6. Насильственные исчезновения как систематическое нарушение прав человека

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6. Насильственные исчезновения как систематическое нарушение прав человека

Там, где люди исчезают вследствие государственного террора, их близким в большинстве случаев не оказывается никакой социальной помощи, не говоря уже о психологической поддержке. Наоборот, их запугивают, поиск родственников пресекается, и каждая следующая попытка что-либо узнать становится смертельно опасной.

«Независимая комиссия по международным гуманитарным вопросам» четко отграничивает такое как нарушение прав человека, как насильственное исчезновение, от добровольного «исчезновения» жертв преступлений:

«Чтобы достичь ясности, следует сначала понять, не относятся ли „исчезнувшие“ к тем людям, которые решили поменять одну жизнь на другую и, возможно, сменить идентичность, а также не являются ли они жертвами преступных деяний, желающими не быть найденными никогда»

(Independent Commission on International Humanitarian Issues, 1986).

Amnesty International дает четкое определение термина «насильственное исчезновение»:

«Речь идет о „насильственном исчезновении“, если человек задержан государственными органами, которые, однако, данный арест отрицают и скрывают информацию о судьбе и местопребывании задержанного. Пропавшим и их близким „насильственное исчезновение“ причиняет большие страдания»

(Amnesty International, 2004).

Термин этот, как правило, заключается в кавычки с целью подчеркнуть, что человек не исчез в обычном смысле слова, но удерживается где-то в качестве узника либо же убит в предназначенном для уничтожения людей месте.

Все население подвергается террору со стороны властей, поэтому насильственное исчезновение может угрожать любому человеку. Лео Лёвенталь, говоря о народе Германии во времена национал-социализма, описывает этот феномен:

«В условиях террора каждый отдельный человек никогда не бывает одинок и тем не менее он одинок всегда. Он „застывает“ и впадает в состояние оцепенения не только в отношениях с другими, но и в отношениях с самим собой. Страх парализует спонтанные эмоциональные и когнитивные реакции. Сам мыслительный акт теряет смысл – он опасен для жизни. Становится глупым не быть глупым, и, как следствие, всеобщее оглупление охватывает население. Люди впадают в состояние ступора, своего рода моральную кому»

(L?wenthal, 1988, с. 16).

Диана Кордон и др. анализируют ситуацию, в которой жили люди при диктатуре в Аргентине, когда власть особенно сильно терроризировала население насильственными исчезновениями противников режима:

«Никто не мог избежать этого, ситуация касалась нас всех. Ни один социальный класс или частное лицо не могли оставаться в безопасности в стране, где 30 000 человек были вырваны из повседневной жизни и ход их судьбы прерывался беззаконными похищениями… За каждым пропавшим человеком стоял целый ряд „исчезновений“: исчезновение свободы мысли, действий, слова, творчества, желаний. В этом было отказано всем, кто жил в это время. Социальный организм был глубоко ранен в прямом и переносном смысле»

(Kordon et al., 1988, с. 174).

У тех, кто исчез, нет возможности апеллировать к правовой системе и человеческим ценностям. Для общества они больше не существуют, их больше нет – ни живых, ни мертвых. Те, кто виновны в исчезновении, отрицают свою вину и почти во всех случаях обладают достаточной властью, чтобы не опасаться контроля и проверок. Другой обычный сценарий состоит в том, что политическая ситуация настолько запутана, что никакая реконструкция событий по прошествии времени не представляется возможной. Насильственное исчезновение – это акт, не подчиняющийся никаким законам и потому отвечающий целям укрепления власти:

«Для тех, кто осуществляет исчезновения, или тех, кто выступает при этом молчаливыми сообщниками, эти методы чрезвычайно „эффективны“ и „удобны“: нет ни свидетельств, ни доказательств, а это гарантирует защиту от международного осуждения и от внутреннего протеста»

(Independent Commission, 1986, с. 14).

«Насильственное исчезновение – часто тщательно спланированное, хорошо подготовленное нападение, в котором участвует целая группа полицейских или солдат. Власти, которые применяют эту форму так называемых „мер безопасности“, нарушают свои собственные нормы и законы. Хотя это такое преступление, когда крайне сложно либо вообще невозможно установить виновных. Нет состава преступления, чтобы подать в суд, нет свидетелей, которые могли бы поддержать обвинение»

(Amnesty International, 1993).

Люди «просто пропали». Нет суда и поэтому нет обвинителей. Родственники остаются в полном неведении о происходящем, но во всех странах, в которых происходят насильственные исчезновения, они ожидают самого худшего.

«Насильственное исчезновение нарушает ряд основных прав человека, в том числе: право на свободу и личную неприкосновенность, право на признание правосубъективности, право на юридическую защиту, а также право не подвергаться пыткам. Кроме того, насильственное исчезновение представляет собой серьезную угрозу для права на жизнь»

(FEDEFAM, 2004).

В своих надеждах и страхах родственники разрываются между желанием того, чтобы отец, брат или сын умер легкой смертью, и того, чтобы он был жив, хотя это почти наверняка означает тюрьму и пытки.

