1. Истоки

1. Истоки

Турция, ослабленная десятками войн с Россией, близилась к своему концу. Сербы, начав в 1804 году Первое восстание, продолжали борьбу вплоть до Берлинского конгресса 1878 года, и к середине девятнадцатого века Сербское княжество, несмотря на статус турецкой автономии, было сильным государством со сложившейся нацией; государством, стремящимся к лидерству на Балканах.

Однако кроме османской империи, на Балканы заглядывалась другая империя – Остеррайх. Вена понимала, что стремление славянских народов Европы к независимости в будущем будет только нарастать, а справиться с напором Сербии, имевшей верную помощь из Москвы и уже формулировавшей свои геополитические принципы, напрямую касавшиеся интересов Австрии, силой было уже невозможно – в частности потому, что вторжение в Сербию был бы и вторжением в Турцию.

В результате ряда успешных восстаний Сербия стала к 30-м годам 19 века автономным княжеством, де-факто обладавшим государственным суверенитетом и рядом атрибутов европейского государства 19 века: – своей армией, развивающейся промышленностью, нарождавшимися буржуазией и интеллигенцией. В Сербии господствовала конституционная монархия, что вкупе с тем фактом, что государство это было завоевано в результате ряда народных восстаний, в которых осуществлялась мобилизация всего сербского народа, приводит нас к выводу, что к середине 19 века Сербия была национальным государством.

Будучи молодой нацией и имея тысячелетнюю историю и великое имперское прошлое (сербский царь Стефан Душан в 14 веке стремился создать Сербо-Греческое Царство, переняв статус империи у почти не существующей Византии1), сербы осознавали свою избранность и право господствовать на Балканах, используя для своих нужд Россию и поддерживая дружбу с Францией. Стремление к господству выразилось в достаточно интересном историческом документе.

Сербская геополитическая доктрина сформулирована в «Начертании» Илии Гарашанина2. Этот документ, вышедший из-под пера сербского министра иностранных дел, до сих пор вызывает яростную фрустрацию не только у хорватов и турок, но у всего мирового сообщества, которое в «обличительные» документы по югославскому кризису ставит упоминание о Начертании, ставшем якобы главным руководством к действию для великосербского коммуниста Милошевича. «Начертание» производило в сербы все народы западных Балкан, из чего следовала необходимость иметь в составе Сербии Боснию, Черногорию, Далмацию и часть хорватских земель, Санджак и северную Албанию – для выхода к Адриатическому морю и контроля над важными портами на Адриатике. Помимо того, что сильное национальное государство на границах с Австрией не было нужно Вене, Далмация и хорватские земли тогда входили в ее состав, а Боснию Австрия стремилась прибрать к рукам, что и сделала после войны 1877—78 гг.

Сербы по итогам этой войны получили самостоятельность, и именно о них Достоевский писал: «Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени3». Перспективы «больного человека Европы» были незавидны: утро сербской нации было кровавым, но солнечным. Австрия, не от хорошей жизни ставшая Австро-Венгрией, была не намного более здорова, чем Турция, и ориентация молодого сербского государства на вековых противников Австрии не могла оставить австрийскую элиту равнодушной.

Сербскую наглость невозможно были стерпеть, поэтому появилась необходимость создания идеологического оружия, направленного против сербской гегемонии на Балканах и способного объединить под своим началом балканских славян. Это оружие начало выковываться и в концепции иллиризма, развитой духовником императора, епископом Йосипом Юраем Штросмайером4. Иллиризм предполагал объединение балканских славян в одно государство без национального ядра, чисто по принципу принадлежности народов к славянству. Иллиризм был направлен в основном на хорватов – забитое национальное меньшинство на южных окраинах империи. Хорошим подспорьем Штросмайеру стала помощь Людевита Гая5. Это хорват немецкого происхождения, филолог. Он создал хорватский алфавит на латинице, и сумел добиться признания хорватского языка не диалектом сербского, созданного в литературной форме Вуком Караджичем, а самостоятельным языком – что стало неизбежным шагом в процессе хорватского нациестроительства.

Йован Дучич, сербский поэт и дипломат, особое внимание уделил концепции югославизма. В обширной статье 1942 года «Истина о югославизме» он пишет о том, что в проекте Штросмайера будущее триединое славянское государство должно простираться до Черного моря, быть негласным протекторатом Австро-Венгрии и опекаться католической церковью. Кстати, именно на середину 19 века приходится самый сильный вал окатоличивания австрийских сербов. В 40-х гг. 19 века сербов-католиков 1.864.000 (при том, что хорватов было 800 000) а через 100 лет хорватов было уже более 5 миллионов, а сербов-католиков едва ли десятки тысяч6.

Огромное значение в борьбе Австрии за свои исторические перспективы имела Босния. Будучи в составе Австро-Венгрии, Босния в конце 19 века стала и местом попытки Б. Каллаи, венгерского аристократа, создать «боснийскую нацию7». Однако самым лучшим ответом австрийским югославистам стали выстрелы боснийского серба Гаврилы Принципа по эрцгерцогу Фердинанду – главному на тот момент лоббисту славянского проекта в Австро-Венгрии.