Глава IX. Хвала отваге и тоска по ней 

Глава IX. Хвала отваге и тоска по ней 

1. Чем трудна храбрость

Я уже говорил, что храбрость позволяет нам поставить и осуществить великую задачу: облагородить человеческую природу. Но если так, то положение наше весьма шатко, ибо человек, давно утратив животную безмятежность, так и не обрел безмятежности в своей обновленной сути. Точно эквилибристы, мы стараемся удержать равновесие на тонком канате. Ницше обожал этот образ. Да, стезя мужества нелегка. Сумеем ли мы вести себя мужественно, находясь в тисках страха? Способны ли преодолеть самих себя? Как научиться храбрости? Одно дело досконально исследовать мужество и совсем другое — проявлять его. Ведь знать все о птицах еще не означает научиться летать. Эти проблемы занимают меня уже давно. Помню, в подростковые годы — как раз когда начинаешь задаваться подобными вопросами — на меня произвели огромное впечатление три романа. В первой книге, „Ночном полете“ Антуана де Сент-Экзюпери, говорилось о постижении науки мужества. По крайней мере, так мне тогда казалось. Действие происходит на заре авиации. Главный герой, Ривьер, руководит почтовыми авиаперевозками на территории Латинской Америки и старается привить смелость своим подчиненным, подчеркивая важность их миссии. Второй роман, „Сила и слава“ Грэма Грина, повествует о жизни и смерти пьющего, грешного, трусливого священника, который в период религиозных преследований в Мексике все-таки отказывается от намерения бежать и выполняет свой долг, причастив умирающего. Тема смелости и трусости чрезвычайно интересовала Грина и звучала во многих его произведениях. Скуби, героя романа „Конец одной любовной связи“ и одного из самых ярких персонажей прозы XX века, сострадание и боязнь причинить боль заставили проявить образцовое малодушие. Третьим произведением, которое потрясло меня в отрочестве, стала повесть Камю „Падение“, вещь странная, непосредственно связанная с драматическим периодом почти полной безнадежности в жизни автора, далекая от искрящегося оптимизма „Свадебного пира“. Камю часто задумывался о трусости и отваге. В романе „Чума“ воплощением героизма является доктор Риэ, не покидающий больных несмотря ни на что, а вот в „Падении“ главного героя, Жана-Батиста Кламанса, терзают воспоминания о якобы проявленном им малодушии.

Но все-таки представьте себе человека в цвете лет, наделенного прекрасным здоровьем, разнообразными дарованиями, искусного в физических упражнениях и в умственной гимнастике, ни бедного, ни богатого, отнюдь не страдающего бессонницей и вполне довольного собою, но проявляющего это чувство только в приятной для всех общительности. Согласитесь, что у такого счастливца жизнь должна была складываться удачно[70].

Современники воспринимали это описание как иронический автопортрет Камю. Жан-Батист — человек прямодушный, работает адвокатом, ведет только достойные дела, безупречен в профессиональной и семейной жизни. Однако все меняется в одночасье, когда однажды вечером, возвращаясь с работы, он видит женщину, которая собирается утопиться в Сене. И герой ничего не делает, чтобы спасти самоубийцу.

Я хотел побежать и не мог пошевелиться. Я весь дрожал от холода и волнения. Я говорил себе: „Надо скорее, скорее“, — и чувствовал, как непреодолимая слабость сковала меня. Не помню уж, что я думал тогда: „Слишком поздно, слишком далеко“, — или что-то вроде этого. Я стоял неподвижно, прислушивался. Потом медленно двинулся дальше. И никому ни о чем не сообщил.

С этого момента Жан-Батист становится неумолимым судьей самому себе. Камю говорил, что „Падение“ толкуют неверно. „Я пытался свести воедино свой публичный и свой истинный образ“.

Помню, закрыв книгу, я все думал и думал о том, что сам сделал бы на месте главного героя. Скорее всего, тоже не предпринял бы попытки спасти несчастную. С какой стати мешать человеку сводить счеты с жизнью? Я также не стал бы бросаться в воду, окажись женщина не самоубийцей, а просто безрассудной ныряльщицей из тех, что игнорируют предупреждения об опасности. А вот если бы с моста упал ребенок, тем более мой собственный, я бы прыгнул не раздумывая. Однако же все эти досужие мысли не дали ответа на вопрос: да, прекрасно, но ты действительно знаешь, как повел бы себя в подобной ситуации? К счастью, я не попался на удочку и не стал проверять на деле, как далеко зашла бы моя решительность. Возможно, Камю преподал мне урок благоразумия.

Писатель считает, что случай с Жаном-Батистом отражает общую ситуацию. Человек — существо уязвимое, но не желает со своей уязвимостью мириться. Современный испанский философ Аурелио Артета объясняет этический импульс двумя чувствами: жалостью, то есть сознанием нашей уязвимости, и восторгом, который всегда ощущается от преодоления этой уязвимости. Мы — трусливые создания, мечтающие о смелости. Сущность этического воспитания в том и состоит, чтобы обучать праведной отваге.