Еще раз о дисциплине

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Еще раз о дисциплине

Силой обстоятельств уже в два-три года ваш ребенок становится учеником. Совсем еще кроха, он вынужден подчиняться дисциплине и выполнять требования того, кто его обучает.

Мы собираемся не просто заниматься, имея в виду рассматривание с ним картинок в книжке, чтение более или менее доступных его пониманию сказок, совместные игры с машинками, кубиками, паровозиками и т. д. (все это, безусловно, нужно и полезно). Если мы ставим целью обучение речи, то наши занятия это уже не просто занятия, а хорошо организованный урок. Ребенок превращается в ученика, а тот из родных, кто проводит с ним этот урок – в учителя.

Терпеливые и умные родители стремятся выработать у малыша восприятие спокойного, ровного тона, добиваясь того, чтобы он подчинялся охотно и добровольно. Им не хочется его дрессировать и повелевать им. Это понятно.

Однако ребенок не должен привыкать к тому, что от него постоянно ждут соизволения, оставляют за ним право выбора: хочет – не хочет, соизволит – не соизволит, не желает того, не желает этого, а если и подчинится, то полчаса пройдет.

Ребенок привыкает к уговорам, строгость и требовательность начинают его оскорблять. И чем он делается старше, тем труднее родителям осуществлять свое руководство. Согласовывать свои желания и нежелания с требованиями момента и обстоятельствами ребенок оказывается не приученным, договориться с ним удается не всегда. Особенно это начинает проявляться к шести-семи годам – как раз тогда, когда приходит время поступать в школу.

Родителям следует с самого начала представлять себе эту не столь уж отдаленную перспективу. Школьной учительнице приходится иметь дело не только с их сыном или дочкой. Перевоспитывать избалованного недисциплинированного ребенка, приучать его к элементарно правильному поведению, совмещая это с обучением школьным наукам, подолгу уговаривать читать, писать, хорошо вести себя на уроке педагог особой возможности не имеет.

Ребенок крутится, вертится, без конца что-то хватает, смотрит в сторону, задает не относящиеся к делу вопросы, встает, опять садится – все это во время выполнения задания по письму. В тетради грязь, куча ошибок. С муками, бесконечное количество раз, под окрики теряющих терпение родных он пытается исправить ошибки – на этом родные, не отступая, настаивают, – однако это ему плохо удается. И все это – напрасный труд, не приносящий результата, ибо исправлять надо не следствие – ошибку, а причину – невнимание.

Даже двух-, трехлетний ребенок с самого начала должен чувствовать – он пришел на урок не развлекаться, а учиться, и дело это серьезное! Конечно, ему должно быть интересно, ни о какой скуке не может быть и речи, но пришел он не в цирк. Он получает определенное задание, которое под вашим руководством должен выполнить. Он ученик, и этим все сказано. И учится ребенок с синдромом Дауна совсем не так, как его нормальный сверстник, – на ходу и безотчетно. Его нужно научить учиться. И если вы с самого начала не приучите его к дисциплине, вы немногого добьетесь. Дисциплина для того и существует, чтобы прежде всего обеспечить комфорт ему самому, сделать сферу ваших совместных действий пространством, на котором он чувствовал бы себя легко и спокойно. Привычная упорядоченность действий создает у малыша ощущение внутреннего равновесия, уверенности и в конечном счете – свободы, хотя осознать это он, конечно, не в состоянии. Ибо подлинная свобода заключается вовсе не в том, чтобы ему было позволено кричать, драться, разбрасывать игрушки, срываться с места, бегать по комнате и хватать что попало.

Родители ребенка с синдромом Дауна иной раз не отдают себе отчета в том, что воспитывать такого малыша придется совсем не так, как его обычного брата или сестру. То есть это они, конечно, понимают, но не до конца: на его проделки внимания часто не обращают, хороших привычек не прививают, все идет, как идет. Авось все образуется, подрастет – поймет. Трудно постоянно быть начеку, вот такой он, что тут поделаешь? Приходится терпеть. Старшие дети тоже особой дисциплинированностью не отличались, и ничего, выправились. В один прекрасный день, когда ребенок все же выведет всех из терпения своим криком, дракой, тем, что лезет куда не надо, хватает что попало, родители спохватываются и начинается одноразовый сеанс воспитания: следует неотвратимое, довольно жесткое наказание. Затем все идет по-прежнему.

