Глава 19.Хореография танца природа — воспитание

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 19.Хореография танца природа — воспитание

БАЗОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ: HEREDITY, ENVIRONMENT AND THE QUESTION «HOW?». Anastasi, A. (1958). Psychological Review, 65,197-208.

На мой взгляд, большинство преподавателей психологии обзавелись некоей милой толстокожестью, проявляющейся, когда им ставится в упрек то, что психология — это не «настоящая» наука. Возможно, вы этого не знаете, но многие люди придерживаются невысокого мнения о психологии. Нас, психологов, «затыкают» как простые обыватели, так и коллеги из других областей науки. Если у вас есть друзья, специализирующиеся в так называемых науках естественного цикла, наподобие физики или химии, спросите у них, что они думают о психологии. Вы поймете, что я имею в виду. Конечно же, значительная часть критики, обращенной на психологию, является, на самом деле, просто некомпетентностью. Многие люди просто не понимают, что такое психология. К счастью, хотя бы и небольшое пополнение образования позволяет обычно избавиться от невежества.

Но по-настоящему задевает ситуация, когда люди знают, что такое психология, и все равно ставят под сомнение ее целостность. Если и существует правомерная критика, которой люди со стороны могут подвергнуть психологию, то такая критика заключается в том, что психологии не хватает единой направляющей темы или фокуса. Можете ли вы назвать хотя бы одну общую нить, проходящую через всю психологию? Нельзя сказать, что все психологи изучают поведение человека, поскольку некоторые из них изучают поведение не человека, а животных. Ситуация не изменится, если переформулировать предложение и сказать, что психологи изучают поведение животных разных видов, поскольку некоторые психологи изучают работу мозга, которая, может, связана каким-то образом с поведением, а может, и нет. В любом случае огромное множество тем, которыми занимаются психологи, является также ахиллесовой пятой всей дисциплины в целом, поскольку из-за этого психология кажется фрагментарной и разобщенной.

Поэтому когда вы напрямую с этим сталкиваетесь, непросто выделить какую-либо одну объединяющую тему, проходящую сквозь всю психологию и связывающую все со всем. Но в 1958 году Анна Анастази забила гвоздь по самую шляпку, когда выделила проблему «природа — воспитание» в качестве центральной проблемы всей психологии. Уверен, что вы слышали о проблеме «природа — воспитание». Это одна из основных тем, обсуждавшихся нами в первой главе. Обычно она оформляется как вопрос гены / среда. «Сколько в нашем интеллекте наследуемого?» «Насколько наш страх перед математикой проистекает из того, как мы воспитаны?»

Анастази не была первым человеком, поднявшим данный вопрос. На протяжении нескольких тысяч лет проблема «природа — воспитание» была центральным вопросом философии. И в зависимости от того, у кого спрашивали, можно было получить ответ, что личность человека полностью, частично или вовсе не обусловлена нашими генами (или средой). Различия во мнениях по проблеме «природа — воспитание» можно проследить по всему пути, доходящему до великих греческих философов. Платон твердо верил в то, что главную роль играет приро да, то есть гены (хотя в то время о существовании генов не было известно). Но его ученик Аристотель позволил себе занять другую позицию. Он верил в то, что среда играет решающую роль в определении состояния человека. И с тех пор философы и психологи ходили взад-вперед, туда и сюда, отрицая и соглашаясь, что гены или среда играют самую важную роль в объяснении развития человека. Но в своей статье, оцененной сообществом исследователей в области детской психологии четырнадцатой по значимости, Анастази прокричала: «Все, люди, хватит! Давайте займемся делом!»

Личная история Анны Анастази сама по себе представляет интерес. Анастази была продуктом времени, когда психология только начинала развиваться, и когда женщин редко допускали до аспирантских программ, и если им удавалось все же туда попасть, то предполагалось, что психология будет для них лишь прикладной дисциплиной. Было редкостью, чтобы женщины-психологи проводили первичные, фундаментальные, экспериментальные исследования. И Анастази во многом согласилась с подобной тенденцией. Но тот факт, что Анастази удалось закончить аспирантуру, сам по себе экстраординарен. Подобно Пиаже и Выготскому до нее, она была одним из тех гениальных детей, которых просто невозможно остановить. Большую часть своего детства, проведенного в Нью-Йорке, она находилась на домашнем обучении, и когда, наконец, в 1917 году (в возрасте девяти лет) ее отдали в начальную школу, она быстро догнала свой класс. Но вскоре она оттуда ушла, потому что ей приходилось сидеть в конце переполненного учениками класса, а работа казалась ей чересчур неупорядоченной. Предприняв на следующий год еще одну попытку и поступив в государственную школу, она перепрыгнула еще через два класса и, в конце концов, завершила начальное образование, став первой ученицей в классе. Она попробовала поучиться в средней школе, но снова классы показались ей переполненными, и поэтому она ушла из школы еще раз. Чтобы не изощряться, она решила просто перепрыгнуть через среднюю щколу. Сдав несколько Министерских Вступительных Экзаменов, она поступила в Бэрнердский Колледж (Barnard College) в возрасте 15 лет.

