Психосоматические расстройства и система самосохранения

Психосоматические расстройства и система самосохранения

Далее я использую примеры из случаев Линор и Патриции для иллюстрации взаимосвязи между разумом, телом, психе[30] и духом как в случае психического здоровья, так и в случае психических нарушений, связанных с травматическим опытом. Мы знаем, что наши пациенты, перенесшие психическую травму, были вынуждены прибегнуть к диссоциации тела и души. В итоге они страдают от депрессии и утрачивают связь со своим духом. Как мы можем понять этот разрыв связи с духом, его утрату, и какое влияние эта утрата оказывает на разум, тело, психе и душу? Как мы можем помочь этим людям восстановить утраченную связь? Какую работу необходимо проделать для того, чтобы подготовить их для возвращения духа?

Ум[31]

Д. В. Винникотт предположил, что в случае нарушений в окружении ребенка, которое создается и поддерживается матерью, ум, который в благоприятных условиях интегрирован с психосоматическим уровнем переживания, становится «вещью в себе» (Winnicott, 1949: 246). Это приводит к тому, что «ум (сформировавшийся преждевременно) узурпирует функции внешней среды, в итоге происходит образование патологической структуры „ум-психе“ „ум-как-объект“» (там же: 247). Эти патологические структуры (см.: Corrigan, Gordon, 1995) «ум-психе» и «ум-как-объект» тождественны предложенной нами конструкции системы самосохранения. Вместо того чтобы формировать смысл на основе актуального чувственного восприятия, ум придает новой ситуации тот смысл, которым он наделил исходную травматическую ситуацию. Как мы уже видели, обычно эта динамика обыгрывается в сюжетах, где фигура, представляющая детскую часть я, предана тиранической власти Защитника/Преследователя.

Обычно понятие «ум» включает в себя представления о рациональных чертах мышления, которые в основном связаны с активностью левого полушария мозга, с тенденциями к оперированию абстракциями, умозрительными конструкциями и правилами логики. В сферу значений этого понятия также включены представление о способности рефлексии и выхода за пределы непосредственного содержания сознания благодаря процессу преобразования нейронных и гормональных сигналов телесной сферы в ментальные репрезентации, такие как слова и концепты. В терминологии Юнга это соответствует функции логоса – способу, которым наш ум придает форму и образует репрезентации потоку недифференцированной информации, которая поступает из тела и органов чувств. Речь является центральным аспектом функции логоса. Благодаря формированию речи как системы репрезентаций, наше переживание может быть понято как нашим я, так и другими индивидами. Однако, расширяя наше представление об уме, дополнив его рассмотрением функций правого полушария, мы видим, что репрезентации не сводятся к одним лишь сухим словесным оболочкам, но включают в себя и живые образы, слова связанные с телесными ощущениями, как, например, в поэзии.

Дух

Ранее мы писали, что в психике Линор и Патриции произошел раскол, когда переживания ранней травмы стали для них невыносимыми. Их личностный дух покинул единство ум/тело и основался в области бессознательного, где погрузился в мир меланхолических фантазий особого типа. Этот мир можно уподобить небесной обители, однако он, как ясно показал нам Винникотт, не тождествен воображению. Отражение этих клинических фактов мы можем найти в древней энергетической системе алхимии, которой так интересовался Юнг. Старое алхимическое изречение гласит: «В человеческом теле есть некая эфирная субстанция… небесной природы, известная очень немногим, которой не потребны лекарства, так как она сама есть истинное лекарство» (Jung, 1955: 114n). Это «оживляющее начало», согласно учению алхимии, является natura abscondita (скрытой природой), доступной восприятию только внутреннего человека. В алхимии этот «живительный» дух тела имеет два аспекта – земной и небесный. Небесный аспект представлен в образе крылатого существа, которое может достигать пространств эфира и восходить на Олимп, общаться там с богами и затем доставлять их послания человеку. Алхимики называли этот двуликий дух Гермесом или Меркурием. Природа Меркурия двойственна, он соединяет в себе противоположности: ум и тело, свет и тьму, женское и мужское. Как воплощенный дух, Меркурий представляет собой то, что Парацельс назвал «lumen natur?» (свет естества). С другой стороны, как бесплотный чистый небесный дух, он представляет «numen[32]», или сияние небесного света. Парацельс напоминает:

…Как в человеке ничто не может существовать без божественного нумена (numen), так же в человеке ничто не может существовать и без света (lumen) природы. Только numen и lumen – только они – делают человека совершенным. Все берет свое начало из этих двух, и они присутствуют в человеке, без них же человек есть ничто.

