4. Хищники и паразиты

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4. Хищники и паразиты

В предыдущей главе мы поговорили о трех источниках иллюзий, мешающих нам ясно воспринимать и свободно действовать. Научившись лучше понимать свои побуждения, мы можем выйти из-под тотального контроля тела, культуры и эго. Но чтобы вместе активно строить будущее, одного этого мало. Необходимо устранить еще некоторые преграды. В отличие от завес майи, они рождаются не внутри нас, а возникают в результате взаимодействия с другими людьми. Они — следствие конкуренции, являющейся неотъемлемой частью эволюции. Все мы обладаем врожденной склонностью продвигать собственные интересы за счет других существ. Все мы пытаемся захватить как можно больше власти, дабы извлечь из окружающей среды максимум энергии и сделать свою жизнь комфортнее и безопаснее. Поэтому подавление и паразитирующая эксплуатация — неизменные составляющие эволюции. Однако и то и другое искажает восприятие реальности как у победителей, так и у побежденных.

СИЛЫ ОТБОРА

Эволюцию направляет естественный отбор, и никто не может предсказать, как он проявит себя в будущем. Лишь когда определенные виды животных уже вымерли, мы говорим: «Да, вот вам результат естественного отбора». Условия, позволяющие выжить тем или другим видам организмов, сложны и переменчивы, поэтому предугадать их не представляется возможным. Еще недавно казалось, что человеческому роду уготовано блестящее будущее: если какой-то форме жизни и суждено сохраниться, то это непременно будем мы. Но сейчас какой-нибудь пьяный офицер может нажать не на ту кнопку — и в процессе естественного отбора выживут лишь тараканы.

Мы живем благодаря тому, что организмы, носившие наши гены в прошлом, смогли передать их нам, как эстафету, от поколения к поколению. Однако развиваются не только гены, но и мемы{62}, то есть поведенческие шаблоны, ценности, языки и технологии. Содержащаяся в мемах культурная информация передается не химическими инструкциями хромосом, а подражанием и обучением. Выучив мелодию «Зеленых рукавов», или текст Декларации независимости, или научившись завязывать галстук, вы приняли участие в процессе отбора, передающего мемы во времени.

Отбор всегда подразумевает выбор из двух и более вариантов. При естественном отборе у организма, производящего обильное и жизнеспособное потомство, больше шансов передать содержащиеся в его теле «инструкции», чем у менее плодовитого организма, поэтому первый сможет создать больше копий самого себя и населить Землю. Сегодня в Германии турецкие гастарбайтеры по уровню рождаемости сильно опережают граждан этой страны; если эта тенденция сохранится, естественный отбор постепенно вытеснит немецкие гены турецкими. Аналогичная картина наблюдается в США, где англосаксы проигрывают в рождаемости выходцам из Латинской Америки.

Несколько лет назад, путешествуя по Финляндии, мы с женой остановились на ферме у деревушки, затерявшейся среди туманных озер и бескрайних еловых лесов. Идеальная декорация для скандинавских мифов. Мы ожидали, что прямо из-за мшистых скал к нам выйдут белокурые викинги, распевая стихи из «Калевалы», но увидели мальчишек явно азиатской внешности, которые среди субарктического ландшафта чувствовали себя как дома. Наш хозяин-финн разрешил эту загадку. Уже много лет местным фермерам не удается конкурировать с сельскохозяйственной продукцией, импортируемой из более теплых стран. Как и большинство фермеров Запада, они получают от правительства дотации, что позволяет им не разориться, но жизнь здесь бедна и скучна, не то что в Хельсинки. Местные мужчины еще держатся за свои поля, не в силах преодолеть многовековую привычку к фермерской жизни, но все больше молодых женщин покидают родной край и устраиваются работать на современные городские предприятия.

Очевидно, что традиционный старинный уклад финского крестьянина немыслим без женщины. Что же делать? Умные посредники открыли для себя новую рыночную нишу и начали рекламировать туры (которые стоят около $10000) на Филиппины с посещением «парада невест». Там можно выбрать женщину, готовую последовать за вами на другой конец света, в обмен на некоторую денежную компенсацию ее семье. Легко ли было этим бедным иммигранткам приспособиться к суровой природе, чужим обычаям, непонятному языку? Вряд ли. Но это их дети сейчас бегают по холодным лесам, неся новые гены в места, веками не знавшие биологических перемен. Хорошо это или плохо для финских генов в свете естественного отбора?

Насколько нам известно, особых «финских» или «филиппинских» генов просто не существует. Все люди принадлежат к одному виду, и генетических особенностей, уникальных для определенной культуры или этнической группы, почти нет. Более того, генетики обнаружили, что гены человека и шимпанзе совпадают на 94 % — и все же vive la[7] разница! Будущее нашего вида зависит не от того, насколько генофонд финнов окажется разбавлен филиппинским, и не от того, наводнят ли постепенно латиноамериканские (или славянские, или азиатские) гены Соединенные Штаты. Вопрос в том, не заменят ли чуждые мемы исходный мемофонд. Родители-латиноамериканцы обучают своих детей испанскому, родным обычаям и ценностям, при этом английский язык и связанные с ним культурные привычки могут постепенно исчезать. (Хотя, конечно, английские мемы в Америке не «изначальны» в полном смысле слова, поскольку они сами заменили много коренных американских культур за последние несколько столетий.)