Хотя учебу в колледже Анастази начала, интересуясь математикой, она была также очарована парой курсов по психологии, прослушанных ею в Бэрнерде. Вскоре она обнаружила, что, двигается в двух направлениях — в направлении математики, которую она любила, и в направлении психологии, которая ее пленила. К счастью, Анастази нашла свое призвание в области, сочетающей ее интерес как к математике, так и к психологии: речь идет о психологическом тестировании, области, питавшей ее мысль на протяжении всей оставшейся жизни. В 1928 году в возрасте 19 лет она окончила Бэрнерд и в том же году опубликовала свою первую профессиональную журнальную статью. Степень доктора философских наук она получила в 1930 году, окончив аспирантскую программу в Колумбийском университете, когда ей был лишь 21 год. Я уверен, вы понимаете, что большинство студентов колледжей в этом возрасте находятся лишь на предпоследнем курсе!

Анастази сделала весьма примечательную, и, возможно, даже выгодную карьеру в области психологического тестирования. Ее учебники по психологическому тестированию на протяжении нескольких десятилетий были фундаментом данного направления, и тысячи психологов овладели своей специальностью, учась у нее. Но для наших целей самым важным является то, что благодаря опыту занятий тестированием она оказалась в самом центре дискуссий по проблеме «природа — воспитание». Здесь вот в чем дело. Когда некто выполняет психологический тест, вполне вероятно, что набранный им балл будет отличен от балла, набранного кем-то другим, также выполнившим этот тест. Иногда происходит так, что группы людей выполняют какой-то отдельно взятый тест, и баллы одной группы отличаются от баллов другой. В обоих случаях возникает вопрос: «Почему баллы различаются?» Можно себе представить, сколь разнообразен круг возможных ответов. Если две группы имеют разное расовое или этническое происхождение, возьмем, к примеру, группу белокожих американцев и группу азиатов, то вы могли бы сделать вывод, что различия в баллах обусловлены различиями в генетической организации. Конечно же, многие психологи приходили именно к этому выводу. Но если обе группы характеризует одинаковое этническое или расовое происхождение, возьмем, к примеру, группу бедных белокожих американцев и группу богатых белокожих американцев, то тогда вы могли бы связать различия в баллах с различиями в условиях воспитания. Но значимость что одного, что другого вывода ненамного превышает значимость безосновательного рассуждения. Проблема заключается в том, что люди, имеющие разное расовое или этническое происхождение, отличаются не только своей генетической организацией, но и условиями воспитания.

В своей статье, опубликованной в 1958 году, Анастази призвала положить конец подобным непродуктивным рассуждениям. Она высказала мнение о том, что вместо того чтобы спорить, на чем лежит ответственность — на природе или на воспитании, или насколько здесь ответственна природа или воспитание, психологии следует сосредоточиться на вопросе о том, каким образом оба эти фактора оказываются ответственными. Другими словами, ясно и понятно, что на психологическое функционирование влияет как природа, так и воспитание, поэтому какие-либо дальнейшие споры по данному вопросу бессмысленны. Вместо этого, по мнению Анастази, следовало бы заняться более важными вещами, например, выяснением того, как уникальный набор генов человека взаимодействовал с его уникальной средой, результатом чего стало формирование уникальной личности, коей является этот человек.

Статья Анастази не была «исследованием» в обычном смысле слова. Скорее, это был научная работа, эссе, выражающее определенную позицию. Автор критиковала старые взгляды на проблему «природа — воспитание» и предлагала набросок того, что, по ее мнению, являлось новым, более продуктивным подходом. Она внесла также несколько предложений по плану проведения конкретных изысканий, которого должны придерживаться исследователи, занимающиеся проблемой «природа — воспитание». Очевидно, что данная работа оказала свое влияние на психологию, поскольку даже сегодня, по прошествии сорока лет со времени публикации, она считается водоразделом всей дисциплины и относится к числу двадцати самых революционных вкладов в детскую психологию. Введение

