточный немец признался, что первоначальные идеалы коммунизма кажутся ему привлекательнее всего, с чем он еще когда-либо сталкивался. Оказывается, проблема состояла в идеалах! Внезапно не было больше двух разных сторон. Была одна группа, описывавшая гипнотическое воздействие воззрений и идеалов. Западногерманская женщина страстно говорила о том, как она старательно не замечала жестокости некоего духовного гуру, которому люди ради проповедуемых им религиозных убеждений прощали жестокость. Другие присутствующие тоже делились своими переживаниями. Процесс завершился вопросом, который остался без ответа, но объединил нас: почему мы верим в великие идеи и не замечаем силу, которой располагают визионеры и с помощью которой они осуществляют свой диктат. Может быть, любые воззрения, независимо от их подлинной ценности, способны вдохновлять нас, заодно делая нас слепыми и нечувствительными к тем, кто несет эти воззрения?

Базовая диалектика: жадность против любви

История наглядно демонстрирует, что мы не в состоянии подавить свою жадность, свое стремление доминировать над землей и править другими людьми. Марксизм и ленинизм отнюдь не избавили человеческий характер от этих склонностей; они лишь подавили их. Коммунизм оказался не более удачлив в искоренении эгоцентризма, чем Запад в подавлении зла. Демократия может быть достигнута лишь в том случае, если она становится глубже, если мы замечаем свои эгоизм, жадность и неутолимое стремление к власти, выносим их на обсуждение и работаем с ними.

Как это ни звучит невероятно, надо уважать эгоизм и выносить его на поверхность, в то же время почитая нашу любовь друг к другу. Дайте великим силам встретиться. Дайте этим двум фантомам вступить во взаимный процесс. Нам нужно собрание, где сошлись бы представители ценностей прошлого и спикеры ценностей будущего, рупоры идеализма и фатализма, лидерства и терроризма, любви и ненасытности.

Давайте свободно обсуждать фанатизм и сообщество, жадность и любовь, сидя с ними в огне. Нам ни к чему, чтобы эгоизм, предрассудки, фатализм и стремление к поживе подавляли культуру. Если мы вынесем их на обсуждение и погрузимся в них, то сможем выйти и за их пределы. Диалектика взаимоотношений между фантомами жадности и любви непременно принесет нам нечто новое и неожиданное. Это новое и есть сообщество.

Религия: наркотик для многих или их выбор

Революция вызвана экономической необходимостью. Маркс видел, что блага, оказываемые пролетариату властями предержащими, легко вводят его в наркотические опьянение. Обычно эти блага связаны с собственностью.

Будь он жив сегодня, он бы несомненно указал в этой связи на то, как наше правительство вознаграждает тех, кто не раскачивает общую лодку: вам разрешается, например, иметь свое жилье, видеомагнитофон и собственный автомобиль. Эти чаевые пьянят вас, и вы в своем наркотическом забытьи не замечаете вопиющих поступков своего правительства.

Когда наши фундаментальные экономические нужды удовлетворены, когда у нас есть комфорт собственной квартиры и телевизора, мы склонны игнорировать социальные проблемы. Мы забываем о привилегиях и рангах, когда они у нас есть. Если у нас есть достаточно пищи, чтобы мы не оставались голодными, и достаточное количество материальных вещей, которые помогают нам не скучать, мы с меньшей вероятностью беспокоим правительство из-за его империалистической политики.

Маркс утверждал, что люди используют религию как наркотик: «Религия — это опиум для народа». В нашей современной культуре есть немало подтверждений этому его взгляду. Многие психологические и духовные группы избегают политики. Они предпочитают медитировать, работать со своими сновидениями, воссоздавать древние ритуалы и концентрироваться на своих взаимоотношениях с божеством, с бессознательным или со своими возлюбленными. Им не хочется вмешиваться в процессы социальных перемен. Они заинтересованы во внутренней работе, ведущей к интегрированной личности, к гармонии и покою, но не в работе с миром, в которой мы вынуждены проявлять терпимость к конфликту. Они порождают «групповой процесс», запрещающий гнев, спасающий наши леса или исчезающие виды деревьев, в то же время оставаясь совершенно не информированными относительно воздействий токсичных отходов в больших городах и проблем, связанных со СПИДом.

Смысл для духа как пища для тела

Однако ни Маркс, ни Ленин не предвидели угнетения, происходящего из их непсихологических, антирелигиозных доктрин. Они подчеркивали ценность сообщества, но не знали о поле сновидения, в котором мы живем. Они надеялись на бесклассовую семью, запрещая при этом сообщество людей и духов, в котором нуждается все человечество.

Разумеется, по-своему они были правы: когда людей лишают привилегий, попирают и держат в нищете, страсть к деньгам может вскружить им голову и посеять в них жажду мести. Чем больше напряжение между богатством и бедностью в обществе, тем сильнее гнев и тем глубже отчаяние бедных. Но Маркс и Ленин в то же время и ошибались: связь с богами является силой, которая помогает вам выйти за пределы отчаяния.

Правительства, пытающиеся запретить эту связь, в конечном счете подавляют в индивидууме ощущение смысла существования, которое не зависит от эпохи. Этот смысл по большому счету так же необходим людям, как и пища.

Коммунизм во многом сходен с капитализмом; оба являются западными, европейскими и материалистичными, в том смысле, что их обоих волнует вопрос владения на собственность, только один подход допускает, чтобы ею владела небольшая элита, другой настаивает на том, чтобы собственность принадлежала массам. Оба недооценивают эстетический и интеллектуальный опыт человечества, непосредственно не связанный с экономикой. Оба игнорируют окружающую среду, а также духовные и мистические традиции туземных народов, чья духовность основана на связи между всеми существами.

Патриот индейского племени Оглала-Лакота Рассел Минс противопоставляет марксизму верования и коренные традиции американских индейцев:

Односторонне акцентируя значимость людей, европейская традиция в своей заносчивости ведет себя так, словно люди живут вне природы всех взаимосвязанных явлений. Такой подход ведет лишь к всеобъемлющей дисгармонии и в результате к переделке этих высокомерных людей, которая сократит их размер и даст им ощущение реальности, находящейся за пределами их непосредственного контроля… Для того чтобы это случилось, нет более необходимости в революционной теории. Этот процесс человеку не подвластен*.

Парадокс группового процесса состоит в следующем: чтобы быть полезным, он должен обращаться ко всем социальным и ранговым проблемам одновременно. Он должен заниматься вопросом о тех, у кого есть деньги. В то же время, если сообщество концентрируется только на том, кто прав, а кто не прав, оно умирает. Как сказал Рассел Минс, сообщество обречено и в том случае, если его единственной заботой являются люди. В конечном счете все сводится к духу природы, к таинственному и яростному процессу, который ведет через различные аспекты нас самих и наши роли в сообществе.