В данный момент эволюция мемов, возможно, куда важнее для нашего будущего, чем генетическая эволюция. Поэтому необходимо лучше понимать, как мы отбираем содержащуюся в мемах информацию. Каждый из нас вовлечен в этот процесс, и мы в состоянии определять его направление в той мере, в какой осознаем собственные действия. Однако прежде чем обратиться к возможному позитивному направлению эволюции, стоит рассмотреть некоторые главные опасности культурной, или меметической, эволюции. Как мы увидим, она во многом схожа с эволюцией живой природы с ее «алыми зубами и когтями»[8].

ВЛАСТЬ И УГНЕТЕНИЕ

Одна из особенностей, отличающих людей от других животных, — пожалуй, столь же характерная, как речь и прямохождение, — наша изобретательность в подавлении и эксплуатации друг друга. Различия в материальном и общественном положении и в знаниях позволяют одним индивидам жить за счет психической энергии других. «Власть» — общий термин, означающий способность человека заставить других людей жить для того, чтобы он мог достигать своих целей. Основой власти могут быть деньги, собственность, страх, уважение; ею может обладать отдельный человек или группа. Власть бывает опасна, ибо, как считал лорд Актон, «власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно»{63}. Даже при самых лучших намерениях обладающий властью индивид, группа или страна в конце концов решит, что имеет право жить лучше тех, у кого власти меньше. Средний житель США использует значительно больше природных ресурсов, чем уроженец Индии или Китая. Нравится нам или нет, у нас есть возможность управлять жизнями людей, обладающих меньшими ресурсами, и, таким образом, эксплуатировать их.

При неравенстве в правах и возможностях эксплуатация возникает, какими бы благими ни были намерения. Например, жители Кувейта и других недавно разбогатевших стран Персидского залива естественным образом отказываются выполнять неквалифицированную работу — убирать улицы, водить грузовики, строить дома и даже служить в полиции или в армии. С другой стороны, тысячи пакистанцев и филиппинцев рады занять эти вакансии за гораздо более низкую плату, чем получал бы кувейтец. Поэтому представляется вполне логичным нанимать на грязную работу миллионы гастарбайтеров из стран третьего мира. Этот сценарий знаком всем относительно богатым странам, от Швеции до Италии. Той же причиной объясняется постоянный приток в США нелегальных рабочих из Мексики и Восточной Европы.

В таком добровольном регулировании населения нет ничего плохого. Пока обе стороны устраивает подобное положение дел, о подавлении или эксплуатации речи не идет. Но к сожалению, подобное равновесие недолговечно. Турецкий рабочий в Германии или мексиканский в США вскоре начинает стремиться к социальным благам, доступным тем гражданам, которые имеют больше прав. Медицинская страховка, социальное обеспечение, пенсионные программы, пособия по безработице, голосование — все эти жизненные блага во властном обществе становятся предметом соперничества. Жителей принимающей страны подобные претензии, разумеется, возмущают — в конце концов, гастарбайтеров пригласили как раз потому, что поначалу они довольствовались малым. И вот уже готова почва для конфликта со взаимными обвинениями в эксплуатации.

Чтобы избежать такой ситуации, многие богатые страны предприняли меры, позволяющие им использовать дешевый труд, избегая при этом проблем. Например, в Швейцарию ежегодно приезжают тысячи молодых людей из Испании, Португалии и многих других стран, чтобы мыть посуду и убирать номера в бесчисленных отелях, обеспечивающих этой стране надежный денежный поток. Такой гастарбайтер получает визу, позволяющую ему работать несколько месяцев, но чуть меньше того срока, после которого можно претендовать на всевозможные социальные блага. Когда виза заканчивается, гастарбайтер должен вернуться домой. Через год он может приехать снова, но опять же лишь на ограниченный период, не позволяющий воспользоваться социальными благами. Такая политика, конечно, очень разумна, но и она не исключает эксплуатацию полностью.

Прежде Соединенные Штаты могли принимать огромные потоки бедных иммигрантов, не создавая вечно бесправный низший класс (речь, правда, не идет об афроамериканцах и коренном населении Америки). Сможет ли эта страна и впредь сохранять относительно бесклассовое общество, пока неясно. По многим данным, разрыв между имущими и неимущими увеличивается{64}. Если нынешние тенденции сохранятся, то со временем возможность свободно использовать свою психическую энергию или стать объектом эксплуатации все больше будет определяться унаследованным богатством и общественным положением.

Большую часть человеческой истории — миллионы лет, когда по земле бродили Зорг и его собратья, сбиваясь в группы для охоты и собирательства, — у отдельного индивида почти не было возможности установить жесткий контроль над своим ближним. Если доминирующий в группе мужчина становился слишком жесток, остальные уходили и присоединялись к другой группе. Лидер мог запутать приверженцев благодаря своим размерам и силе, но сама по себе грубая сила не лучшее средство доминирования. В любом случае мало что можно было контролировать. Больше еды и секса — что еще мог пожелать Зорг? Если бы он попытался наложить лапу на каменные топоры или горшки ближних, то вскоре замучился бы ежедневно таскать их с собой на охоту. Если бы он попытался заставить других работать на себя, то вскоре они бы скрылись за горизонтом, предоставив Зоргу самому заботиться о себе. Таким образом, в течение наиболее продолжительного периода человеческой эволюции эксплуатация человека человеком себя не оправдывала. Возможно, стихийно она возникала довольно часто, однако установить ее каким-либо образом на постоянной основе было невозможно.