Свою статью Анастази начала с указания на то, что вопрос о вкладе генов или среды в какое-либо поведение, особенность или психологическую черту — вопрос бессмысленный. Поскольку значение имеют оба фактора, вряд ли можно что-то к этому добавить. На самом деле, нет большого смысла говорить о том, что значение имеют оба фактора, поскольку в действительности нам это ни о чем не говорит. Она также указала на то, что некоторые исследователи пытались заниматься оценкой того, в какой пропорции гены и среда обусловливают определенное поведение, особенность или психологическую черту. Исходя из такой позиции, исследователь мог бы попытаться определить, обусловлена ли способность к катанию на велосипеде на 10% генетическими факторами и на 90% — факторами среды, или, возможно, соотношение равно 25% к 75%. Но Анастази указала на то, что и такой подход неправомочен, поскольку он допускал существо вание того, что она называла аддитивным свойством взаимоотношений между генами и средой. Все дело в том, что совместная работа генов и среды не происходит аддитивно, по принципу дополнительности. Разве есть смысл в словах, что, например, нечто, столь же сложное, как интеллект, является результатом прибавления двух частей генов к трем частям среды? Чтобы узнать что-то полезное, нам необходимо узнать, как две части генов работают совместно с тремя частями среды, производя интеллект.

Анастази считала, что намного лучше рассматривать совместный вклад генов и среды, исходя из того, что они находятся во взаимодействии друг с другом. Определение взаимодействия сводится к тому, что влияние одной вещи зависит от качества другой. В рамках нашего вопроса о «природе — воспитании», мы бы сказали, что влияние среды зависит от типа генов, или что влияние генов зависит от типа среды.

Ладно, у меня возникло ощущение, что сейчас мы оперируем пространными абстракциями, поэтому давайте обратимся к более удобному примеру из реальной жизни. Подумайте о влиянии теплой, любящей, заботящейся семейной среды на социальное развитие ребенка, усыновленного при рождении. Приемный ребенок, выросший в подобной среде, вполне может стать теплым, любящим и заботящимся. В данном случае, разве мы не сможем с уверенностью сказать, что среда оказала позитивное влияние на социальное развитие ребенка? Мог ли ребенок вырасти другим? Конечно же, ведь у ребенка мог быть аутизм. Один из первичных симптомов людей с аутизмом состоит в том, что они кажутся незаинтересованными в социализации. Дети с аутизмом редко устанавливают контакт глазами, они редко реагируют на вербализации и редко интересуются проявлением привязанности. Поэтому теплая, любящая, заботящаяся семейная среда могла не оказать большого влияния на ребенка с аутизмом. Это пример того, как влияние среды зависит от качества генов, как среда и гены могут взаимодействовать. И это именно то, что имела в виду Анастази, когда призывала психологов заняться вопросом «Как?». Психологам следует сфокусировать внимание на том, как взаимодействуют гены и среда. Типы взаимодействий Признание необходимости понимать взаимодействие между генами и средой является лишь первым шагом. Существует множество путей, посредством которых взаимодействия могут происходить, и для изучения каждого из этих путей может требо ваться свой собственный набор методов. В своей статье Анастази перечислила несколько типов взаимодействий, которые могут иметь место между генами и средой. Она начала с рассмотрения ряда врожденных генетических условий, которые, как можно предположить, будут ограничивать влияние среды на людей. Факторы наследственности

Существует ряд условий, которые могут наследоваться через гены, они различаются по степени подверженности влиянию среды. Например, синдром Дауна — это врожденное условие, которое всегда приводит к умственной отсталости. Другими словами, никакие внешние интервенции не могут избавить от этого состояния; никакое обучение, никакие лекарства, никакая терапия не устранит интеллектуальных недостатков, присущих человеку с синдромом Дауна.

С другой стороны, врожденная глухота может привести, а может и не привести к умственной отсталости, все зависит от того, какие разновидности возможностей среды сделаны доступными. Анастази замечает: «Можно сказать, что... степень интеллектуальной отсталости глухого человека связана с состоянием развития специальных способностей к обучению. По мере улучшения (специальных способностей к обучению) интеллектуальная отсталость, связанная с глухотой, соответственно редуцируется». Конечно же, в наши дни неправомерно описывать глухого человека как человека интеллектуально отсталого, но это стало возможным благодаря тому прогрессу, который мы сделали в плане помощи глухим людям в адаптации к обществу. В прошлые времена глухим людям могли не уделять никакого специального внимания или не предлагать никакого специального обучения, и в результате путь их интеллектуального развития мог отличаться от пути, по которому шли их слышащие сверстники.

Третий пример — это ситуация, когда ребенок наследует восприимчивость к определенным заболеваниям. Это означает, что в действительности он не наследует заболевание, но он наследует вероятность развития заболевания. Заболевание может начать развиваться, а может и не начать, что полностью зависит от условий существования ребенка, его среды. И то, развивается или не развивается заболевание, влияет, в свою очередь, на то, что происходит в дальнейшем. Если ребенок не заболевает, то он может, например, погрузиться в мир спорта и стать известным нами, ответственными за цвет волос, результатом чего является ветреное, пустоголовое поведение.