Но ведь отдельный эпизод ничего не решает. Ну, получил он один раз по заслугам. Ну и что? Лучше он от этого не стал. Наказание оказалось не только бессмысленным, но и несправедливым: ребенок с синдромом Дауна не в состоянии сам себя воспитывать, он не умеет управлять своими эмоциями, настроениями, желанием. Самостоятельно он не научится приспосабливаться к окружающей обстановке, делать сознательный выбор в пользу того, что необходимо на данный момент. Сначала с ним мучаются дома, потом с ним будут мучиться в школе. Он непредсказуем, выработать с ним конкретный план работы невозможно. Учится он плохо. Мы тысячу раз пишем с ним одно и то же слово, и все равно он будет делать ошибку. Но не потому, что не способен учиться. О нет! Это совсем не так. Научиться читать и довольно прилично писать ребенок с синдромом Дауна может еще в дошкольном возрасте – уверяю вас. Дело исключительно в поведении. Разумеется, его психика, все его «выверты», все неправильности поведения находятся в прямой зависимости от его диагноза, но они вполне подлежат коррекции, разумному и целенаправленному воздействию.

Конечно, это получается не сразу. Если расторможенного, недисциплинированного ребенка мы начнем, что называется, ломать, с первого же урока добиваясь неукоснительного исполнения наших требований, то ничего хорошего из этого не выйдет. Иной раз приходится довольно долго идти на уступки. Гоняя с Алешей Г. машинки по квартире, я неуклонно и последовательно, очень постепенно, всеми способами, приучаю его подольше сидеть на одном месте, пореже менять игрушки, поменьше бегать то в коридор, то в кухню. Все это делается как будто бы незаметно, без особого насилия, а на самом деле железной рукой. Я твердо знаю, чего хочу, знаю, что если я не справлюсь с его неорганизованностью (Алеша совершенно исключительный случай в моей практике, ибо сочетает в себе совершенно как будто бы несовместимые качества: с одной стороны, самостоятельность, самодостаточность, четкую и разумную целенаправленность действий, а с другой – неугомонность и хаотичность поведения), то ни о каком системном обучении не может быть и речи ни сейчас, ни в будущем.

Если учитель, стараясь расположить к себе ребенка, чересчур в этом усердствует, то ребенок моментально обращает этот факт в свою пользу, чувствуя себя на давно и хорошо освоенной территории, где все вертится вокруг него, как земной шар вокруг Солнца. Ребенок должен твердо усвоить: игра идет по правилам, которые устанавливает педагог.

На необходимость этого указывала в свое время не кто иной, как М. Монтессори. Отстаивая свободу личности ученика, она ее правильно понимала. «Важно, – писала она, – чтобы ученик с самого начала почувствовал эту [педагога. – Р. А.] господствующую волю, которой невозможно сопротивляться. Если учитель дает какое-то распоряжение, он непременно добивается послушания. Обязательно, во что бы то ни стало».

От всей души аплодирую этим словам.

И что касается моего собственного педагогического авторитета, то мой ученик Ваня А., который регулярно смотрит по телевизору документальный сериал «Наедине с природой» (за точность названия не ручаюсь), высказался следующим образом: «Ромена, ты у нас главный вожак, а мы твои лесные детеныши. И если мы не будем тебя слушаться, то мы пропали».

Там, где нет дисциплины, невозможно работать по плану.

Приспосабливаясь к ежесекундно и ежеминутно меняющимся желаниям, настроениям и капризам ребенка, хватаемся то за одно, то за другое, меняем карточки, книжку, тему урока. Понятно, что толку от таких зигзагов в работе быть не может.