Ситуация изменилась за последние примерно 15000 лет, когда основные средства существования стало давать сельское хозяйство{65}. Во-первых, оно привязало людей к определенной территории. Охотники всегда могут пойти дальше, крестьянам же трудно сменить место жительства. Слишком много сил они вложили в возделывание своих полей, а все хорошие земли в ближайших окрестностях, скорее всего, уже заселены. Во-вторых, сельское хозяйство, в отличие от охоты и собирательства, создавало излишки, которые можно хранить. А значит, благодаря сноровке или удаче кто-то мог накопить больше еды, чем другие. И тогда стало возможным наследование богатства, которое при определенных условиях породило кастовые или классовые различия. В-третьих, сельское хозяйство требовало относительно специализированных знаний, а также владения землей и инструментами. Кто-то неизбежно завладевал более плодородными участками или создавал лучшие инструменты и, производя больше пищи, становился все богаче. Вместе эти три условия подготовили почву для постоянной, узаконенной эксплуатации.

Что было дальше — известно всем. Тот, кому посчастливилось разбогатеть или завладеть средствами производства — землей, инструментами, вьючными животными, — получил возможность нанимать тех, кто не мог самостоятельно обеспечивать свое существование. Как правило, богатые не колеблясь использовали бедных для собственных нужд. В конечном счете богатство оказалось чем-то вроде нового культурного вируса, против которого человечество еще не научилось вырабатывать антитела — они появятся лишь позже, с развитием законов, религиозных ограничений, профсоюзов и тому подобного. А тогда, сразу после сельскохозяйственной революции, примерно 8000 лет назад, по всему миру возникали новые социальные формы во главе с деспотическими правителями, накопившими достаточно излишков, чтобы нанять огромные армии, построить фантастические города и воздвигнуть гигантские гробницы в память грядущим поколениям.

Все это положило конец равенству. Когда мемы стали играть более заметную роль в жизни людей, у одних появилась возможность эксплуатировать других. Маркс не слишком ошибался, назвав историю человечества историей классовой борьбы. Как только определенные группы закрепили свои позиции в управлении другими, зерна борьбы упали в благодатную почву. Маркс допустил ошибку лишь в том, что воспринимал эту борьбу излишне упрощенно. Он считал, что история медленно и линейно движется от племенных сообществ, где все люди равны, к рабовладельчеству, затем к феодализму, меркантилизму и неограниченному капитализму, обреченному на самоуничтожение и тем самым открывающему дорогу новому бесклассовому обществу, которое покончит с эксплуатацией, — диктатуре пролетариата. Однако стереть властные различия не так легко, как полагал Маркс. В Советском Союзе за 70 лет «диктатуры пролетариата» могущественная клика жестоких политиков и бюрократов превратилась в еще большее ярмо для народа, чем прежний царский двор.

К тому же эксплуататоры менялись значительно быстрее, чем мог предположить Маркс. Например, контроль над ресурсами Центральной Европы в этом веке переходил из рук в руки минимум трижды. В 1945 году с помощью советских войск власть там захватил бесправный пролетариат. В таких странах, как Польша, Румыния, Чехословакия, Венгрия, Югославия и Болгария, если ваш отец или даже дед принадлежал к среднему классу, вас считали «классовым врагом». Вам было бы недоступно большинство должностей и, скорее всего, вы не смогли бы поступить в университет. Однако после 1990 года собственность и власть вновь перераспределились. Очевидно, что в новых рыночных государствах некоторые из бывших коммунистических функционеров снова окажутся на гребне волны, поскольку лишь они имели возможность накопить ресурсы и информацию, но тем не менее перемены будут очень значительными. Возможно, новая властная элита будет не столь эксплуататорской, как прежняя коммунистическая, но, несомненно, многие люди, не способные извлечь выгоду из этих перемен, сочтут, что их жизненную энергию пожирает новый класс капиталистов-предпринимателей. Ведь даже в таком демократическом, эгалитарном обществе, как Финляндия, люди шепотом говорят о том, что страной правят два десятка семей.

Угнетение — это состояние, когда психической энергией одного человека против его воли управляет другой человек. По большому счету, всем нам приходится делать то, что нам не нравится, когда этого требует некто более могущественный. Американские подростки проводят большую часть дня в школе, 70 % времени думая о том, как бы оттуда удрать (находясь оставшиеся 30 % времени не в классе, а в коридоре, кафетерии или школьном дворе, они не чувствуют себя столь ограниченными). Подобные чувства испытывают и многие взрослые американцы — на работе. Однако это нельзя считать настоящим угнетением, поскольку, отдавая свою психическую энергию сейчас, школьники и работающие взрослые рассчитывают на некую выгоду в будущем.

Наиболее показательный пример угнетения и эксплуатации — рабство. Неприемлемым рабский труд делает не столько его тяжесть (современным руководителям порой приходится не легче), сколько невозможность свободно управлять собственной жизнью. Рабам не дано выбирать, где быть, что делать, на ком жениться. То есть у них отняли базовое условие человеческого существования — управление психической энергией. Неудивительно, что греческие философы не считали рабов в полном смысле людьми, поскольку те были лишены свободы выбора.