Во всех этих примерах присутствует определенное влияние среды, зависящее от типа генов, которые были унаследованы. Анастази указывает на то, что влияние факторов наследственности во всех этих случаях варьирует в зависимости от степени их косвенности. В случае с синдромом Дауна влияние наследственности на психологическое функционирование имеет весьма прямой характер. Гены напрямую отвечают за болезнь. Но в остальных случаях влияния наследственности носят все более и более косвенный характер. В случае со светлыми волосами, ассоциируемыми с ветреностью, гены не отвечают напрямую за ветреность, но зато они отвечают за наличие светлых волос, а светлые волосы отвечают за запуск социальных стереотипов, которые, в свою очередь, могут актуализировать у человека со светлыми волосами ветреное поведение. В конечном счете, появление ветреного поведения вызывается генами, правда, весьма косвенным образом.

Факторы среды: биологические

Когда речь идет о биологических факторах среды, возможно, это воспринимается как оксюморон, сочетание противоположных по значению слов, но идея здесь такова, что после рождения ребенка его организм может пострадать от ряда средовых воздействий, которые могут оказать влияние на психологическое функционирование, снова средовые воздействия могут влиять на психологический профиль человека в рамках континуума косвенности. Среда оказывает достаточно прямое влияние на психологическое развитие в том случае, если какое-то биологическое повреждение происходит во время родов. Если ребенок рождается, например, с пуповиной, обмотанной вокруг шеи, то пуповина может затянуться и перекрыть доступ крови к мозгу ребенка. Если негативное воздействие достаточно серьезно, то может возникнуть перманентное повреждение мозга, результатом которого будет пожизненная умственная отсталость. Очевидно, что тут имеет место биологическая проблема, но она не была результатом каких-либо унаследованных состояний.

Пример менее прямого влияния биологического фактора среды — это если бы одна из конечностей ребенка была серьезно инфицирована. Допустим, инфекция развилась до такой степени, что привела к печальной необходимости операции по удалению конечности. В данном случае ампутация могла бы привести к тому же самому социальному отчуждению, которое мы опи сали выше, говоря об унаследованном заболевании. Перенесший ампутацию мог бы все время сидеть, много читать и стать ученым с мировым именем. Или он мог бы все больше и больще замыкаться в себе и развить у себя какое-нибудь личностное нарушение.

Еще менее прямое влияние биологического фактора может быть продемонстрировано, вновь исходя из идеи о связи между цветом волос и социальными стереотипами. Анастази описала это следующим образом: «Предположим, что молодая женщина с волосами мышиного цвета превратилась при помощи внешних техник, доступных в настоящее время в нашей культуре, в ослепительную блондинку. Велика вероятность того, что эта метаморфоза изменит не только реакции коллег на эту даму, но и ее собственную я-концепцию и последующее поведение. При этом диапазон изменений может варьировать от подъема по социальной лестнице до того, чтобы впасть в занудную канцелярскую тщательность!» Факторы среды: поведенческие

Только что мы видели, как факторы среды могут проявлять себя посредством влияния на биологическую организацию человека. Но факторы среды могут также впрямую влиять на поведение человека. Анастази отмечала, что, по определению, эти типы средовых влияний всегда оказывают прямое воздействие на то, чем человек занимается. Возьмем, к примеру, принадлежность к определенному социальному классу. У человека, принадлежащего к высокому социальному классу, круг возможностей будет гораздо шире, чем у человека, принадлежащего к низкому социальному классу. Человек, имеющий высокий социальный статус, будет иметь доступ к большему числу книг, у него будет больше денег, которые можно потратить на реализацию образовательных возможностей, и у него будет больше денег, которые можно потратить на не связанные с учебой занятия, наподобие верховой езды, биатлона и игры в поло. Анастази описывает социальный класс как нечто, оказывающее очень широкое средо-вое влияние.

Намного более ограниченное влияние среды, описанное Анастази, сводилось к возможности, что некоторые дети могут научиться отвечать на определенные вопросы теста на IQ. В данном случае ребенок мог бы получить высокий балл по IQ-тесту не потому, что у него особенно хороший интеллект, а потому, что кто-то, знакомый с содержанием теста, обеспечил ему подготовку. Или, подобным образом, у детей с определенным культур ным происхождением может быть больше шансов на успешное решение задач, типично используемых в тесте на IQ. Например, головоломки могут пользоваться большой популярностью среди детей из одной культуры и быть менее популярными среди детей из другой. Поскольку в самых известных тестах на IQ используются головоломки того или иного вида, преимущество будет на стороне детей, в культуре которых принято играть в головоломки. В другом варианте сама процедура проведения теста на IQ может показаться некоторым детям странной. При индивидуальном проведении теста на IQ ребенок сидит за столом напротив экзаменатора, и экзаменатор дает ребенку задачу за задачей и наблюдает, удается ли ребенку успешно справиться с каждой из них. Но если ребенок происходит из культуры, в которой сидение за столом считается непривычным занятием, или в которой взрослые не занимаются с детьми один на один, или в которой не поощряется быстрое выполнение заданий, то такой ребенок при выполнении теста оказывается в крайне невыгодном положении. Методологические подходы

