6. Направляемая эволюция

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6. Направляемая эволюция

Сегодня мы уже понимаем, что жизнь не развивалась по некоему плану. Взаимодействие миллиардов случайных событий сплело ныне обязательную для нас цепь причинности. Мир, в котором мы живем, был создан безо всякой цели и стал таким, каков он есть, благодаря падениям метеоритов на землю, извержениям вулканов, ледниковым периодам и даже крошечным землеройкам, которым пришлись по вкусу яйца динозавров.

Теперь мы знаем, что если не возьмем бразды правления в свои руки, процессом изменений так и будет руководить безжалостный случай, слепой к мечтам и стремлениям человека. Подобно охваченным ужасом пассажирам, узнавшим, что пилоты таинственным образом исчезли из кабины и самолет, не снижаясь, летит неведомо куда, мы понимаем, что обязаны взять управление полетом на себя. А иначе все закончится катастрофой. Но сумеем ли мы победить невежество и страх до того, как закончится топливо?

Главная задача человечества в следующем тысячелетии — научиться верно направлять эволюцию. Если мы проигнорируем эту насущную потребность или в панике опустим руки, то социальная эволюция может быть поставлена на службу расизму. Такие попытки уже предпринимались в течение XX века — сначала нацистами, потом в недавних балканских войнах.

Однако прежде чем взяться за решение этой задачи, мы должны как следует разобраться, к чему ведет эволюция. В предыдущих главах мы рассмотрели, как эволюционные процессы воздействуют на наши мысли и чувства. Мы также узнали, как успешные культурные мемы одновременно способствуют нашему выживанию и ставят его под угрозу. Настало время собрать воедино разрозненные примеры из предыдущих глав и внимательнее вглядеться в то, как на самом деле работают эволюционные процессы. Очевидно, что исчерпывающий анализ здесь невозможен. Если мы не понимаем даже те события, которые произошли всего несколько десятилетий назад (кто убил Кеннеди и можно ли было избежать Великой депрессии), вряд ли можно надеяться точно отследить изменения, происходившие в течение миллионов лет и сформировавшие наше настоящее.

Но пусть многие конкретные подробности восстановить невозможно, мы все же лучше поймем общий механизм эволюции, то есть именно те общие принципы, которые нам необходимо усвоить для того, чтобы правильно определить, что нужно сделать для будущего, и разработать разумный план действий.

НЕКОТОРЫЕ ПРИНЦИПЫ ЭВОЛЮЦИИ

Традиционно эволюция описывала развитие, изменения и вымирание видов живых организмов. Лишь недавно мы осознали, как непросто отличить живое от неживого. Живые ли вирусы? А как насчет кристалла кварца? Он воспроизводит себя, а в науке принято считать, что все воспроизводящее себя — живое. Являются ли живыми организмами «виртуальные муравьи»{102} (vants — от virtual ants), ползающие по созданному компьютером ландшафту? Чтобы выжить в своей окружающей среде, эти трудолюбивые крохи на экране обучаются всевозможным удивительным штукам, что также считается несомненным признаком жизни.

Представляется очевидным, что для понимания будущего эволюции нам придется расширить свое представление о ее субъекте, дабы оно включало диких зверей и небесных птиц, вирусы СПИДа и луковицы тюльпанов. Определение организма должно каким-то образом охватывать кристаллы, а также мемы — артефакты, символы и идеи, существующие и размножающиеся лишь в нашем сознании. С эволюционной точки зрения «организм» следует определять как систему взаимосвязанных частей, которой для продолжения существования требуется приток энергии. Растения без солнечной энергии распадаются на молекулы; львам нужна энергия белка их жертв; долларам для выживания требуется внимание — доверие и интерес миллионов людей. Утратив наше внимание, деньги в лучшем случае, подобно вымершим динозаврам, сохранились бы лишь в музеях, а в худшем — их бы порвали на клочки и развеяли по ветру.