Кроме рабства есть множество других способов эксплуатировать психическую энергию. Всякий предпочел бы удовлетворять свои нужды и потребности, не прилагая труда. И появись такая возможность, мы ее не упустим. Подросток, пытающийся при любом удобном случае выклянчить у родителей новую машину, муж, перекладывающий на работающую жену все домашнее хозяйство, директор, назначающий себе за счет компании невероятный оклад или премию, — знакомые примеры того, как кто-то заставляет других людей жить ради его выгоды.

Нередко угнетатель начинает свою карьеру как защитник и лишь потом превращается в эксплуататора. Интересный пример тому — развитие европейской феодальной системы, описанное культурологом Лесли Уайтом{66}. По Уайту, после распада могущественной Римской империи б?льшая часть земель перешла к крестьянам, жившим в обособленных деревнях. По большому счету, эти крестьяне вполне могли защитить свою независимость от возможных врагов, вооруженных и подготовленных не лучше их самих. Однако позже, в VI–VIII веках, судьбоносное технологическое новшество изменило баланс сил и, как следствие, политику и стиль жизни всего континента. Этим новшеством стало стремя, заимствованное у кочевников азиатских степей.

До появления стремени солдату-всаднику было непросто усидеть на лошади. Малейшее нарушение равновесия приводило к падению, поэтому он мог пользоваться только легким оружием. А стремена позволяли удержаться в седле и тяжеловооруженному всаднику. И вот уже повсюду появились почти непобедимые рыцари в сверкающих доспехах. Крестьяне поняли, что единственный способ сохранить урожай — обзавестись собственными рыцарями. Во многих деревнях жители в складчину покупали дорогое оружие — копье, меч, короткую кольчугу, латы, шлем, латные рукавицы и все остальное — чтобы, нарядив в них местного молодца, иметь собственного защитника. Некоторое время эта система работала, однако новоиспеченный рыцарь довольно быстро понимал, что, пожелай он эксплуатировать своих хозяев-крестьян, они никак не смогут помешать ему. И через несколько поколений эти рыцари и их потомки сформировали отдельную касту с собственными умениями, идеологией, стилем жизни и стали неплохо жить за счет тех, кому они были обязаны своим существованием.

Эксплуатация нередко возникает благодаря развитию технологии — порой весьма значительному, такому как появление сельского хозяйства, порой вполне обыденному, как в случае со стременем. Но каждый раз, когда новый мем дает одним индивидам преимущество над другими, неизбежным следствием этого становится эксплуатация. Чтобы сохранить контроль над собственной психической энергией, нам очень важно понимать, каким образом применяется власть. Мы не обретем свободу, пока не научимся защищаться от властолюбия других людей и не откажемся сами от эксплуатации ближних.

ЭКСПЛУАТАЦИЯ ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ{67}

Некоторые биологические различия, встроенные в нас, превращают нас в готовые объекты эксплуатации. Так, у многих видов насекомых преимуществом обладают самки — самцы нередко доживают лишь до момента спаривания, тогда как жизненный путь самок длиннее и разнообразнее. Но у млекопитающих все иначе. Как правило, самцы бывают гораздо крупнее и сильнее самок. Такой половой диморфизм{68}, по-видимому, необходим для адаптации. Самцы специализируются на защите потомства, и для этого им нужно быть сильными, а самки в основном заботятся о детенышах, поэтому довольствуются меньшими размерами и имеют не столь угрожающий вид. Если бы особи обоих полов были одного размера, всем вместе им требовалось бы больше пищи. А в условиях недостатка корма легче выжить видам, обладающим половым диморфизмом. Эта особенность, характерная для большинства млекопитающих, свойственна и людям.

К сожалению, такая разумная физическая специализация, полезная как мужчинам, так и женщинам, может быть легко обращена во зло. Во многих обществах мужчины благодаря своему физическому преимуществу управляют жизнью женщин. Так, в большей части азиатских стран царит патриархальный общественный уклад, и у женщин там немного возможностей распорядиться своей судьбой. В Китае и не только все еще достаточно распространено убийство новорожденных, и обычно убивают именно девочек. Самые жестокие формы эксплуатации также преимущественно направлены на женщин. По некоторым данным, в Азии каждый год миллион девочек продают или обманом втягивают в сексуальное рабство. В бедных азиатских странах (Индии, Бангладеш, на Филиппинах, в Бирме, Таиланде и Шри-Ланке) один из самых выгодных видов предпринимательства — организация сети проституции. Торговля живым товаром процветает, потому что с этими беднейшими странами соседствуют такие богатые государства, как Япония и нефтяные монархии.

Нередко женщины теряют власть над собственным телом и свободу выбора против собственной воли, но многих из них завлекают в проституцию обещанием высоких заработков в «индустрии развлечений». Принимая предложение, они надеются, что смогут посылать деньги домой, но в итоге обнаруживают, что попали в лапы безжалостных эксплуататоров. Сегодня в Японии торгуют своим телом около 300000 иностранок, однако немногие из них хоть что-то зарабатывают — обогащаются сутенеры и бордели. Китайский фермер может обзавестись наложницей, купив похищенную женщину за 300 долларов, а араб заключит аналогичную сделку в Индии еще дешевле.