Указав несколько путей, посредством которых может осуществляться взаимодействие между наследственностью и средой, оказывающее влияние на психологическое развитие, Анастази перешла к внесению ряда предложений относительно того, как планировать исследование, чтобы лучше отвечать на «вопрос "Как?"» Другими словами, она не пронесла ложку с медом мимо рта. Она описала семь методологических инноваций, которые, вероятно, принесут свои плоды в плане решения вопроса «природа — воспитание» в рамках ее революционно нового подхода к пониманию этого вопроса. Ниже я предлагаю описание четырех из них.

Селекция

К числу легких и самых очевидных способов определения того, как происходит взаимодействие между генами и средой, относится селекция. Постойте, я не имею в виду селекцию людей в той ее форме, которую пропагандировал Гитлер. Я имею в виду лишь селекцию маленьких, покрытых мехом грызунов типа мышей и крыс. Когда вы избирательно скрещиваете всех этих маленьких ребят на протяжении нескольких поколений, вы получаете возможность воспроизвести потомство, обладающее особо развитым талантом или способностью. Например, в одном классическом исследовании способность к научению прохождения лабиринта выводилась на протяжении нескольких поколений. Это работает следующим образом: вы берете для начала большую группу крыс и пропускаете их через лабиринт. Одни крысы проходят лабиринт быстро, в то время как другие проходят его с большей медлительностью. Затем вы берете крыс, самых быстрых проходчиков лабиринта, и скрещиваете их между собой. Затем вы пропускаете потомство через лабиринт точно так же, как вы делали это с их родителями и затем скрещиваете между собой самых быстрых проходчиков лабиринта из второго поколения. Конечно, вы можете продолжать подобное скрещивание до бесконечности, но в конце селективного цикла у вас остается на руках группа ужасно милых крыс, быстро проходящих лабиринт! Давайте назовем их «лабиринтными умницами». Также вы могли бы вывести наимедлен-нейших из медленных крыс посредством селективного скрещивания потомства из нескольких поколений и получить группу крыс — «лабиринтных тупиц». Последним шагом было бы сравнение двух групп крыс — «лабиринтных тупиц» и «лабиринтных умниц», направленное на выявление прочих психологических факторов, сопряженных со способностью к быстрому (или медленному) прохождению лабиринта. Согласно Анастази, «лабиринтные умницы» не только хорошо проходят через лабиринты, но и когда вы сравниваете их с крысами — «лабиринтными тупицами», то выясняется, что «лабиринтные умницы» отличаются от «лабиринтных тупиц» по ряду других эмоциональных и мотивационных факторов, помимо прохождения лабиринтов. Другими словами, «лабиринтные умницы» — это не просто крысы, умеющие лишь быстро проходить через лабиринты.

Пренатальные факторы среды

Второй методологический подход к изучению взаимодействий между генами и средой заключается в исследовании взаимоотношений между различными пренатальными средами и последующим развитием. Мы уже говорили о том, что принадлежность с рождения к более высокому социальному классу обеспечивает детей большими возможностями для получения образования, и по причине наличия этих возможностей неудивительно, что дети, принадлежащие к более высоким социальным классам, лучше учатся в школе и набирают более высокие баллы по тестам IQ, чем дети «из низов». Но начинает ли среда, определяемая принадлежностью к высокому социальному классу, влиять лишь после рождения? Вероятно, нет. Будущие матери, занима ющие более высокое социальное положение, имеют также доступ к более хорошей пище. Сейчас всем известно, что будущим матерям следует употреблять хорошо сбалансированную, богатую питательными веществами пищу; и всем известно, что будущим матерям следует на время беременности увеличивать объем потребляемой пищи. Но порой люди забывают, что пренаталь-ное питание, получаемое плодом, является одним из путей, посредством которых среда взаимодействует с генетически детерминированным развитием. Поэтому если два ребенка, принадлежащие к семьям с высоким социально-экономическим положением, развиваются пренатально, и один из них получает более хорошее питание, чем другой, то лучше питающийся ребенок будет также более хорошо развит физически и психологически.

