Архетипический тезаурус

Архетипический тезаурус

Архетипическое изучение звуковых образов необходимо для психологического понимания отношений, существующих между множественными значениями слов со сходными фонетическими паттернами, для понимания «полисемии» в языке. Современная лингвистика показала, что как на лексическом, так и на грамматическом уровнях полисемия является отличительным признаком всех языков. С помощью рефлексий мы попытались придать полисемии и множеству значений, обусловленных сходными фонетическими паттернами, новую архетипическую ценность и значимость. Освобождая лексические единицы от ограничений, налагаемых логическими рассуждениями, мы открываем себя навстречу всей полноте языка. Однако обычно мы не осознаем наличия этого языкового богатства, и сознание в большей мере ассоциируется с метонимией и буквальным использованием лексики. В своей работе Психопатология обыденной жизни Фрейд отнес бессознательное к сфере использования каламбуров, звуковых ассоциаций и игры слов. [16]

Нормальная полисемия в языке ограничивается грамматикой и синтаксисом. Поль Рикер пишет:

Поскольку все наши слова в определенной степени многозначны, однозначность или многозначность нашего дискурса определяется не словами, а контекстом. В случае однозначного дискурса, то есть при дискурсе, имеющем только один смысл, задачей контекста является сокрытие семантического богатства слов, для его уменьшения путем определения обсуждаемой темы, идентичного круга понятий для всех слов в предложении. [17]

Если, например, контекст моего дискурса заявлен как социополитическая тема, то акустический образ liberty будет интерпретироваться как «право действовать свободно, по собственному выбору»; если речь идет о сексуальности, то акустический образ будет интерпретироваться как «недопустимая сексуальная близость»; и далее, если обсуждается военная тематика, то слово liberty будет означать «оставление морской службы с разрешения командования».

Почему же, зная о многозначности акустического образа liberty, мы иногда субъективно полагаем, что оно имеет только одно «правильное» толкование? Результаты психолингвистических исследований Юнга дают нам важный ключ к решению этой проблемы. Проведенные им эксперименты показали, что в нормальных условиях слова ассоциируются субъектом как с учетом понятийного значения стимулирующего слова, так и его грамматической формы (см. «Влияние грамматической формы слова-стимула на наши реакции», CW 2). [18] C повышением уровня бессознательного роль грамматики (ср. с предикатными ассоциациями) и смысла снижается в такой степени, что Юнг и Риклин сделали вывод, согласно которому бессознательный ассоциативный процесс протекает на базе сходства образа и звука, а не грамматики и смысла. В Толковании сновидений Фрейд также отмечает, что бессознательное учитывает не все слова, выполняющие грамматические функции, особенно союзы. Он говорит, что у сновидений «нет средств для представления таких логических отношений между мыслями».

В большинстве случаев в сновидениях все эти союзы не учитываются; сновидения учитывают только субстантивное содержание мыслей, которым они и манипулируют. Задача восстановления связей, разрушенных работой сновидений, должна решаться в процессе интерпретации. [19]

Процесс интерпретации или толкования по Фрейду представляет собой восстановление грамматики в образе сновидения; это акт, который снижает полисемию образа сновидения, делая смысл однозначным: Там, где находилось многозначное ид (Оно), должно будет располагаться полифемичное «Я». Вместо этого срабатывает архетипический подход, конструктивно поддерживающий напряжение между более однозначным смыслом «Я» и полисемией, являющейся неотъемлемым свойством бессознательного. Раскрытию эго для понимания значимости самости сопутствует осторожное поддержание напряжения между множественностью смыслов бессознательного и нашей сознательной установкой.