(Jung, 1954: par. 388)

То, что Парацельс назвал сосудом люмена, или «lumen naturae[33]», философы-неоплатоники назвали «тонким телом». Они считали, что это тело состоит из материи более тонкой природы, чем та, которая известна физическим наукам, в то же время тонкое тело не является исключительно духовным по своей природе. Для обозначения духовного эти философы использовали слово «пневма» [pneuma], так что переходную область они называли «сома пневматикон» [soma pneumaticon], эфирным телом или духом – телом, что, конечно же, представляет собой парадокс. В учениях этих философов тонкое тело или дух – тело отождествлялось с жизненным внутренним образующим принципом каждого индивида. Достижение совершенства этого тела было главной темой алхимии (см.: Mead, 1967: 34ff.). Это соотносится с тем, что нам известно под именем «психе».

Психе

Понятие тонкого тела, или духа-тела, весьма близко к тому, что Юнг обозначил как психе, иногда он даже отождествлял эти понятия. Клинический пример, который привел Юнг, показывает, как болезненный процесс может быть ограничен одной только областью – психе индивида, тогда как его тело или ум остаются в полном здравии.

Пациентом Юнга был интеллигентный, успешный мужчина, одержимый идеей, что у него рак кишечника, при этом анализы не подтверждали этот диагноз. Доктора часто пытались убедить этого мужчину в том, что в физическом плане с ним все в порядке и ему не о чем беспокоится, то есть он не страдает «настоящим» онкологическим заболеванием. Однако эта болезненная идея преследовала его и овладевала им, пока, наконец, вся его жизнь не оказалось поглощена ею – при всем при том, что на рациональном уровне, умом он «понимал», что его раковое заболевание было только плодом его воображения (Jung, 1937b: par. 12). Далее Юнг приводит следующие комментарии:

Боюсь, что привычная нам материалистическая концепция психе вряд ли будет особенно полезной [в этих случаях]. Если бы только душа была наделена тонкой телесной субстанцией, тогда можно было бы, по крайней мере, сказать, что это подобное дыханию или пару тело страдает от вполне реального рака, хотя в некотором смысле неземного происхождения, точно так же, как наше грубое материальное тело может быть подвержено онкологическому заболеванию.

(Там же: par. 13)

Юнг продолжает свои рассуждения, указывая на то, что этот человек был болен, но не физически и не умственно — он знал, что у него нет рака, – однако больной была его психе, в каком-то смысле третья переходная область. В этом пассаже Юнг подчеркивает реальность психе. Он говорит, что болезнь психе настолько же «реальна», как заболевания тела или расстройства ума даже при том, что психологическая реальность тонка и ее трудно уловить. Вот что Юнг однажды сказал о психе:

…согласно лежащей в основе этого представления о психе как о субстанции, наполовину телесной, наполовину духовной, anima media natura[34], как ее называют алхимики, о существе-гермафродите, соединяющем в себе противоположности, но никогда не достигающем полноты в индивиде, если тот не связан отношениями с другим индивидом. Человеческое существо вне отношений с другими людьми лишено целостности, ибо достичь ее возможно только посредством души, а душа не может существовать без своей противоположной стороны, которую она всегда находит в «Ты». Целостность является комбинацией Я и Ты, представляющих собой части трансцендентного единства, сущность которого может быть передана только символически, как это представлено в символе rotundum[35], розы, колеса или conjiunctio Solis et Lunai[36].