Аналогично, три беременные матери, принадлежащие к одному и тому же социальному классу, могут различаться тем, каким вредным воздействиям окружающей среды они подвергают своих детей. Например, одна мать может курить во время беременности, другая — выпивать во время беременности, а третья — выбрать на время беременности образ жизни, лишенный вредных воздействий. Вы можете пронаблюдать за этими тремя детьми после рождения и поискать какие-либо кратковременные или долговременные различия. В то время, когда была опубликована статья Анастази, еще не было хорошо известно о том, что происходит с детьми, подверженными подобным вредным прена-тальным воздействиям. Но сейчас нам известно о том, что дети курящих матерей имеют при рождении, как правило, пониженный вес, и, как правило, в позднем детстве у них возникают проблемы с некоторыми школьными дисциплинами, и что дети пьющих матерей рискуют приобрести эмбриональный алкогольный синдром, который, среди прочих симптомов, опосредованно связан с серьезной умственной отсталостью. Сравнение практик воспитания детей

В качестве третьего способа изучений взаимодействий «природа — среда» Анастази предложила рассмотрение способов, при помощи которых люди из различных культур или субкультур воспитывают своих детей. Конечно, данный подход касается скорее средового аспекта, но все же полезно знать круг возможных результатов, который может возникнуть как следствие круга возможных родительских воздействий. Анастази описала несколько таких исследований, которые были уже доступны в то время. Например, в ходе одного исследования оценивалось уме ние читать при поступлении в первый класс у детей из среды более высокого социального класса и у детей из среды более низкого социального класса. При этом было обнаружено, что родители, принадлежавшие к более высокому классу, более эмоционально теплы и более позитивно настроены по отношению к своим детям, чем родители, у которых социальный статус ниже. Результат заключался в том, что дети из семей с более низким социально-экономическим положением были склонны приписывать взрослым людям, в общем, и учителям, в частности, некоторую враждебность. Нет сомнений в том, что такие дети, вследствие своих разобщенных отношений с родителями, окажутся в школе в невыгодном положении, учитывая то, что они не доверяют взрослым. Призыв Анастази к сравнению практик воспитания детей предвосхитил революционное исследование Дайаны Бомринд, посвященное стилям воспитания, которое мы подробно разбирали в главе 13.

Исследования близнецов

Один из способов по-настоящему подойти к сути вопроса о взаимодействии между природой и воспитанием мог бы заключаться в том, чтобы сохранять среду абсолютно постоянной и отслеживать различия, возникающие между детьми, воспитываемыми в этой среде. Если вы это сделали, то тогда любые различия, наблюдаемые между детьми, проистекали бы из различий в их генетической организации. Другой способ подойти к сути вопроса мог бы заключаться в том, чтобы взять нескольких детей, снабдить их одинаковыми генами и воспитывать в разных средах. В данном случае любые различия между детьми проистекали бы из различий в их внешнем опыте. Проблема состоит, конечно же, в том, что на самом деле вы не можете использовать ни одну из этих исследовательских тактик. Было бы технически невозможно содержать разных детей в точности в одной и той же среде. И было бы неэтично и, вероятно, даже незаконно обеспечить двух детей идентичными наборами генов. Клонирование было бы единственным способом, при помощи которого это можно было бы сделать.

К счастью для нас, ученых, природа предложила нам механизм, достаточно точно соответствующий этой исследовательской задумке. Речь идет о близнецах. Близнецы чем-то напоминают собственную попытку Матери Природы провести эксперимент, чтобы ответить на вопрос о «природе — воспитании».

Идентичные близнецы возникают при расщеплении единственной яйцеклетки, оплодотворенной одним сперматозоидом. Если оба близнеца появляются из одной оплодотворенной яйцеклетки, то таких идентичных близнецов называют монозиготными (что означает «из одной оплодотворенной яйцеклетки»). Но самое важное здесь то, что поскольку оба близнеца происходят из одной оплодотворенной яйцеклетки, то они генетически идентичны. Братские близнецы происходят из двух яйцеклеток, оплодотворенных двумя разными сперматозоидами, поэтому их называют дизиготными (что означает «из двух оплодотворенных яйцеклеток»). Дизиготные близнецы генетически схожи друг с другом не больше, чем любая другая пара сиблингов (детей от одних родителей), которые, в среднем, имеют лишь 50% общих генов.

Вся научная прелесть близнецов заключается в том, что оба члена близнецовой пары находятся в среде, одинаковой настолько, насколько это только возможно. С точки зрения всех практических целей получается, что монозиготные близнецы, воспитанные в одной семье, имеют одинаковую генетическую организацию и находятся практически в одинаковой среде. Дизиготные близнецы, напротив же, генетически схожи лишь на 50% (в среднем), но также находятся практически в одинаковой среде. Все что требуется для того, чтобы осмыслить роль генетики, — это сравнить, насколько монозиготные близнецы схожи между собой с точки зрения определенной психологической особенности, например, IQ, по отношению к тому, насколько схожи между собой дизиготные близнецы с точки зрения той же особенности. Если степень сходства между монозиготными близнецами выше, чем между дизиготными, то это значит, что в основе изучаемой особенности должен лежать генетический компонент. Конечно же, Анастази этого не было достаточно, поскольку, как мы уже видели, все согласны с тем, что все психологические особенности содержат определенный генетический компонент. Для Анастази более интересным было бы сравнение поведенческого сходства дизиготных близнецов с поведенческим сходством обычных биологических братьев и сестер (сиблингов). Поскольку в случае дизиготных близнецов, как и в случае обычных сиблингов, известно генетическое соотношение (50% сходства), соответственно, различия в степени сходства должны быть следствием различий в среде. Следующим шагом могло бы стать определение и документальное подтверждение того, какие различия в среде коррелируют с различиями между дизиготными близнецами, в сравнении с различиями между прочими биологическими сиблингами. Выводы