Другой класс людей, лишенных, по крайней мере, временно, физического преимущества, — это дети. На протяжении многих веков их бесстыдно эксплуатировали взрослые, нуждавшиеся в лишней паре рабочих рук, с молчаливого согласия обладавших большей властью слоев общества. Вот как англиканский священник описывает судьбу мальчика на английской текстильной фабрике в середине XIX века, на пике промышленной революции{69}: «Его… заметили спящим стоя, с охапкой шерсти в руках, и разбудили пинками. Сегодня он отработал 17 часов; отец привел его домой, но он не смог съесть ужин. Проснулся он в четыре утра, спросил братьев, не горят ли фабричные огни, потому что боялся опоздать, и умер. (Его девятилетний младший брат умер раньше…)»

Сегодня во многих частях света дети живут немногим лучше. Журналист Ули Шметцер подсчитал, что в Азии 40 млн детей младше 15 лет вынуждены работать в ужасных условиях, большинство — больше 8 часов в день, а многие даже по 15. По некоторым данным, в 1990 году в Америке около 13 млн детей жили за чертой бедности. За десять лет начиная с 1976 года число сообщений о жестоком обращении с детьми{70} выросло почти втрое — с 669000 до 2178000. Во многих других странах положение еще хуже. Согласно недавно опубликованному отчету ООН, каждый год около 10 млн детей младше пяти лет умирают от таких болезней, как диарея и респираторные инфекции, которые легко вылечить с помощью регидратационной терапии и антибиотиков; 150 млн страдают от постоянного недоедания; около 100 млн живут на улице; еще большее число подвергаются насилию, эксплуатации и попадают в руки торговцем живым товаром.

Меньшая физическая сила женщин и детей делает их потенциально беззащитными. Сказанное, конечно, не означает, что их непременно станут эксплуатировать, однако их слабость позволяет беспринципным угнетателям использовать свое физическое превосходство. По этой причине в любом обществе, даже самом примитивном, роли распределяются в зависимости от пола и возраста. Все мужчины могут быть равны между собой, все женщины тоже, но мужчины и женщины обладают разными правами и обязанностями, изменяющимися с возрастом. Одни культуры наделяют женщин большей властью, другие меньшей, одни очень хорошо относятся к детям, другие игнорируют их и плохо с ними обращаются. Одно из немногих несомненных достижений культурной эволюции — снижение вероятности вопиющей эксплуатации детей и женщин. Однако такие достижения шатки, непрочны и нуждаются в постоянной защите. Угнетение может принимать самые разнообразные формы. Недаром феминистки с подозрением относятся к «возведению женщин на пьедестал», поскольку за идеализацией женственности нередко скрывалось стремление видеть женщин лишь домработницами либо «красивыми игрушками».

Разумеется, женщины и дети не всегда страдают от биологического неравенства. Дети в конце концов вырастают, а женщины обычно живут дольше мужчин (в нашем обществе в среднем на семь лет). Как следствие, женщины наследуют львиную долю собственности. По-видимому, так же обстояло дело и в средневековой Европе, где большинство гражданских контрактов и договоров составлялось на имя женщины. Нельзя недооценивать и ту власть в обществе, которую женщины получают благодаря выполняемой им функции вскармливания, хотя сегодня это и не модно. Поговорка «Рука, качающая колыбель, правит миром» с точки зрения психологии содержит зерно истины, поскольку множество властных мужчин зависят от своих матерей.

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ И ВЛАСТЬ

Конечно, эксплуатация процветает не только благодаря половым и возрастным различиям. Каждый мужчина отличается от других мужчин почти бесконечным набором характеристик, что верно и для женщин. Унаследованные человеком особенности помогают или мешают ему защищать свою свободу от вторжения чужой воли. В каком бы смысле ни говорилось в Декларации независимости о том, что все люди созданы равными, речь, несомненно, шла не о качествах, которыми человека одарила природа. Общество может обеспечить равноправие своих граждан в отношении каких-то социальных благ, но явно не их равенство по таким показателям, как здоровье, физическая привлекательность, интеллект, цвет кожи, темперамент, характер и т. п.

В любом известном обществе такие различия служили индикаторами власти. В охотничьих сообществах верховодил тот, кто сочетал физическую ловкость с практичностью; у гуннов и татар высоко ценились жестокие провидцы; в Китае и на Ближнем Востоке к вершинам бюрократического аппарата человека вели ум, хитрость, настойчивость. В своей культуре мы продвигаем «агрессивных», но жизнерадостных работников, предприимчивых и в то же время послушных. В любой культуре приятная внешность и экстравертность{71} помогают привлечь внимание других людей, а значит, и управлять ими.

Индивидуальные особенности — не единственная причина, по которой один человек оказывается могущественней другого. Не менее важна удача. Оказавшись в нужное время в нужном месте, бизнесмен обогащается, физик получает Нобелевскую премию, а генерал выигрывает войну. Клавдий заикался и хромал, и хотя он был царских кровей, никто в Риме не мог даже предположить, что однажды он станет императором. Но благодаря своим родственникам — маниакальным убийцам, прилежно истреблявшим друг друга, — он оказался единственным претендентом на титул.

Тем не менее, помимо удачи, очень многое зависит от личности человека. И хотя среди психологов нет единого мнения о том, существуют ли черты характера, способствующие неизменному успеху в различных областях жизни, кажется очевидным, что, будучи экстравертом с высокой самооценкой и оптимистичным взглядом на жизнь, вы скорее преуспеете. Некоторые из этих черт, по-видимому, связаны с темпераментом, то есть преимущественно определяются унаследованными генами; с другой стороны, все они могут сформироваться в основном в детстве под влиянием среды. Ребенок, от рождения склонный к оптимизму, при жестоком обращении имеет все шансы вырасти невротиком.