Вооружившись этим расширенным определением, мы можем сформулировать первый принцип эволюции так: 1) любой организм сохраняет свою форму и воспроизводит себя. Достигается это, в зависимости от конкретного организма, самыми разнообразными способами. Кристаллы удерживаются от распада благодаря молекулярным связям. Телесное единство млекопитающего обеспечивают невероятно сложные химические процессы и унаследованные, генетически запрограммированные инструкции самосохранения, то есть инстинкты. Неотвязная мелодия нравится потому, что ее ноты соединены приятными нашему слуху интервалами. Песни воспроизводят свою форму, рождая в головах композиторов похожие мелодии. А люди воспроизводят свою биологическую форму с помощью секса, а психологическую — распространяя свои верования и ценности.

Конечно, наш первый принцип отчасти тавтологичен, поскольку если бы организм не сохранял свою форму, он не был бы организмом. Однако в данном случае полезно подчеркнуть очевидное: Вселенная состоит из пучков информации, выделяющихся из фонового шума и сохраняющих свое единство благодаря неким таинственным силам. Галактики и атомы, виды и индивиды, нации и семьи, цивилизации и произведения искусства обладают сохраняющимися во времени уникальными наборами индивидуальных черт. В противном случае эволюция была бы невозможна. Мы никогда не сможем даже близко подойти к ответу на вопрос, откуда вообще берутся организмы. Наука прекрасно описывает клеточное устройство амебы или дождевого червя, но то, что заставляет клетки объединиться и сосуществовать в рамках устойчивой системы, продолжает оставаться загадкой несмотря на наше знание атомных связей, силы тяжести и электромагнитных взаимодействий. Но раз мы считаем, что организмы существуют и эволюционируют, будет логичным рассмотреть их поведение.

Второй принцип эволюции: 2) для выживания и размножения организмам требуется приток энергии извне. Первый принцип эволюции, гласящий, что скала обычно остается скалой, а песня — песней, явно противоречит важнейшему физическому принципу — знаменитому второму закону термодинамики. В соответствии с этим законом любая система со временем распадается на более простые формы. Горная цепь превращаются в пустынную равнину, раскаленная звезда остывает, гений становится горсткой праха. Чтобы сохранять свою структуру, системе требуется энергия. Создать энергию невозможно, зато ее можно рассеивать. Поэтому со временем любая структура, как правило, обращается в хаос: гениальная фреска Леонардо «Тайная вечеря» местами выцветает до случайных оттенков, Парфенон распадается в пыль, великие религиозные и философские идеи становятся вульгарными идеологиями. Как мы знаем, энтропия, или превращение порядка в сверхбеспорядок, — одно из непреложных свойств Вселенной.

Именно поэтому становится очевидной важность второго принципа эволюции. Организмы могут существовать, лишь опережая энтропию, то есть для самосохранения им требуется внешний источник энергии, достаточно долго поддерживающий их нормальное функционирование. В определенном смысле все живые существа — паразиты, поскольку живут за счет жизненной энергии других организмов. Например, чтобы получить необходимые нашим телам калории, мы уничтожаем растения и животных. Некоторые виды — в том числе наш — не только паразитируют, но и в порядке симбиоза вносят свой вклад в выживание других существ. Так, мы расходуем энергию на сохранение дикой природы, лужаек и декоративных растений, скота и домашних любимцев. Правда и то, что мы поступаем так для собственного блага, а не ради сохраняемых организмов, но это хотя бы позволяет не считать наш вид чисто паразитическим.

И, конечно, человеческий род направляет огромную энергию на создание и эволюцию культуры. Это наша гордость и слава, ибо если бы наши предки не вложили часть своей жизни в песни и машины, картины и теории, мы как паразитический вид не слишком бы отличались от пиявок. Весь мир культурных артефактов, или мемов, существует лишь благодаря тому, что мы отдаем ему часть своей энергии.

