Глава 5 Один час, расписанный по минутам
Глава 5 Один час, расписанный по минутам
А. 10 часов 27 минут создание атмосферы творчества.
Я в роли волшебника. Дети называют меня Колдуном. Я показываю свои картины: «Нищие», «Россия с протянутой рукой», «Распятие», «Казнь св. Себастьяна». Уверяю, что каждый из них может лучше нарисовать. Но сначала упражнения: «Кто быстрее найдет свои любимые цвета?».
– Можно нарисовать «Танец красок»? – это Сережа.
– А я хочу нарисовать «Бой красок»! – это Андрей.
– А я – «Краски смеются».
– А я – «Краски и звезды»…
Говорю о главных требованиях: верх светлее низа, повсюду воздух – в мире нет пустых мест, с предельной любовью отнеситесь к кисточке, бумаге, воде, краскам…
Даю каждому по крохотному листочку ватмана, примерно в полладони. Важно, чтобы ребенок овладел малым размером, малышу легче с ним справиться.
Листочек следует наклеить по уголкам к картону. Я даю каждому палитру из картона с наклеенным кусочком белой бумаги, две кисточки, две баночки с водой. Ставлю перед ребятами по три баночки с «воздухом» – синим, оранжевым и сиреневым. Вся эта техническая работа должна быть выполнена быстро: нельзя томить долгим ожиданием. Во время всей этой технической работы в каждом сантиметре пространства, окружающего детей, должно присутствовать несмолкающее восхищение: «Смотрите, какой воздух! А какое чудо этот кадмий оранжевый! Запомнили? Кадмий оранжевый. Давайте хором: "Кадмий оранжевый!". А этот кобальт синий».
– Андрей, какая это краска?
– Кадмий оранжевый!
– Нет, это кобальт синий! – это Сережа.
– А теперь пошли! Поехали! Где наши волшебные кисточки?! Каким должен быть верх картины? Почему? Правильно, Сережа. Небо всегда вверху, оно всегда светлее земли… А воздух?! Воздух, пропади все пропадом! Совсем забыли! Кому воздух?
– Мне воздух!
– Мне голубой!
– А мне кадмий оранжевый!
Через десять минут картинки готовы.
– Кто сделал работу, может попробовать еще один вариант.
– А кто желает, может сыграть свою картину на фортепиано, – это учительница музыки Елена Ивановна подошла.
Нарисовали все. Затем сочиняли музыку.
Б. 10 часов 35 минут энергия, энергия и еще раз энергия.
Нужна ли страстность?! Мне понятны формулы Ушинского и Дистервега: «Только личность воспитывает личность! Только энергия учителя способна разбудить детские силы!». Я проявляю свою энергию, чтобы показать детям силу человеческой увлеченности. Я, как метеор, лечу от одной детской работы к другой, реагируя на каждую: «Прекрасно! Какое великолепное небо! Как тебе это удалось?» – И еще советую изредка: «А попробуй-ка красный цвет!». Или: «А вот здесь хорошо бы еще раз прописать…». Я подаю детям размешанные краски, подаю воду, мою кисти, учу рисовать воздух, одним словом, я их слуга, я их наставник, я их друг. Я чувствую, что моя энергия захватывает детей, – и это то, что надо! Но рядом с детьми взрослые – родители и педагоги. А как они реагируют на эти методы?
В. 10 часов 50 минут. Ураган талантливости не может не захватить.
Родители помогают мне вести занятие, детям нравится их участие. Вот как рассказывают о своем участии в семинаре-тренинге одна из родительниц, Людмила Николаевна Соболева:
– Я перешла на работу «лаборанта»: подавала кисти, бумагу, раскладывала краски на палитру. А Юрий Петрович в это время выплескивал свою энергию на ребятишек. «Чтобы все было заполнено, все заполнено!» – раздавалось вокруг, потому что он не стоял на месте, а был в одно и то же время рядом со мной, сзади меня и где-то совсем в другом конце. «Воздух тоже можно нарисовать. Рисуйте воздух». И дети старательно обмакивали кисточки в краски, интуитивно понимая, чего от них хотят, и рисовали небо, землю. «А теперь деревья, деревья». Я быстренько раздавала всем зеленую краску для деревьев. В ход пошли тоненькие кисточки. Я остановилась возле Сережи Петрова. Земля, небо, солнце – все уже было «на месте». И вот тоненькая кисточка в руке с черной краской занесена над листом, ребенок решается, но никак не опускается рука.
Г. 11 часов 27 минут. Можно ли вмешиваться в детский рисунок?
Мне сразу хочется ответить: «Нежелательно». Но здесь речь идет о детях, которые впервые сталкиваются с красками, с палитрой, – детское сознание еще не в состоянии объять всю технологию. Создаются психологические барьеры, которые ребенок не может сам преодолеть. На помощь обязательно должен прийти воспитатель. Я видел такие заминки у детей. Сидит и не знает, как начать, как решиться на первое движение, и кисточку как-то неловко держит. В подобных случаях надо тихонько коснуться детской ручонки, сказать, что кисть удобнее держать вот так, а водичку лучше стряхивать, чтобы не было большого озера на бумаге, теперь за краску – и вперед…
Людмила Николаевна продолжает наблюдать: «Сережа направляет руку в один конец листа, затем в другой, но никак не решается нарисовать дерево. Не могу понять, что его останавливает. И вот когда он вдруг начинает рисовать дерево с самого краешка листа, где случайно оставлена белая полоса, я догадываюсь: белой бумаги больше не осталось – дерево рисовать негде. Я беру кисточку и начинаю рисовать дерево прямо посередине листа на траве, и оно "растет" до неба. Сначала это его изумляет, но потом, осмелев, он начинает радостно рисовать».