Латиноамериканская федерация ассоциаций родственников пропавших без вести FEDEFAM исходит из того, что с 60-х годов прошлого века в Латинской Америке пропало порядка 90 000 человек. Только в Аргентине во время диктатуры исчезло около 30 000, из которых всего 1500 человек возвратились домой, т. е. 19 из 20 (или 95 % – около 28 500 человек) исчезли навсегда (Кордон и др., 1998; Тэйлор, 1997). Большинство выживших на протяжении многих лет находились в заключении в тайных тюрьмах и лагерях.

Даже в XXI в. (2010) Amnesty International публикует данные о насильственных исчезновениях в 84 странах по всему миру: за последние десятилетия задокументировано более 2 млн случаев.

Насильственные исчезновения терроризируют целые народы – неизвестность и невозможность выступить против нарушения прав человека сказываются на всем обществе. Угроза адресована каждому: «Берегитесь! Кто не подчинится, может стать следующей жертвой – никакой закон не защитит вас от исчезновения. И если вас схватили, то вы лишаетесь всякой защиты и вас никогда не найдут, какие бы расследования ни предпринимались». Где бы это ни случилось, жертва, находясь в лапах своих тюремщиков, абсолютно бессильна и беспомощна.

Родственники, ищущие своих пропавших без вести близких, часто получают информацию, что их близких не видели, не арестовывали и что те вообще не вступали в какой-либо контакт с военными. Расплывчатость или полная неизвестность – все, что остается от пропавших без вести. Иногда дезинформация сопровождается еще и унижением родственников. В Гватемале, например, женщинам, спрашивавшим о своих пропавших мужьях, с издевкой отвечали, что те сбежали с «женщинами посимпатичней» (Towell, 1994).

Один случай в Шри-Ланке показал, насколько опасным может стать поиск пропавших без вести. Когда мать и брат восемнадцатилетней Кришанти Кумарасами 7 сентября 1996 г. спросили у военных о местопребывании девушки, те убили обоих вместе с двумя сопровождавшими. Только благодаря случайности, это преступление было предано огласке и привлекло большое внимание – хотя и слишком поздно для четверых убитых, чьи тела через 45 дней были найдены в яме (Society for threatened peoples 1996; Thangavelu, 1996).

Благодаря давлению международных и национальных организаций по правам человека, было проведено расследование, и виновные солдаты предстали перед судом. В ходе процесса стало ясно, что исчезновение и убийство Кришанти и ее семьи были лишь верхушкой айсберга. Один из обвиняемых заявил в свою защиту, будто он не убивал, а только, следуя приказу, закапывал трупы.

«Мы только закапывали трупы. Мы можем показать, где зарыты 300 или 400 трупов»

(цит. по: BBC, 2004).

Майкл Ондатже, освещающий тему насильственных исчезновений на Шри-Ланке, пишет в своем романе «Призрак Анил»:

«У нации, исполненной страха, выражение скорби на людях подавлялась состоянием неопределенности. Если отец протестовал против смерти своего сына, то это грозило убийством еще кого-нибудь из членов семьи. Если исчезал кто-то, кого ты знал, то шанс, что он еще жив, оставался, пока ты помалкивал. Это был охвативший всю страну глубокий психоз: смерти, потери не заканчивались, они становились неминуемыми… От права и закона не осталось ничего, кроме веры в будущую месть властям предержащим»

(Ondaatje, 2001, с. 62).

Почти во всех регионах мира есть люди, ищущие своих исчезнувших близких – будь то из-за прошлой политической ситуации, как например, в латиноамериканских странах или Шри-Ланке, или в связи с актуальными политическими конфликтами. В Латинской Америке с 1970-х годов организованные группы родственников борются за своих пропавших без вести супругов, сыновей, дочерей и внуков.

Арибаль Бланко Арая, чей муж в 1981 г. исчез в Гондурасе, говорит:

«По всей Латинской Америке есть множество случаев, похожих на мой… там горе матерей, надежда вдов и печаль детей… но мы не сдадимся, потому что верим в право на жизнь, в уважение прав человека, в справедливость и мир»

(цит. по: Amnesty International, 1993).

Объединение в группы для совместной борьбы за справедливость и за получение информации о местопребывании близких характерно для Латинской Америки. Члены этих групп, объединяющиеся вокруг такой сферы нарушений прав человека, как насильственные исчезновения, требуют свободы для своих сыновей, дочерей, супругов или, по крайней мере, правды об обстоятельствах их смерти (Taylor, 1997).

20 декабря 2006 г. ООН приняла «Международную конвенцию для защиты всех лиц от насильственных исчезновений» (International Convention for the Protection of All Persons from Enforced Disappearance). 23 декабря 2010 г. она вступила в силу.

К середине 2013 г. конвенция была подписана 92 государствами, 39 – ратифицировали ее (Сборник договоров Организации Объединенных Наций).

В первой статье Конвенции сказано:

«1. Никто не может подвергаться насильственному исчезновению.

2. Никакие исключительные обстоятельства, какими бы они ни были, будь то состояние войны или угроза войны, внутренняя политическая нестабильность или любое другое чрезвычайное положение, не могут служить оправданием насильственного исчезновения».

Этим четко разъясняется, что насильственное исчезновение является преступлением при всех политических и общественных условиях.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.