Тоска по отцу

Тоска по отцу

Этим красивым заголовком мы хотели бы обратить внимание на один широко распространенный феномен. Ему один из авторов данной книги (Kutter, 1993a) посвятил исследование, в котором эта проблематика представлена на примере одного типичного случая: неутоленная и неутолимая тоска по отцовству, так сильно идеализированная, что это желание никогда не сможет быть реализовано; это приводит к поискам идеальной отцовской фигуры, похожим на болезненное пристрастие. «Только тот, кто испытал тоску, знает, как я страдаю» (Гёте). Тоска по всепонимающему отцу, всегда связанная с болью и мучительными чувствами, – особая тема в литературе: «Письмо отцу» Франца Кафки, «У горы Ортлер» Томаса Бернхарда[18], «Заурядная смерть моего отца» Пауля Керстена[19], «Загадочная картинка» Кристофа Меккеля[20], «Следы отца» Зигфрида Гауха[21] и «Любовь и обида» Петера Хертлинга[22]. Тоску по отцу мы находим и у мужчин, привязанных к матери. Им недоставало отца, который вызволил бы их из дуальных отношений мать – дитя, как посторонний, не вовлеченный в них персонаж. Поэтому такие мужчины ищут его во все новых заместителях фигуры отца. Приведу для примера такой случай.

Один предприниматель еще в раннем детстве, когда ему был всего лишь год, остался без отца. Мать вышла замуж второй раз. Но мальчик никогда не чувствовал поддержки со стороны отчима. К тому же развитие мальчика затруднялось негативными пророчествами типа «Из тебя никогда ничего путного не выйдет». Отчаявшемуся мальчику ничего другого не оставалось, как попытаться бороться с отчимом. Но из-за слабой базовой идентичности, из-за ранней потери отца последовало сокрушительное поражение. Напрягая все свои силы, подросток развил способность помогать другим людям, как близким, включая отчима, так и посторонним. Такое поведение в психоанализе понимается как призыв: «Помогите же мне так же, как я помогаю вам». Преувеличенной автономией пациент хотел уклониться от зависимости, так как зависимость для него означала раннюю потерю, непорядок, ранние страдания и покинутость. Даже если посредством этого ценой огромных усилий ему и удалось одержать победу, то это была пиррова победа; а под конец он, как герой рассказа Хемингуэя «Старик и море», остался ни с чем. Симптомы, которые стал проявлять пациент (депрессия, состояние страха, панические атаки) означали бессознательные упреки в смысле: «Вот вам за то, что не заботитесь обо мне, не признаете меня, бросаете на произвол судьбы». Этот характерный паттерн отношений, естественно, повторился в аналитическом процессе в переносе и контрпереносе, но был распознан. Пациент не хотел эдипально соперничать с психоаналитиком, он скорее хотел признания его обоснованных потребностей в понимании другими людьми, в уважении и высокой оценке. Важным поворотным пунктом в этом анализе стало то, что психоаналитик смог согласиться, что он действительно бросал пациента на произвол судьбы, например, при отмене сеансов или перерывах в лечении из-за отпуска, причем в то время, когда пациент особенно нуждался в помощи. Тоска пациента по отцу в неприкрытом виде проявилась в одном сновидении: «Какой-то пожилой человек нежно гладит меня по щеке. Растроганный, я плачу».

Решающая психодинамика состояла в том, что постоянно повторялось желание наконец-то быть замеченным, принятым, а когда нужно – поддержанным отцом. Пациент желал, чтобы его достижения замечали, отражали, ценили, признавали и хвалили. Как Кохут (Kohut, 1971) говорил о «блеске в глазах матери», так и мы можем говорить о «блеске в глазах отца»; прочувствованная реакция, настройка на чувства сына, не без умиления. Если деятельность сына отражается именно таким образом, то ответное действие в духе высказывания Гёте: «Возьми то, что ты унаследовал от отцов, и работай, чтобы сделать это своим собственным», – может интериоризоваться и трансформироваться в психическую структуру.