Опубликованная в 1958 году статья Анастази была революционной, потому что она потребовала, чтобы ученые занялись поиском возможных путей к ответу на вопрос как, касающемуся взаимодействия между природой и воспитанием; взаимодействия, которое приводит к появлению невероятного разнообразия психологического потенциала человека. Анастази высказала мнение о том, что недостаточно просто утверждать: природа и воспитание, генетика и среда, наследственность и опыт производят совместную работу. Всем это и так уже известно. Да уж! А необходимым было понимание того, как они производят совместную работу.

Очевидно, что призыв Анастази очень хорошо работал на протяжении нескольких десятилетий, начиная с того момента, как ее статья была опубликована. Но вместе с тем она дала нам понять, что люди не будут больше увеличивать количество исследований по вопросу «природа — воспитание». В 1958 году Анастази написала: «Два или три десятилетия назад так называемый вопрос о среде — наследственности был центром жарких споров. Но, с другой стороны, сегодня для многих психологов данная проблема утратила свой смысл». Однако, начиная с 1958 года, происходило здоровое, но иногда пугающее возрождение интереса к этой теме. Такой интерес был мотивирован, главным образом, заботой о здоровье и поддерживался рядом откровенно радикальных технологических инноваций в биохимии, биотехнологии, хирургии и техниках воссоздания работы мозга. На самом деле современная наука настолько продвинулась в решении вопроса «природа — воспитание», что большинство границ между тем, что такое природа, и тем, что такое воспитание, как кажется, стали размытыми до такой степени, что их практически не видно.

Возьмем, к примеру, терапию, связанную с пересадкой генов. Технологии стали столь совершенными, что позволяют ученым в настоящее время удалить или исправить у отдельно взятого человека гены, обусловливающие наличие заболевания, оставив на их месте здоровые версии тех же самых генов. Например, ученые, работающие в Онкологическом Центре в Техасе (M.D. Anderson Cancer Center in Texas), модифицировали вирус, который, как было известно, вызывает обычную простуду. Модифицированный вирус был введен в кровь пациентов, больных определенной формой рака легких. Но вместо того чтобы инфицировать здоровые ткани организма, вирус начал инфицировать ра ковые клетки и исправлять ген, отвечающий за образование рака легких! Здесь речь идет о случае, когда различие между природой и воспитанием весьма размыто. Если «исправленная» генетическая организация ракового больного позволяет ему вернуться к нормальной жизни и освободиться от болезни, то вы бы стали рассматривать это как результат влияния генетики или среды? Аргументы можно привести в защиту обеих позиций. С одной стороны, вы могли бы сказать, что избавление от болезни имеет генетическую основу, поскольку у человека был ген, избавляющий от болезни. Но с другой стороны, вы могли бы сказать, что избавление от болезни имеет средовую основу, поскольку ген, избавляющий от болезни, появился на свет благодаря ученому и его одомашненному вирусу.

Кроме того, существует целая проблема пластичности в развитии головного мозга. Большинство людей, вероятно, даже не представляют себе, насколько сложно протекает здоровое развитие мозга. Я могу предположить наличие у среднестатистического человека мнения, что наши гены просто «говорят» клеткам нашего мозга (называемым нейронами), куда им «идти» и что делать. Но при наличии свыше 100 биллионов нейронов, каждый из которых соединяется с сотнями или тысячами других нейронов, нашим генам понадобилось бы отправить несколько триллионов команд, чтобы быть уверенными в том, что наш мозг развивается правильно! Но как оказывается, наш мозг развивается вовсе не так. Вместо этого нейроны в нашем мозге узнают о том, куда им идти, и с какими другими нейронами им соединяться, из общения с другими близлежащими нейронами. Конечно же, в движение все приводится генами, но итоговая структурная архитектура мозга определяется, в конечном счете, сотнями триллионов непродолжительных разговоров, имеющих место между всеми этими маленькими нейронами.