(Jung, 1946: par. 454)

Итак, мы помещаем психе в области, которую Винникотт назвал «переходным пространством». Развития патологии, причиной которой является психотравмирующее переживание, повлекшее за собой разрыв связей между умом и телом, может протекать в рамках сферы психе и не затронуть тело или ум. Человек, страдающий от последствий психической травмы, может иметь блестящий «ум». Он может быть весьма одаренным или эффективными в интеллектуальной деятельности (обычно такие люди чувствуют себя в своей тарелке, когда они заняты видами деятельности, требующими абстрактного мышления или принадлежащими области утонченной эстетики, но не в сферах, где необходима личностная вовлеченность). Аналогично индивид, перенесший психическую травму, может обладать здоровым телом. Он может заниматься экстремальными видами спорта, демонстрировать незаурядные физические навыки и чудеса выносливости: участвовать в марафоне, в десятиборье, заниматься бодибилдингом и т. д. Однако при внимательном рассмотрении мы увидим, что в телесных переживаниях этих людей нечто отсутствует, и мы можем дать лишь расплывчатое определение этому недостающему компоненту: личностный дух, ощущение жизненности, интимности, восприимчивости. Эта утрата вызывает навязчивое чувство неудовлетворенности, которое заставляет пускаться на поиски более интенсивной стимуляции. На самом деле эти люди ищут психе, или душу, – место, где ум и тело встречают друг друга и соединяются в любовном союзе. Если человек выдержит это напряжение, то может состояться подлинное рождение личностного духа, однако прежде необходимо обрести психе или душу. Исходя из этих соображений, мы говорим о психопатологии или о психотерапии.

Понимание того, что психе является наполовину телесной и наполовину духовной (или ментальной) сущностью, имеет некоторые следствия для практики психотерапии. Одна из опасностей психотерапии заключается в том, что она может стать слишком «умственной» (словесной), что может привести к нарушению контакта со сферой телесности, что, в свою очередь, влечет за собой также и утрату связи с психе. Однако слишком сильный акцент на работе с телом таит в себе опасность высвобождения слишком большого массива соматической энергии при том, что этот «сырой» аффект остается недоступным умственной переработке, так как отсутствуют соответствующие ему репрезентации в форме образов, слов, которые необходимы для понимания аффекта. Если аффект, переживаемый на уровне только телесных ощущений, не может быть выражен через средства вербальной коммуникации или при помощи символов, то он не может достичь уровня «смысла», области, где обитает психе. По этой причине терапевты, работающие только с телом, могут потерять психе, и если это происходит, то будет утрачена всякая возможность работы по достижению подлинной трансформации.

Расщепление ума, тела и духа при травматическом переживании

В предыдущей главе мы обсуждали причины, по которым система самосохранения ранней психической травмы стремится предотвратить одновременное представление всех элементов целостного переживания, а также ее атаки на связь между ментальными и соматическими компонентами переживания, которые она для этого предпринимает. Так как соматические и ментальные компоненты отличаются друг от друга «по определению», то мы предположили, что защита системы самосохранения использует это несоответствие между умом и телом в целях фрагментации переживания. Аффективные и чувственные компоненты переживания удерживаются в границах телесной сферы, а отщепленная ментальная составляющая репрезентации помещается в «ум». Такой человек не в состоянии позволить своим соматическим ощущениям и телесным состояниям возбуждения стать осознанными, то есть его ум не может выразить телесные импульсы при помощи слов или образов. Вместо этого сообщения, исходящие от тела, направляются по каналам разрядки и поэтому остаются на досимволическом уровне. Индивид не в состоянии использовать слова для описания своих чувств, и это ставит его в чрезвычайно невыгодное положение. Он не может психически переработать чувственный аспект переживания, играя с символическими значениями, и это лишает его переживание чувства реальности и полноты жизни – ужасное состояние, известное как деперсонализация.