Третий принцип эволюции вытекает из двух предыдущих: 3) любой организм старается извлечь из окружающей среды как можно больше энергии, ограничиваемый лишь угрозой потери собственной целостности. Этот вывод неизбежен, если считать истиной то, что каждый организм стремится сохранять себя и размножаться, и что для этого ему нужна энергия.

Из третьего принципа, в частности, следует, что все мы стремимся как можно больше есть, но только чтобы не заболеть и не растолстеть (если полнота угрожает нашему имиджу), как можно больше зарабатывать, но только чтобы нас не уволили и не посадили в тюрьму, хотим, чтобы нас любили и уважали, но при этом боимся потерять престиж или показаться смешными. Поскольку мемы обитают в нашем сознании, необходимая для их выживания и размножения энергия — это наше внимание. И они сражаются за него друг с другом. Именно поэтому нередко одна мелодия изгоняет все прочие, завладевая нами полностью. Вещи, создаваемые человеком, также соперничают между собой, стараясь заполучить как можно больше внимания. Привлекательное программное обеспечение превращает пользователя в своего «фаната». А велосипед, не способный вызвать у потенциальных покупателей жажду обладания, скоро будет снят с производства.

Мне могут возразить, что между человеком, стремящимся к благополучию, и популярной мелодией или хорошо продающимся велосипедом нет ничего общего. Человек обладает сознанием, борется со страхом и горем, переживает по поводу возможных неудач. А мелодия и велосипед просто существуют, ничего не желая и не пытаясь соперничать с другими мелодиями и велосипедами. Эти отличия человека от артефактов чрезвычайно важны, однако они почти не сказываются на эволюции. В вопросах выживания люди, мелодии и велосипеды равны: для продолжения существования всем им требуется энергия в какой-либо форме, и все они исчезают, когда эта энергия заканчивается.

Между человеком и другими организмами есть существенное различие: человек пытается выжить, сохранив не только свою телесную целостность, но и целостность личности. Это значит, что если личность человека тяготеет к материальной собственности и власти, он будет стремиться контролировать гораздо больше энергии, чем ему нужно для биологического выживания. И наоборот, если личность настроена на гуманитарные и альтруистические цели, то человек может потреблять меньше энергии, чем предписано его биологическими инстинктами.

Три рассмотренных выше принципа не описывают саму эволюцию. Они лишь определяют, что есть организм и что необходимо для его выживания. И этим подготавливают почву для четвертого принципа, с которого наконец-то начинается описание динамики эволюции: 4) организмы, способные для удовлетворения своих потребностей успешно извлекать большее количество энергии из окружающей среды, как правило, живут дольше и создают относительно большее число собственных копий. Это базовый сценарий эволюции. Если птица рождается с генетической мутацией, увеличившей ее клюв (а чем больше клюв, тем легче птице расклевывать семена), то ее жизнь, скорее всего, будет комфортнее, чем у птиц с меньшим клювом. И эта птица оставит больше потомства. Ее птенцы, унаследовавшие большой клюв, в свою очередь произведут больше потомства, и так далее, пока через несколько поколений весь вид, обладавший прежде маленьким клювом, не превратится в новую, улучшенную «модель».

Подобным же образом развиваются оружие, модели машин, научные теории и другие виды мемов. Новые формы могут «превосходить» старые уже тем, что оставляют относительно большее потомство и, следовательно, лучше приспосабливаются к окружающей среде, что в свою очередь обычно указывает на способность получать из нее больше энергии. Машины и оружие, привлекающие наибольшее внимание, скорее всего, будут выпускаться дольше других, то есть они оставят наибольшее потомство, в том числе последующие модели, основанные на успешном прототипе. Научная теория успешна, если многие ученые обратили на нее внимание и предпочли ее конкурирующим теориям и если последующие теории будут основываться на ее предпосылках. Теория не становится менее успешной оттого, что благодаря ей ученые изобрели взрывчатое вещество, способное уничтожить все живое на Земле. Она сохранит лидерство вплоть до Большого взрыва.