Я был на седьмом небе, когда работы маленьких художников удавалось выставить в Кремле. Но самое великое наше достижение – то, что трехлетки создавали своеобразные шедевры, и в это поверили воспитатели, родители.
Если ребенок не увидит красоты в малом, он не научится видеть прекрасное и в большом.
Восприятие прекрасного должно постоянно подкрепляться деятельным участием ребенка в творении красоты.
При этом необходимо помнить следующее: если эстетическое не будет соединяться с нравственным, то такой разрыв неизбежно приведет к пустоте, экзальтированности и показушному эстетству.
1. Истинная духовная высокая любовь не может быть без страданий, без тайных ожиданий, без надежд
У Любви только один настоящий союзник – это та высокая культура, которая ближе всего к Богу, к ней и взывало теперь мое сердце. Эта божественность может стать великим союзником и семьи, и родителей, и детей. Меня восхитили педагогические откровения Владимира Петровича Попова, особенно те, в которых он касался и своей неразделенной любви, и той любви, которая так захватывала внимание художников и мыслителей мира.
– Однажды, – рассказывал он детям, – Рафаэль доверился своему другу: «В мире так мало изображений прелести женской, посему я прилепился к одному тайному образу, который навещает мою душу».
Тогда друг спросил: «Что значит "навещает душу", что значит это "прилепился"»? Рафаэль бросился к другу со слезами на глазах и открыл тайну. В нем давно зрело святое чувство написать Мадонну. Он громко произносил ее имя по ночам и, произнося ее имя, прислушивался к своей душевной грусти. Неутомимый дух его трудился над образом Мадонны, а образ все еще был туманным. Иногда, в какие-то мгновения он видел очертания своего идеала, но все тут же исчезало. И вот однажды ночью художник увидел на своем холсте – там, где был неоконченный портрет Мадонны, сияние; образ казался совершенным, будто живым. Градом покатились слезы из очей изумленного Рафаэля: он нашел именно то, что искал всю жизнь. Он не мог припомнить потом, как заснул. Видение навеки врезалось в память и постоянно, как замечал Рафаэль, навещало его душу.
Я рассказывал детям, и они понимали меня. И я знал, что мой рассказ им необходим, ибо в нем сосредоточены ответы на мучительные, их собственные вопросы. Я вдруг понял, что попал в совершенно необходимый мне водоворот. Меня так закрутило в нем, что не стало хватать времени. Как-то само все шло ко мне, наслаивалось одно на другое, совершенно естественным образом подходило к детям. Прошлое смешивалось с настоящим. И у этого смешения было два адреса: я и они. Нам было удивительно интересно от столкновений с тайнами великих людей. Эти тайны нескончаемой вереницей сами шли к нам, раскрывались, утоляя душевный голод, звали к раскрытию новых тайн.
Именно в эти дни я прочел книги о Беатриче и Лауре, вдохновивших Данте и Петрарку. Рассказал о них детям. Рассказал, чтобы еще и еще раз поверить в то, что есть в мире высшая любовь, высшая чувственность, которая слита с идеальностью, не разграничивается на разные виды отношений к противоположному полу: телесное, и духовное. И чем больше я рассказывал о Беатриче, тем больше думалось о Феодосье Морозовой и о протопопе Аввакуме. Кто знает, может быть, Морозова и есть Беатриче? Иначе откуда такие слова у протопопа: «Звезда утренняя, упование мое, надежда моя»? «Житие» и есть Дантов ад. Ад на русский манер. Не укомплектованный всеми аксессуарами западной роскоши: ни котлов добротных, ни чертей, ни героев мифических, ни античных поэтов. Ад упрощенно-суровый, подчеркнуто злобный: сырая яма, рогожки, насекомые, клещи, вырывающие язык, топор, отсекающий руку: «Гляди, протопоп, да возрадуется твоя смутнянская душа!» А протопоп глядит и тайно ото всех зрит очами свою утреннюю зарю, ступающую по облакам чистыми, омытыми утренней росой ногами, – святая Феодосья. Беден русский рай, горемычен русский рай – нет в нем ни чертогов, ни одежд, ни золота, ни драгоценностей, есть переливы морозного сияния, бездна за бездной из сплетений солнечной щемящей тоски, черные лавки, бревенчатые срубы, ягоды, грибочки и ослепительная серебристость льна – льна, слепящего белизной глаза, льна цвета свежей сметаны с едва заметным кремовым оттеночком, льна совсем кремового и льна цвета последних лучей уходящего солнца, и льна сиреневого, и льна брусничного, и льна ежевичного, и льна черничного. В этих одеждах из праздничного льна, из льна сумеречного, из льна погребального видит он свою Невесту, ее по-заморскому Беатричей зовут, а по-православному, кто знает, может, святой Анной, а может, святой Варварой, а может, и святой Феодосьей.
Потом сплошь стали попадаться мысли: чтобы понять себя в этом мире, надо постичь развитие историческое. Чтобы понять историческое, надо постичь сегодняшние беды и возвышения как живую историю. Надо возвыситься до понимания трагических будней, в каких прячется иной раз великая память, хранящая и великую Любовь, и великую Свободу. Если мною что-то и сделано в практической педагогике, так это то, что в детские души удалось заронить жажду подлинной Любви.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.