Например, опыт постоянного материнского отвержения, которое Линор переживала в детстве, не мог быть «сохранен» как воспоминание, но только как ощущение очень сильного напряжения в области желудка, которое положило начало ее ранней язвенной болезни. Только когда чувства, связанные с опытом раннего отвержения, ожили в отношениях с ее мужем, она смогла восстановить «зависящие от состояния» воспоминания о травме раннего детства, однако необходимыми условиями этого припоминания были образ ее детского я и поддерживающие терапевтические отношения. Юнг однажды сказал, что отреагирование травмы само по себе не является исцеляющим фактором: «переживание должно быть воспроизведено и пересказано в присутствии врача» (Jung, 1928a: par. 269). По-видимому, присутствие свидетеля переживания необходимо для констелляции той самой «инаковости», которая вводит в действие психе в качестве «третьего» фактора.

Обычно психе является тем органом переживания, который создает связи и ассоциации между элементами личности в интересах интеграции, целостности и единства личности. Однако в случае травмы мы видим, что психе уже не связывает, но разъединяет – расщепляет или диссоциирует. Мы могли бы представить диссоциативные защиты психе как «маленького человечка», который следит изнутри за тем самым предохранителем в электрической цепи в доме и разрывает цепь, как только в цепи возникает перегрузка из-за удара молнии. Это обеспечивает личности выживание – в условиях травмы психе заботится не об индивидуаци, а о выживании. Защитное действие психе спасает жизнь, однако позже оно приобретает характер навязчивости, когда психе ошибочно принимает каждую новую «вспышку света» за катастрофический «удар молнии», когда-то пережитый в прошлом, и разрывает цепь. За это приходится платить очень высокую цену – утрату духа. Когда ум и тело разделены, уходит живительное начало психической жизни или то, что мы назвали бы духом.

С этого момента положение вещей несколько усложняется, так как возникает вопрос: «Где это место, куда уходит дух?» Как мы видели на примере наших случаев, одним из таких «мест», куда уходит дух, могут быть зоны напряжения в желудке как «воспоминания», зависящие от состояния. Другими словами, он инкапсулирован в неких «соматических» бессознательных состояниях. Однако мы также видели на примере Линор, что ее дух был инкапсулирован и в «уме», – в этом поврежденном и повреждающем внутреннем мире, сплетенном из архетипических фантазий – в том, что Винникотт (Winnicott, 1971a: 32) назвал «фантазированием», противопоставив это воображению. Мы могли бы назвать его «ментальным», или «духовным», бессознательным. В случае Линор картина выглядела так, будто бы существовало два «места», где была инкапсулирована энергия: одно в ее теле и другое в ее уме. Оба были «бессознательными». Однако вместо того, чтобы говорить о «бессознательном» во множественном числе, мы, следуя Юнгу, скажем, что бессознательное имеет два аспекта или «полюса»: один полюс соотносится с влечением[37] и с телом, а другой связан с духовным измерением бытия.

В аналогии Юнга психе располагается в видимой части спектра. Восприятию человеческого глаза доступен диапазон, заключенный между областями спектра, соответствующими красному и фиолетовому цветам. На каждой из сторон спектра есть «цвета», которые являются «бессознательными», так сказать, вечно вне области осознания. На одной стороне – инфракрасные лучи, а на другой – ультрафиолетовые. Мы можем соотнести инфракрасную область с хтоническим, или «психоидным», уровнем, – бессознательным влечений и телесности, а область ультрафиолета с духовным, или «высшим», ментальным измерением бессознательного. По-видимому, психе использует крайние области спектра тело/ум как «депозитарий», «место», где может быть спрятан личностный дух. Видимо, покидая единство тело/ ум, дух отправляется одновременно в оба места. «Возвращается» же он также из двух мест одновременно. Личностный дух не только нисходит с небес, наподобие голубя, символизирующего Святой Дух на средневековых образах Благовещения и Богоявления. Он также появляется и снизу – из телесного нижнего мира как распрямляющаяся змея Кундалини. При встрече этих двух аспектов духа происходит то, что можно было бы назвать рождением души, или психе, и воплощением в ней духа или приходом в мир божественного ребенка. «Numen» и «lumen» воссоединяются (Jung, 1949: par. 259–305).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.