9.5. Структурный уровень

9.5. Структурный уровень

Множество теорий, возникших в разных психоаналитических школах, – это необязательно недостаток; скорее можно утверждать, что различные теоретические подходы представляют собой разные клинические аспекты одного и того же синдрома (это относится и к мании, и к личностным расстройствам, психосоматозам, психозам). Такой вывод напрашивается потому, что тот аспект перверсного синдрома, который служит для защиты от невротических конфликтов, наиболее убедительно вписывается в концепции структурной теории и в подходы психологии самости; а различные подходы, основанные на теории объектных отношений, напротив, могли бы дать возможность теоретически объяснить другие подгруппы перверсного синдрома на нижнем структурном уровне, придавая разное значение характеру защит, вопросу нарциссической когерентности (интегрированности) самости и агрессивным конфликтам. При таком подходе и в соответствии с вышеобозначенными парадигмами можно выделить следующие четыре структурные и динамические разновидности перверсий.

Если корни перверсии уходят в невротические конфликты, пациенты способны к триангулярным отношениям. Они достигли стадии константности объектов, способны выдерживать амбивалентность и могут строить глубоко эмоциональные отношения, включая переживания скорби и вины, а также допускают отделенность и инакость объекта любви. Правда, они часто испытывают страдания от анально-садистского Сверх-Я и нереальных Я-идеалов, являющихся регрессивным проявлением неразрешенных эдипальных конфликтов. Соответственно, сильно выражены страхи перед кастрацией. Перверсия у таких пациентов служит средством компромиссного устранения конфликтов, а потому является «негативом» невроза (Freud, 1905d; Arlow, 1986). Cчитается, что перверсный симптом, как и сновидение и невротический симптом, представляют собой компромиссные образования. Наряду со страхами перед кастрацией большую роль играют также нарциссические страхи неудач (Chasseguet-Smirgel, 1984, 1991). При этом идеализирующие тенденции в перверсной сцене служат инверсии, возмездию за унижения, пережитые на фаллически-нарциссической стадии, а также за нарциссическую обиду исключения из полового акта родителей, что опять же, по мнению Ж. Шассеге-Смиржель, может представлять собой позицию защиты от мучительного признания (мужчины) в неспособности к пенетрации.

При структурной перверсии действуют динамические, структурные и генетические закономерности, характерные для нижнего структурного уровня. Правда, многие такие пациенты дополнительно страдают еще и от нестабильной половой идентичности. Множество исследований и клинический опыт указывают на то, что пациенты со структурной перверсией пережили тяжелые травмы в своей ядерной половой идентичности или при идентификации с полоролевой идентичностью (Tyson & Tyson, 1990). В бессознательном пациенты путаются как со своей собственной половой идентичностью, так и с половой идентичностью родителей. Пациенты рассказывают, что в первичных взаимоотношениях отец часто был дистанцированным и отвергающим, а иногда эффеминированным и пассивным или, наоборот, вспыльчивым и агрессивным в сочетании с сексуальными злоупотреблениями против ребенка. Мать в воспоминаниях представляется или такой же дистанцированной и холодной, или переходящей все границы вплоть до реального сексуального совращения ребенка (Limentani, 1991). Часто ситуация осложняется тайным сообщничеством матери и сына, который лелеет иллюзорную надежду оказаться адекватным партнером для своей матери (McDougall, 1978, 1982; Grunberger, 1988; Chasseguet-Smirgel, 1991). Одно из последствий этой бессознательной констелляции – формирование психической структуры «смонтированного внутреннего объекта» (Khan, 1974, 1979). В этом случае маленький ребенок интроецирует образ самого себя как кумира матери. Такая превращенная в кумира самость – это «вещь, сотворенная» матерью, она отличается от настоящей эмоциональной близости и тесной связи; такая самость представляет собой нечто прямо противоположное. Из-за этого отсутствует возможность интеграции полиморфно-перверсной сексуальности и интернализации интегрированных репрезентантов мужественности и женственности.

Как показал Хан (Khan, 1979, S. 32), перверсный человек, используя специфическую «технику близости», «игру, состоящую из обмана, всемогущества и манипуляций в общении с объектом», пытается принудить свои объекты к отношениям зависимости и к обоюдному занятию удовлетворением влечений. Специально создаваемыми сценами, которые контролируются и сексуализируются перверсным человеком, он защищается от регрессии и зависимости. За счет инверсии пассивности на активность, а также посредством извращенных желаний прежний травматический опыт и переживания полнейшего унижения, стыда и беспомощности в сексуализированной сцене с объектом превращаются в маниформный триумф. Структурные перверсии из-за использования сексуализированной «техники близости» и ее прогрессивного и регрессивного защитного характера оказываются стабильными конфигурациями. На основе маниформного характера возмещения ущерба, причиненного объектам, в перверсной сцене с объектом в конечном счете воспроизводится первоначальная травматическая ситуация, в которой, правда, перверсным человеком часто выбирается другая роль. При этом группа структурных первесий характеризуется связной структурой защит: заполненная бессознательными перверсными фантазиями величественная самость наделяет перверсного человека определенной (псевдо) когерентностью, подобно тому, как это бывает при нарциссическом расстройстве личности (Kutter & M?ller, 1999). Но есть и другие группы структурных перверсий, которые характеризуются хаотичным поведением под воздействием парциальных влечений и структурированы на пограничном уровне. Еще один критерий для выделения этой группы пациентов – отрицание «трех основополагающих фактов человеческой жизни»:

• признания доброй груди как объекта, готового прийти на помощь;

• творческого характера полового акта родителей;

• принятия хода времени и, в конечном итоге, смерти (Steiner, 1993).

При перверсной сексуальности и перверсных объектных отношениях эти основополагающие факты отрицаются в своего рода маниакальном триумфе.

Другая бессознательная защитно-оборонительная фантазия, служащая для проработки инфантильных травматических переживаний, – это «архаическая матрица эдипова комплекса» (Chasseguet-Smirgel, 1984). Это понятие также фиксирует в этиологии перверсии предэдипальную сексуализацию эдипова комплекса, сгущение и смещение предэдипальных и эдипальных импульсов. Бессознательный характер желаемого, присущий этой фантазии об архаической матрице эдипова комплекса, состоит в том, чтобы «снова открыть мир без препятствий, без неровностей и без различий, совершенно гладкий мир, идентифицируемый с лишенным своего содержания лоном матери, с внутренним пространством, к которому есть свободный доступ. За фантазией о разрушении или присвоении себе отцовского пениса, детей и экскрементов в утробе матери <…> можно обнаружить еще более основополагающее и архаичное желание, репрезентантом которого является возвращение в лоно матери. Речь в конечном итоге идет о том, чтобы на уровне мышления снова найти психические процессы без барьеров и со свободно текущей психической энергией. Отец, его пенис, дети воплощают реальность. Они должны быть разрушены, чтобы можно было вернуть обратно свойственный принципу наслаждения специфический вид психических процессов. Фантазия о разрушении реальности придает фантазии об опустошении лона матери первостепенное значение. К реальности приравнивается содержимое (живота), а не сам контейнер. Пустой контейнер репрезентирует ничем не сдерживаемое наслаждение <…> а препятствия на пути к материнскому телу – это репрезентанты реальности» (Chasseguet-Smirgel, 1984, S. 91 и далее).

Структурные перверсии с синдромом злокачественного нарциссизма, прежде всего в рамках антисоциального расстройства личности, представляют собой крайне опасную смесь. Мы часто находим их у педофилов, насильников и убийц (Stone, 1989; Berner, 2000).