Немецкий социолог Элизабет Ноэль-Нойман много лет изучала одну из общепринятых характеристик «силы личности», связанную с экстравертностью и высокой самооценкой. Люди, получившие высокую оценку по этой характеристике, в основном более успешны в личном и профессиональном плане, чем с люди с низкой оценкой. Кроме того, они, как правило, становятся лидерами и занимают влиятельное положение, в особенности на низких ступенях социальной лестницы. Иными словами, богатым и хорошо образованным сильная личность нужна в меньшей степени, чем бедным и малообразованным, поскольку имущество и власть компенсируют слабость личности. А если вы бедны, сила личности{72} поможет вам преуспеть в жизни. Сильные личности из всех классов многим интересуются, любят пробовать новое и влиять на других, поэтому они с большей вероятностью окажут воздействие на эволюцию мемов, то есть в будущем их убеждения, идеи и привычки будут встречаться чаще. Эти исследования содержат обнадеживающий вывод: сильные личности обычно менее эгоистичны, чем слабые. По-видимому, все черты, ответственные за успех и влияние, подразумевают чувство социальной ответственности.

Однако довольно часто перед людьми, добившимися власти, открывается возможность с легкостью использовать ее в собственных интересах. Достиг ли человек видного социального положения благодаря удаче, уму или силе личности, соблазн сэкономить собственную психическую энергию за счет чужой почти непреодолим. Успешный бизнесмен считает свое время несомненно более ценным, чем время шофера, секретаря, менее удачливых друзей, пастора своей церкви, жены и детей. С какой стати он должен особо заботиться об этих менее ценных индивидах? И почему бы ему не получать за свои усилия больше, гораздо больше денег, чем другие могут даже вообразить? Придя к власти, политик решает, что законы общества писаны лишь для простых смертных. Президент Никсон и его свита ставили себя выше закона (правда, в сравнении с владыками большинства других обществ они были просто дилетантами). Почтенные профессора нередко эксплуатируют студентов-старшекурсников, а знаменитые художники позволяют себе забыть о хороших манерах и эпатировать буржуазию.

К счастью, везде есть исключения, доказывающие, что развращение властью не так уж неизбежно. Героические поступки, как и значительный вклад в науку и культуру, достойны восхищения. И все же наивысшее достижение человека — это отказ от злоупотребления собственными привилегиями.

Неизбежен ли конфликт, основанный на индивидуальных различиях? Пожалуй, да. В эволюции позитивные изменения возникают лишь при условии отбора, а отбор происходит только благодаря индивидуальным различиям, когда одно свойство помогает адаптироваться в окружающей среде лучше другого. Если все индивиды одинаково хорошо выживают и производят равное число потомков, то выбирать оказывается не из чего, и следующее поколение будет похоже на предыдущее. Различия — исходная точка отбора, а значит, и эволюционного изменения. Поэтому эволюционные психологи подчеркивают важность индивидуальной конкуренции как двигателя эволюции. Конкуренция, однако, не обязательно подразумевает агрессию и эксплуатацию или даже скрытый конфликт, поскольку в терминах эволюции конкуренция просто означает тот факт, что одни организмы воспроизводят себя успешнее других. Даже кооперация бывает очень эффективной стратегией конкуренции. Этим объясняется, почему по всей планете развивались социальные системы, основанные на законе и разделении труда. Однако для нас не очень важно, как конфликт и конкуренция воздействуют на биологическую эволюцию. Вопрос в том, как они влияют на человеческую эволюцию в целом, что в наши дни прежде всего связано с изменением способов мышления — с тем, какие решения мы будем принимать исходя из наших целей и убеждений.

ПЕРЕДАЧА НЕРАВЕНСТВА ПО НАСЛЕДСТВУ

Обычно мы не возражаем, когда кто-то обретает значительную власть благодаря выдающимся усилиям или необычайному таланту. Но мы гораздо менее терпимы к неравенству, основанному на унаследованном богатстве или общественном положении. Тем не менее один из основных инстинктов обладающего властью человека — стремление передать ее семье и потомкам. Это проверенный временем адаптивный инстинкт, укрепившийся в процессе культурной эволюции. Если бы мы передавали детям лишь собственные гены, различия в том, что наследует любой ребенок, были бы минимальны и ограничивались физическими вариациями, имеющимися в общем генетическом фонде. Один из мальчиков был бы сильнее других, одна из девочек ловчее сверстниц, но все это было бы, в общем, делом случая.

Действительное неравенство и сопровождающие его чувства зависти и ревности появляются, когда компоненты власти передаются благодаря культурному наследованию. Один из самых ранних способов накопления ресурсов и усиления собственной власти — избирательный подход к заключению брака{73}. Богатые и сильные мужчины женились на женщинах из богатых и сильных семей, обеспечивая своим детям преимущество с рождения. Пока подобные женятся на подобных, с каждым поколением неравенство не только сохраняется, но и увеличивается. Забота о сохранении власти внутри семьи в конечном счете приводит к официальной практике, способствующей разделению общества. Например, римлянам закон запрещал вступать в брак с жителями провинций, чтобы не размывать высоко ценимый статус «гражданина».