Этот аргумент подводит нас к еще одному важному принципу: 5) когда организмы чересчур успешно извлекают энергию из окружающей среды, они при этом могут уничтожить и ее, и себя. Эволюция дарит лишь временный успех: вчерашние победители сегодня легко могут превратиться в побежденных. Поскольку лишь у немногих организмов есть встроенные ограничители, не позволяющие им присвоить всю доступную энергию (общее правило, по-видимому, таково: чем больше энергии получено, тем лучше), индивид или группа способны быстро истощить ресурсы окружающей среды, если не найдут способ умерить свои аппетиты.

Сегодня опасность уничтожения окружающей среды актуальна как никогда. Во-первых, мы гораздо успешнее всех прочих видов преобразуем любую энергию: мясо — в белок, уголь и нефть — в электричество, леса — в древесину, а базовые силы материи — в ядерную энергию.

Во-вторых, защитившись, скажем, от холода и голода, мы и не думаем прекращать потребление, а продолжаем выкачивать природные ресурсы, дабы показать свою власть или для развлечения (по меньшей мере 7 % потребляемой в США энергии идет непосредственно на обслуживание досуга{103}). По-видимому, все меньше людей способны наслаждаться жизнью, не скармливая бензин или электричество катерам, снегоходам, телевизорам и видеоплеерам.

И последнее. Технология и демократия, объединившись, подняли массовое потребление на беспрецедентную высоту. В любую эпоху сильные мира сего могли позволить себе неприличную или экстравагантную выходку. В XIII веке император Фридрих II Гогенштауфен, любивший охоту, построил на юге Италии роскошный каменный замок на вершине горы. Это были его любимые угодья для соколиной охоты. К несчастью, соколы часто терялись в соседних лесах, поэтому Фридрих приказал срубить все деревья в радиусе примерно 30 км вокруг замка. И по сей день замок Кастель-дель-Монте величественно и одиноко возвышается посреди каменной пустыни. Подобное отношение к живой природе не редкость среди власть имущих, от древних фараонов до Иосифа Сталина. Они любят превращать природу в мертвые памятники, чтобы упрочить свой непомерно раздутый имидж. Но сегодня возможность удовлетворять искусственные потребности своего эго получили широкие слои населения, численность которого с лихвой компенсирует его относительно скромные запросы.

Из рассмотренных выше принципов вытекает еще один: 6) в эволюции проявляются две противоположные тенденции: одни изменения ведут к гармонии (т. е. к способности получать энергию путем сотрудничества и утилизации прежде не использовавшихся видов энергии, а также снижения ее потерь), а другие — к энтропии (сюда относятся способы получения энергии для собственных нужд путем эксплуатации других организмов, приводящей к конфликтам и беспорядкам). Все мы знаем, что во многих случаях очень трудно четко определить, какая из тенденций преобладает в данной ситуации. Нередко оба процесса происходят одновременно. Ведет ли, например, скотоводство к гармонии или энтропии? Можно утверждать, что оно вносит свой вклад в гармонию, снимая необходимость охотиться и нападать на другие группы людей ради пропитания; также оно повышает благосостояние людей и тем самым открывает другие возможности развития, основанные на кооперации. Но можно также утверждать, что разведение крупного рогатого скота — это жестокая эксплуатация коров и что оно ведет к уничтожению тропических лесов, и поэтому данный аспект эволюции больше способствует конфликту, чем гармонии. Истина, скорее, в том, что ценность определенных практик со временем меняется. Охота на буйволов помогала индейцам Великих равнин выживать, но стала одним из проявлений энтропии, когда белые переселенцы принялись бездумно уничтожать стада ради развлечения.

