Глава II О наследственных государствах

Глава II

О наследственных государствах

Люди, как правило, ко всему тому, что в себе заключает древность рода, испытывают особенное почтение, и если говорить о власти, которую она имеет над смертными, то ни одно иго не бывает сильнее и не выносится столь охотно, как это. Я далек от мысли, чтобы противоречить Макиавелли в том, в чем каждый с ним соглашается: да, наследственными государствами управлять удобнее всего.

Однако к этому я хочу добавить, что наследные государи в своем владении укреплены бывают тесным союзом, утвержденным между ними и сильнейшими родами государства, и государи уделяют княжеским дворам своей страны в благодарность большую часть своего имущества и величия. Счастье этих фамилий столь нераздельно со счастьем государя, что они никак не могут оставить последнего, не почувствовав при этом также, что следствием этого с необходимостью будет и их собственное падение.

В наши дни многочисленное и сильное войско, как во время мира, так и во время войны в готовности содержимое государями, весьма способствует безопасности государства. Оно удерживает в пределах границ честолюбие соседних монархов.

Макиавелли говорит о том, что государю недостаточно быть украшенным простыми дарованиями, а я желал бы, чтобы, кроме этого, властитель помышлял и о том, как ему народ свой сделать счастливым. Народ, пребывающий в довольстве, никак не может помыслить о возмущении; блаженствующие больше страшатся лишиться такого государя, которой является их благодетелем. Поэтому никак не восстали бы голландцы против испанцев, если бы тирания последних не возросла настолько, что голландцы в случае восстания были по крайней мере не более несчастны, чем до того[145].

Королевства Неаполь и Сицилия неоднократно отходили от Испании под власть императора, а от императора снова к Испании[146]. Во всякое время завоевание это было весьма легко осуществить потому, что обе власти казались весьма сильными, и потому народы этих государств при каждом завоевании питали надежду найти в новом владыке своего защитника.

Какое различие между неаполитанцами и лотарингцами! Ибо, когда последние с легкостью признали чужое господство, вся Лотарингия утопала в слезах. Они жалели о том, что лишались потомков тех герцогов, которые в течение многих столетий владели этим процветающим государством, тех, кого они причисляли к достойным любви государям. Память о герцоге Леопольде была для лотарингцев столь дорога, что, когда после его смерти вдовствующая супруга принуждена была оставить город Люневиль, весь народ пал на колени пред ее колесницей и несколько раз пытался остановить ее лошадей, и было тогда много жалоб и слез по этому поводу[147].