В нашем обществе больше нет законов, запрещающих межрасовые браки (хотя некоторые штаты запрещали такие браки вплоть до постановления Верховного суда 1967 года). И все же «избирательный брак» продолжает оставаться глубоко укоренившейся нормой. Как и прежде, подобные предпочитают заключать браки с подобными (с точки зрения дохода, образования, политических предпочтений, религии и расы). Разумеется, эта тенденция отражается главным образом не на генах, наследуемых потомством, а на его мемах. У ребенка образованной и обеспеченной белой пары сформируются иные ценности и самовосприятие, чем у генетически сходного ребенка межрасовой пары того же социального положения или пары с иным уровнем образования и дохода. Чем более гомогенно происхождение пары, тем выше вероятность того, что мемы ребенка будут подобны мемам родителей.

Поскольку некоторые наиболее важные мемы — основополагающие ценности и взгляды на мир — передаются через семью, со временем в результате избирательного заключения браков возникает что-то вроде культурного видообразования, когда члены социальных групп различаются и даже обособляются на основании своего культурного происхождения. Этот процесс делает почти невозможным брак между амишем и католичкой или между приверженцами крайне либеральных и ультраконсервативных взглядов, как если бы они принадлежали к разным биологическим видам, не приспособленным к перекрестному спариванию. Пока избирательное заключение браков изолирует мемы друг от друга, различия культур сохраняются, и ребенок, родившийся у либеральной пары, продолжает воспринимать потомков консерваторов как потенциально враждебных чужаков.

Конечно, брачные обычаи — не единственный способ сохранить власть внутри семьи и передать ее потомкам. Законы о налогах и наследовании всегда играли важную роль в политике, определяя степень концентрации или распределения экономической власти. Один из первых законов, принятых коммунистами после прихода к власти в России, запрещал родителям передавать собственность детям по наследству, дабы граждане начинали жизнь в равных условиях. (К сожалению, коммунистические функционеры-властители очень скоро нашли способ извратить этот закон, и непотизм стал процветать в СССР почти так же, как при царе.){74} В 1980-х, при администрации Рейгана, изменение законов о налогообложении создало в Америке опасное экономическое неравенство, сделав богатых еще богаче, а бедных еще беднее. Фактически это превратило даже самых благонамеренных богачей в угнетателей. При этом от них не требовалось особых усилий, чтобы закрыть своим менее обеспеченным согражданам доступ к хорошему образованию и благополучным районам, — невидимая рука рынка сделала это за них.

Возвращаясь к вопросу о неизбежности эксплуатации, приходится заключить, что некоторая доля неравенства в доступе к ресурсам, контроле над психической энергией и способности влиять на будущее действительно неизбежна. В любой сложной социальной системе одни люди больше других соответствуют определенным должностям благодаря своему темпераменту, образованию или происхождению. В таких больших организациях, как Motorola и Nissan (в каждой из них около 20000 инженерно-технических работников), одни инженеры более других способны приложить свои умения к задачам своей компании. Такие инженеры получают лучшую зарплату и быстрее продвигаются по службе, а их идеи находят применение в новой продукции. Многие из обойденных коллег завидуют им и злятся из-за того, что приходится работать под их началом. Каждая организация в конечном счете выбирает из своих работников «наиболее пригодных». Важно понимать, что эта пригодность не основана на каком-либо абсолютном преимуществе, которым обладают успешные инженеры. Тот, кто достиг вершины в Motorola, возможно, не преуспел бы в Nissan. Какой-то набор умений может подойти корпоративной культуре, определенному экономическому климату и конкретной маркетинговой стратегии одной компании и не подойти другой.

Одни люди всегда будут контролировать больше ресурсов, чем другие, но так ли неизбежна эксплуатация при таком контроле? Истина, скорее всего, в том, что если мы не попытаемся предотвратить эксплуатацию, контроль над ресурсами может перерасти в контроль над другими людьми. «Постоянная бдительность, — сказал Джефферсон, — такова цена свободы». Это также означает, что без наших усилий возможностей свободно распоряжаться психической энергией станет меньше. Наши накопления, плод многолетнего труда, обесценятся, если люди, тратящие больше, чем они зарабатывают, вызовут инфляцию. Мы можем неожиданно лишиться работы, потому что инвесторы предпочтут получать более высокие прибыли, переместив производство в страны третьего мира. Цена нашей крошечной недвижимости может колебаться в зависимости от продаж и покупок более значительной собственности. Все это зачастую происходит без какого-либо злого умысла — просто так работает рынок, которым, как обычно, манипулируют те, кто владеет значительной его долей.

Как это предотвратить? Как и в случае с источниками иллюзий, первый шаг — просто осознать действительное положение вещей. Использует ли кто-то вашу энергию, не предлагая достойного вознаграждения? Ваш босс, ваш супруг, поставщик электроэнергии, правительство? Прежде всего стоит внимательно рассмотреть, кто (или что) решает, как вам использовать свое время, и таким образом контролирует вас. Следующий шаг — разобраться, хотите ли вы, чтобы это положение дел оставалось неизменным. И если нет, то можете ли вы что-то сделать и каковы будут последствия ваших действий.

С самого начала своей истории Америка привлекала людей угнетенных, но решивших самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Все, кто спасался: первые английские поселенцы — от религиозных преследований, ирландцы — от голода, поляки — от перспективы погибнуть в войне за русского царя, беженцы из Юго-Восточной Азии — от коммунистического террора, — считали Соединенные Штаты местом, где они смогут обеспечить себя всем необходимым, оставаясь свободными. С эволюционной точки зрения население США сформировалось главным образом в результате отбора тех представителей народов Земли, кто отказался терпеть эксплуатацию. Таким образом в американской культуре сконцентрировались мемы свободы, и это гораздо больше, чем что-либо другое, делает ее уникальной.