Нацисты заявляли, что, уничтожая евреев, цыган и калек, они создают лучший, более гармоничный мир. Любой преступник оправдывает свои действия, даже самые отвратительные, стараясь приписать себе позитивные намерения. Но означает ли это, что мы должны вовсе отказаться от попыток проводить различия между более и менее разрушительными действиями? Нельзя игнорировать последствия человеческих поступков, даже если наши выводы при этом неоднозначны. Например, мы восхищаемся Фридрихом II (современники называли его stupor mundi — «чудо света») — ведь он построил замок, расширивший наше представление о прекрасном в архитектуре. Но одновременно мы признаем за ним вину в бессмысленном уничтожении природы. Что касается нацистов, то их программа изменения общества, очевидно, в такой степени основывалась на энтропии — жестокости, конфликте и нарушении прав человека, — что никакой созданный ими общественный порядок не смог бы искупить это.

Последний принцип эволюции гласит: 7) как правило, к гармонии ведут эволюционные изменения, делающие организм более сложным, то есть развивающие его дифференциацию и интеграцию.

Дифференциация указывает на то, в какой степени система (это может быть орган, например мозг, или отдельный человек, семья, корпорация, культура, человечество в целом) состоит из структурно или функционально отличных частей. Интеграция показывает, насколько различные части системы способны взаимодействовать и помогать друг другу в достижении своих целей. Система, обладающая большей дифференциацией и интеграцией, чем другая, считается более сложной.

Например, человек дифференцирован настолько, насколько многообразны его интересы, способности и цели; его интеграция пропорциональна гармонии различных целей, мыслей, чувств и действий. Человек, который лишь дифференцирован, может быть гением, но при этом страдать от внутренних конфликтов. Тот, кто лишь интегрирован, наслаждается душевным покоем, но вряд ли сможет внести свой вклад в культуру. Подобным образом в дифференцированной семье ярко выражены индивидуальности детей и родителей, а члены интегрированной семьи объединены заботой и взаимной поддержкой. В исключительно дифференцированной семье воцарится хаос, а исключительно интегрированная семья задохнется в собственных объятиях. На любом уровне рассмотрения сложность подразумевает оптимальное развитие как дифференциации, так и интеграции.

Многие мыслители утверждали, что эволюция движется к большей сложности. Верно, что со временем молекулы обычно становятся сложнее, что многоклеточные организмы наследуют простым клеткам, организмы с б?льшим мозгом приходят на смену тем, у кого мозг меньше, на месте раздробленных общин и патриархальных укладов возникают национальные государства и мировые религии. И тем не менее такая последовательность развития событий — не единственно возможная. Более простые формы тоже развиваются, чтобы использовать в своих интересах более дифференцированные. Каждый новый сложный организм порождает все новых паразитов, и, как показала новейшая история, могущественные империи распадаются на мелкие государства. Эволюция не всегда неуклонно движется к большей сложности{104}, однако лишь это направление ее движения позволит жизни существовать в будущем.

ПРИРОДА СЛОЖНОСТИ{105}

Используемый в этой книге термин «сложность» легко истолковать неверно. Например, его нередко воспринимают как синоним чего-то мудреного, запутанного. Но обычно, называя нечто запутанным, мы имеем в виду его трудность для нашего понимания, непредсказуемость, неясность. А это признаки дифференцированности без достаточной интеграции — то есть отсутствия сложности. Сложная система не является запутанной, поскольку ее части, какими бы разнообразными они ни были, органически сочетаются друг с другом.

Идея сложности успешно применяется на самых разных уровнях рассмотрения. Первоначально она была разработана для описания живых организмов. Благодаря специализации внутренних органов и совершенству их функций краб представляется более сложным существом, чем губка. Однако эту концепцию можно легко распространить на значительно более широкий спектр явлений — от молекул до машин, от телепрограмм до политических систем.