Конечно, наш маленький ученик – не солдат на плацу. Не перестарайтесь. Педагог может быть и строгим, и требовательным, однако не переходите ли вы границу в своих требованиях? Не раздражаетесь ли по пустякам? Ведь в конечном счете мы стремимся к взаимному доверию, уважению друг друга, к радости общения и сотворчества, к именно паритету, когда личность ребенка не ущемлена в своих правах, когда эту личность уважают по-настоящему. Ибо вседозволенность, заискивание перед ребенком, умильное сюсюканье наряду с раздраженными окриками потерявших терпение воспитателей ничего общего с уважением к нему не имеют. А ребенка надо не только любить, но и уважать, иначе вы никогда не вырастите из него личность. Его нужно научить понимать ваши слова, а не окрики и – не дай бог! – подзатыльники. От умения сочетать строгость с уступчивостью, позволяющими сбалансировать слова и интересы двух сторон, зависит очень многое. Требовательность не должна быть террором, а на компромисс следует идти не потому, что вы сдались и не в силах сопротивляться капризам и упрямству своего ребенка.

Ребенок прекрасно знает, кто прав и кто виноват в случае конфликта между вами, справедливы или несправедливы предъявляемые ему претензии. Он будет подчиняться самым строгим требованиям педагога, если, компенсируя свою строгость любовью, которую ребенок безошибочно определяет, педагог сумеет сделать занятия настолько содержательными и увлекательными, что тратить время на баловство его ученик и сам не захочет. И если в самом начале ребенок должен усвоить, кто на уроке является хозяином положения, то в дальнейшем никакой особой строгости не потребуется. И ученик, и учитель очень скоро станут друзьями – конечно, если педагог сохранил в себе непосредственность, некую детскость, если вместе с ребенком он искренно увлечен игрой. Есть ли у вас эти драгоценные качества? Дети оценивают их очень высоко. Быть в каком-то смысле на равных со взрослыми для ребенка очень важно, вместе с тем ему, конечно, очень нравится, что его друг – лидер, защитник, уверенный в себе, надежный человек. Такой дружбой дети очень дорожат и ради нее готовы принять условия обучения. Друг вы ему или не друг и насколько друг – ребенок чувствует безошибочно, обмануть его, как известно, невозможно. Вы, родители, – самые близкие ребенку люди, вы его любите, ради него готовы на все. Но я говорю о совершенно особом таланте, от которого во многом – в очень и очень многом – зависит успех дела.

В книге «Говори! Ты это можешь» я писала о том, что мне гораздо легче бывает иной раз наладить дисциплину на уроке с ребенком с синдромом Дауна, чем добиться того же самого от обычного ученика. Что я имела в виду? Во-первых, приверженность дауненка к ритуалу: чем больше он привык к определенному порядку, тем комфортнее себя чувствует – это относится в том числе и к урокам. Есть еще один момент. Когда на урок приходит обычный ребенок, то его мысли могут быть заняты как тем, что происходило с ним до урока, так и тем, чем ему предстоит заняться после урока. У него много больших и малых детских проблем, которые заполняют его жизнь, он составляет собственные планы: надо выполнить школьные задания, папа обещал съездить с ним на птичий рынок – поедут они или нет? Вчера он подрался с каким-нибудь Вовкой или Сережкой, сегодня собирается обменяться с приятелями дисками и т. д. и т. п. Мысль его может бродить где угодно, мешая ему сосредоточиться на занятиях.

Жизнь ребенка с синдромом Дауна гораздо менее разнообразна и содержательна даже в том случае, если он посещает детский сад либо ходит в школу. Прочных, по-настоящему дружеских, взаимосвязей с другими детьми у него нет, ему не очень-то свойственно предвкушать детские праздники в этих заведениях, представлять свое в них участие. Совсем другое дело для него индивидуальные занятия, когда все внимание педагога посвящено ему и никому другому, и если педагог хороший, любимый, то эти занятия представляют для ребенка особую ценность. Они включают в себя то, чем он обделен, удовлетворяют потребность в общении пусть не с родным, но все равно очень близким человеком. И что особенно важно – утоляют интеллектуальный голод, который ребенок с синдромом Дауна не может не испытывать: жажда познания окружающего мира вложена в него природой так же, как в любого другого ребенка.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.