Тем не менее эксплуатация в определенной мере присутствует и в нашем обществе, хотя у нас нет ни царя, ни комиссаров. Однако тем, кто не чувствует себя здесь хозяином собственной жизни, не поможет иммиграция куда-то еще, поскольку вряд ли найдется страна с более высоким уровнем личной свободы. Поэтому выбор таков: в зависимости от того, какой образ действий принесет максимум свободы при минимальных затратах психической энергии, либо избрать иной, дарующий больше свободы, стиль жизни, либо давать отпор.

Рассмотрим пример того, как можно избавиться от угнетения. Джефф, менеджер энергоснабжающей компании, отвечал за поставку электричества в густонаселенные районы Запада. Он быстро сделал в своей компании карьеру, благодаря отчасти своим способностям, а отчасти готовности работать по 60–70 часов в неделю. В 40 лет Джефф зарабатывал больше, чем когда-либо мечтал, и мог бы подняться по служебной лестнице еще на пару ступенек, если бы продолжал вкладывать в работу время и энергию с тем же рвением. Но кроме работы у него были жена и трое детей, которых он редко видел. Джефф вдруг почувствовал, что вся его жизнь утекает в работу и что он уже не видит в этом смысла. Он пытался поговорить с начальством и попросить снизить нагрузку на него, но в ответ услышал, что компания ожидает от своих топ-менеджеров полной самоотдачи. Тогда Джефф стал искать альтернативу, и теперь он управляет магазином туристического снаряжения, проводит много времени дома, ремонтируя старый викторианский особняк, который они с женой купили, и часто рыбачит на близлежащей речушке со своими детьми.

Джефф сделал выбор, подходящий ему и многим другим из тех, кто решил сойти с дистанции «крысиных бегов». Это не идеальный выбор для всех и каждого, а пример реального решения, принятого человеком, который почувствовал, что стал объектом эксплуатации на работе. Важно, чтобы страх не заставил нас расписаться в собственном бессилии. Те, кто контролирует нашу энергию, хотят, чтобы мы верили в естественность, правильность и неизменность сложившейся ситуации. В наших интересах понять, что это не всегда так.

ПАРАЗИТИЧЕСКАЯ ЭКСПЛУАТАЦИЯ

Мой друг-биолог, который много лет жил в Африке, изучая местную фауну, с грустью рассказывал о вскрытии только что убитого льва. Многие из нас в своем воображении рисуют царя зверей сильным, величественным, свободным. Но при ближайшем рассмотрении могучий лев оказывается прибежищем сотен различных паразитов — клещей, блох и червей, чувствующих себя как дома в его гриве, веках, хвосте, носоглотке, пищеводе и кишечнике. Лев может казаться здоровым и сильным, однако изнутри его пожирают легионы вредителей. Выживание любого сложного организма — неустанная битва с более примитивными формами жизни, постоянно использующими его энергию для собственных нужд.

На психологическом уровне паразит — это тот, кто высасывает психическую энергию другого человека, но не через непосредственный контроль, а эксплуатируя его слабость или невнимательность. Способам паразитизма нет числа, и полезно знать некоторые из них, дабы не проводить свою жизнь, неосознанно предоставляя блага кому-то другому.

Если угнетение — это форма эксплуатации, когда человек, обладающий большей властью, отнимает свободу у того, чья власть меньше, то паразитизм — обратный случай. Как правило, паразит отнимает энергию у человека, обладающего большей властью (по крайней мере в некотором отношении). Допустим, завтра вы выиграете в лотерею несколько миллионов долларов. Эта нежданная радость увеличит вашу власть, поскольку вы сможете нанять людей, которые будут работать на вас, или управлять ими опосредованно через проценты на ваш капитал. Раз все так удачно складывается, на этом можно бы и успокоиться, правда? А вот и нет. К вам тут же слетятся толпы личностей, которым не терпится выкачать для своих целей максимум контролируемой вами потенциальной энергии. Откуда ни возьмись набегут торговцы, бедные родственники, страховые агенты, инвестиционные брокеры, сборщики пожертвований, мошенники и авторы слезных историй, шумно требуя свою долю. Вокруг тех, кому посчастливилось надолго завладеть богатством, властью или славой, вечно роятся эти паразиты.

Такое поведение в некотором роде вполне естественно. Как уже говорилось, энтропия — наиболее общий закон природы, утверждающий, что любая сложная система обычно ломается, тепло обогревателя утекает к более холодному телу, а порядок превращается в беспорядок. Паразиты — живое проявление энтропии. Они находят способы пристроиться к более сложному организму и, почти не прилагая усилий, эксплуатировать его энергию, зачастую раня или убивая своего хозяина.

На уровне культурной эволюции паразитов влекут прежде всего богатство и слава. Рок-музыканты привлекают групи, богатые вдовы — подозрительных личностей, правители — подхалимов, знаменитости всех мастей — прихлебателей. Вместо того чтобы наслаждаться жизнью, окруженный паразитами человек вынужден тратить на защиту от них львиную долю своей энергии. Неудивительно, что столь многие религии и философии призывают не искать счастья в накоплении мирских благ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.