Иногда отражением сложности считается размер: более крупные организмы кажутся более сложными. Но, опять же, это верно не всегда. Слон биологически не сложнее мыши, а гигантский небоскреб с архитектурной точки зрения не сложнее дома Фрэнка Ллойда Райта[12]. Советский Союз, несмотря на гигантские размеры, не был сложным обществом прежде всего потому, что его монолитное централизованное управление и идеология душили личную инициативу и разнообразие. Вследствие недостаточной дифференциации это государство распалось. Соединенные Штаты, напротив, обладают высокой степенью дифференциации. Их сложности угрожает нечто противоположное: разрушение единства ценностей и норм поведения, что может привести к распаду общества по причине недостаточной интеграции.

Сложность представляется основным принципом эволюции, потому что когда два организма соперничают за энергию, как правило, преимуществом обладает тот из них, чья психология и поведенческий репертуар сложнее. Предположим, вы хотите купить фотоаппарат. Скорее всего, вы предпочтете модель, имеющую, в сравнении с другими доступными, больше разнообразных характеристик (дифференциация), которые хорошо функционируют совместно (интеграция), что делает ее более удобной в использовании. Другие покупатели, скорее всего, захотят того же. Таким образом, конкуренция между фотоаппаратами постепенно приведет к «вымиранию» более простых устройств и развитию популяции моделей со все б?льшим набором характеристик и все более простых в обращении. В этом смысле сложность — результат отбора, протекающего во времени; можно даже сказать, что она нам навязана.

И все же, как уже отмечалось выше, сложность побеждает не всегда. Процесс эволюции кажется исключительно непредсказуемым, полным «фальстартов» и временных отступлений. Например, в ледниковый период многие весьма сложные виды вымерли, а более простые организмы, устойчивые к холоду, процветали. В истории человечества обратное движение такого рода весьма обычное явление. Короткие периоды свободного развития человеческой индивидуальности, в которые люди тем не менее были связаны общими целями и ценностями, обычно сменялись «темными веками», когда преобладали разброд и хаос. Если бы можно было выбрать, в какое время жить в Афинах — в V веке или в V веке до н. э., мало кто выбрал бы первую дату, как едва ли кто-то предпочел бы Флоренцию 1000-го или 1800-го года, имея возможность жить там в 1400-м году. Именно потому, что сложность не побеждает автоматически, на нас лежит ответственность за формирование будущего. С каждым новым десятилетием от наших действий все больше зависит, что победит — хаос или гармония.

Сложность — точка отсчета в определении направления эволюции. Однако мы не слишком хорошо понимаем, как сделать свою повседневную жизнь сложнее. Имеющиеся альтернативы активно стараются привлечь наше внимание, причем каждая из них утверждает, что принесет нам наибольшую пользу. У кого из четырех кандидатов в Сенат самая сложная программа? Какая телепрограмма предлагает самую сложную информацию? А какая из газетных статей? Какие-то модели машин сложнее других, поскольку содержат уникальные компоненты, а все их части в целом работают слаженно. Какие-то рестораны «сложнее» других, поскольку предлагают изысканные блюда с хорошо сочетающимися компонентами, сервированные оригинально, но без излишеств. Важно научиться находить сложность в повседневной жизни, поскольку умение проводить такого рода разграничения сослужит нам добрую службу, когда мы окажемся перед выбором, способным реально изменить направление эволюции.

МОРАЛЬ И ЭВОЛЮЦИЯ{106}

Последствия нашего выбора более сложной машины или ресторана весьма незначительны в сравнении с моральным выбором между «добром» и «злом». И все же обычно сложность — часть морального выбора. То, что мы считаем хорошим, создает гармонию, тогда как плохое приводит к растерянности и хаосу.

В любом из известных человеческих сообществ идеи добра и зла были одним из главных факторов, формировавших культуру. Необходимость в моральном кодексе возникла, когда человек благодаря эволюции перестал всецело зависеть от инстинктов и смог действовать исходя из злого умысла, что недоступно организмам, управляемым только инстинктами. Поэтому любая социальная система должна была создавать мемы, ответственные за поддержание гармонии внутри группы, ибо гены с этой задачей уже не справлялись. В целом эти формирующие моральную систему мемы явились наиболее успешной попыткой человечества придать эволюции нужное направление.