Как это делается? При помощи чудесной особенности мозга, названной пластичностью. Понятие пластичности связано с идеей, что отдельные части мозга могут быть крайне гибкими, когда они прекращают выполнение своей работы. Данные множества исследований, проведенных на животных, свидетельствуют о том, что если вы возьмете нейроны из одной части коры, скажем, из зрительной коры (которая отвечает за обработку зрительной информации) и трансплантируете их в другую часть мозга, скажем, в соматосенсорную кору (которая отвечает, среди прочего, за обработку информации о прикосновениях), то обнаружите, что перемещенные из зрительной коры клетки не пытаются восстанавливать связи со старыми нейронными окон чаниями, а, кроме того, вовсе и не прекращают работать. Клетки из зрительной коры начинают вести себя подобно соматосенсор-ным нейронам. Они придерживаются философии «Если ты находишься в Риме, то веди себя так, как ведут себя римляне». Ключевой момент состоит здесь в том, что нейроны мозга получают команды от близлежащих клеток, а не от генов. И снова возникает вопрос: согласились ли бы вы с тем, что работа трансплантированных зрительных нейронов задается генами, поскольку именно гены были ответственны за их превращение в нейроны? Или это результат влияния среды, поскольку именно близлежащие нейроны заставили трансплантированные нейроны работать на достижение цели, отличной от той, ради которой последние создавались?

В наши дни крайне горячей темой является тема использования «стволовых клеток» (stem cells). Стволовыми клетками называют разновидность клеток, обычно экстрагируемых из выкидышей или отторгаемых пуповин. Эти клетки обладают потенциалом к превращению в любую другую клетку организма. Стволовая клетка может стать кровяной клеткой, может стать нейроном, или она может стать костной клеткой. Все зависит от того, куда ее помещают. Если ее поместить среди прочих кровяных клеток, она превратится в кровяную клетку. Если ее поместить в мозг, она станет нейроном. Стволовые клетки столь важны, потому что их можно использовать для лечения множества болезней. Стволовые клетки могли бы превратиться, например, в инсулин-вырабатывающие клетки, используемые для лечения пациентов, больных диабетом, или из них можно было бы сделать дофамин-вырабатывающие нейроны, используемые для лечения пациентов с болезнью Паркинсона. Но если стволовую клетку трансплантируют в мозг для лечения болезни Паркинсона, и она превращается в дофамин-вырабатывающий нейрон, то является ли это результатом влияния природы, поскольку ведь именно гены обеспечивают стволовые клетки способностью превращаться в любые другие клетки? Или это результат приобретения, поскольку именно близлежащие нейроны вступали в коммуникацию со стволовой клеткой, говоря ей, чтобы она стала нейроном?

Анастази считают первым психологом, заметившим, что старые пути ответа на вопрос о «природе — воспитании», никуда не ведут. Но если быть честным, то следует сказать, что ее призыв к поиску новых подходов так и остался неуслышанным. Даже сегодня легко найти исследование, цель которого состоит в определении того, сколько в какой-то психологической способности врожденного, а сколько приобретенного. Очевидно, что данный тип исследований игнорирует вопрос как. Но с другой стороны, исследователи, услышавшие призыв Анастази, и уже знающие, как, ставят перед нами провокационные этические вопросы. Например, если нам известно, как изменить генетическую организацию наших детей, чтобы избавить их от болезней, следует ли нам идти вперед и менять их гены? Возможно. А что тогда насчет знания о том, как менять генетическую организацию наших детей, чтобы делать их более привлекательными или более умными? Следует ли нам это делать? Вполне может быть, что по мере движения в XXI век нас станет меньше интересовать поиск ответа на вопрос как, но станет больше занимать поиск ответа на вопрос когда.

Библиография

Elmes J. L.t Bates, E. A., Johnson, M. H., Karmiloff-Smith, A., Parisi, D., &Plunkett, K. (1996). Rethinking innateness: A connectionist perspective ondevelopment. Cambridge, MA: MIT Press. Jackson, N. W. (1992). Anne Anastasi and the heredity vs. environment problem:

A history in psychology. Unpublished doctoral dissertation. University of Rhode Island.

Вопросы для обсуждения

Хотелось ли вам когда-нибудь выглядеть по-другому или иметь таланты и навыки, отличные от тех, которыми вы в настоящее время располагаете? Если допустить, что вы можете изменить свой внешний вид, таланты и навыки, как, по вашему мнению, люди из вашего окружения стали бы реагировать на эти перемены? Хотели ли бы вы, чтобы они обращались с вами по-другому? Стали ли бы вы также обращаться с ними по-другому?

Если бы в период, когда вы были ребенком, ваши родители получили наследство размером, скажем, в пару миллионов долларов, то как бы ваша личность отличалась от той, что есть сейчас? Согласились ли бы вы обменять личность, которая у вас есть сейчас, на ту, другую?

Если бы вам представился шанс выбирать, какие ваши гены и гены вашего партнера будут переданы потомству, воспользовались ли бы вы этим шансом? Сделали ли бы вы это ради того, чтобы усилить красоту своего ребенка? Усилить его талант? Снизить его предрасположенность к болезням?