Первый случай: ребенок в клетке

Первый случай: ребенок в клетке

Привлекательная женщина средних лет с чувственным, поэтическим складом характера пришла ко мне после периода несильной, но стойкой депрессии. Двое из трех ее детей «вылетели из гнезда», и она задавалась вопросом, что ей делать с оставшейся жизнью после стольких лет в роли преданной матери и домохозяйки. Ее всегда привлекала юнговская психология, ее ориентированность на трансперсональный смысл. Один из ее друзей сказал, что она могла бы стать хорошим психотерапевтом. Зная, что потребуется дальнейший анализ, она решила прийти ко мне.

Наши первоначальные исследования раскрыли ее болезненные ранние отношения с матерью. Контролирующая натура, высокомерность, вспыльчивость и циничная установка матери пациентки часто заставляли ее, будучи ребенком, ощущать себя «грязью». Кроме того, отец редко заступался за свою дочь и защищал ее от негативного отношения жены.

Когда мы с пациенткой начали разбираться в ее жизненной истории, она стала заново проживать некоторые давно подавленные эмоции, хранившиеся внутри, и регулярно видеть сновидения. Ее первый сон показал, что ждет ее впереди в анализе:

Я нахожусь вместе с группой матерей и детей в новом зоомагазине, который теперь является частью старой аптеки. Я брожу по проходам между клетками со щенками и вдруг останавливаюсь как вкопанная. В одной из клеток – малыш! Это ужасно! У ребенка огромные карие глаза и каштановые волосы. Он смотрит на меня… Очень печальное зрелище! Затем он сворачивается клубочком, лежит как эмбрион. Бедный ребенок! Я так расстроена, что ухожу прочь из магазина. Я иду по своим делам и стараюсь не думать об этом. Я возмущенно рассказываю об этом другим матерям, но не чувствую достаточной уверенности, чтобы показать свои чувства владельцу магазина, хоть и хочу этого.

Первое краткое появление внутренней детской фигуры – потерянного ребенка, заключенного в клетку, привело мою пациентку к инстинктивному эмоциональному всплеску и вместе с этим к осознанию того, что юная и очень важная ее часть очень давно оказалась в неволе и лишена возможности расти вместе с остальными частями личности. В ходе дальнейшей аналитической работы эта часть я пациентки была представлена различными детскими образами и фигурами животных. Эти образы людей и животных были носителями души во внутренней жизни моей пациентки – образами спонтанной жизненности внутри нее, вынужденно инкапсулированной в бессознательном. По мере укрепления наших отношений, когда мы направили внимание на спонтанный процесс ее сновидений, образы ребенка или животных демонстрировали все больше и больше жизненной силы и, в итоге, мы подошли к интеграции этой детской фигуры в ее зрелую личность и сформировали основу ее обновленного ощущения себя живой, чувства собственной витальности.

Комментарий

Потеря души/ребенка почти всегда сопровождает эмоционально травмирующие события в жизни человека. В жизненной истории этой женщины не было отдельного травматического переживания. Ее травмой стали накопленные болезненные эмоциональные переживания – несоответствия в отношениях и нарушения привязанности к матери. Как и всякий ребенок, пациентка в раннем детстве нуждалась в том, чтобы мать помогла ей научиться доверять своим ощущениям и восприятию, однако со стороны матери пациентки не было адекватного отклика на эту потребность. Когда происходит такая кумулятивная травма, ребенок частично лишается переходного пространства, о котором шла речь, места, где осуществляется процесс «становления» ребенка. Это происходит путем разделения, которое мы называем диссоциацией. Внутренняя фигура ребенка как символа живой души выталкивается психическими защитами из срединного пространства между мирами в бессознательное, в котором он мог бы быть активным и предаваться игре, где он был бы живым и играющим. В бессознательном он оказывается пойманным в ловушку или заточенным в данном случае неизвестным владельцем магазина, олицетворяющим собой контролирующие аспекты системы самосохранения. Результатом стала «потеря души». Чтобы исцелить травму, в ходе терапии необходимо найти и высвободить ту потенциальную жизненную силу, которая заключена в этом внутреннем ребенке. Это произошло у моей пациентки с восстановлением переходного пространства в теплоте и нейтральности наших аналитических отношений.

Пациентка была расстроена своей пассивностью в этом сновидении, тем, что она «уходит по своим делам, стараясь не думать об этом». Она осознала, что теперь ей придется делать выбор. Иначе она будет лишь плыть по течению. Ее выбор мог бы стать обязательством по отношению к своей внутренней жизни с находящимся там ребенком-узником. Это также означало бы, что ей пришлось бы противостоять владельцу магазина, то есть собственным защитам, направленным на отторжение фигуры внутреннего ребенка и закрытие переходного пространства. После некоторой борьбы она сделала этот выбор и придерживалась его в течение многих лет своей аналитической работы и тренинга. В терминах Невилла Симингтона (Symington,1993) она выбрала «дарителя жизни».