Однако когда около ста лет тому назад социальные науки принялись «разоблачать» человеческие институции, стало модным — по крайней мере в кругах интеллектуалов — утверждать полную относительность и произвольность устройства создаваемых различными культурами моральных систем{107}. Возникновение такой системы трактовалось в лучшем случае как игра исторических случайностей, а в худшем — как намеренная мистификация властей предержащих с целью держать всех в узде.

Действительно, в каждой культуре есть понятия добра и зла, кажущиеся странными с точки зрения другой культуры. Например, почему мужчины в центральной Индии считают, что есть курятину через день после смерти отца — хуже, чем бить жену?{108} Почему для католиков есть мясо по пятницам — грех? Тем не менее эти своеобразные верования зачастую основаны на совершенно понятных представителям любой культуры идеях. Например, католики не едят мясо по пятницам в память о том, что в этот день умер Сын Божий. На самом деле гораздо интереснее то, насколько солидарны основные мировые моральные системы, воспринимая «добро» как средство гармонизации сознания и отношений между людьми, то есть достижения так называемой негэнтропии, создающей, в свою очередь, новые уровни сложности.

Например, буддисты учат, что каждый человек в течение своей жизни способен существовать в одном или нескольких из «Десяти миров»{109}. Эти миры упорядочены иерархически: инстинктивные, генетически запрограммированные находятся внизу, а управляемые сознанием — наверху. Человек, решивший провести всю свою жизнь в подчиненных страстям шести нижних мирах, не способен реализовать свой потенциал и оказывается полностью зависим от внешних сил. Лишь «Четыре благородных мира» позволяют в полной мере реализовать человеческую сущность. Вот они в порядке их следования: обучение, реализация, бодхисаттва (сострадание и альтруизм) и последний — состояние будды, т. е. абсолютная свобода и постижение конечной истины. Эта буддистская иерархия основана на мысли о том, что идеальное направление человеческого развития связано с дифференциацией (т. е. освобождением от генетического и социального детерминизма благодаря развитию способности контролировать собственные побуждения и страсти) и интеграцией (т. е. состраданием, альтруизмом и в конечном счете слиянием собственной с трудом добытой индивидуальности с сущностной гармонией Вселенной).

Несмотря на разные акценты и различия в метафорах, объясняющих, почему что-то одно хорошо, а что-то другое плохо, великие моральные системы всего мира в основном согласуются с буддизмом. Зороастрийцы Персии, индийские йоги, христиане и мусульмане могли бы осознать и одобрить концепцию развития в направлении сложности, если бы в их силах было приподнять завесу майи, созданную историческими случайностями, и отбросить внешние различия их вероучений. Но к сожалению, большинство верующих людей, увязнув в культурных иллюзиях, считают свою мораль правильной в смысле отражения не универсальной гармонии, а именно христианской, мусульманской или индуистской. Иными словами, используя буддистскую метафору, они заключены в нижних мирах и принимают случайные элементы своих верований за сущностные.

Современная психология близка к основным идеям традиционных религий{110}. Предлагаемое ею понимание образцового человеческого поведения подчеркивает важность освобождения от инстинктивных реакций, от эгоизма, а затем от конформизма по отношению к социальным стандартам и излишнего индивидуализма. На высших уровнях своего развития независимая личность сочетает собственные интересы с интересами все более широких социальных групп. Эта общая схема нашла свое выражение в иерархии потребностей Маслоу, теории развития эго Джейн Ловингер, теории морального развития Лоуренса Кольберга, типологии защит Джорджа Вэйланта и большинстве других теорий, рассматривающих возможности развития более сложной человеческой личности. В этих теориях прогресс рассматривается как освобождение человека сначала от власти генов, затем — от культурных ограничений и в конечном счете — от личных страстей.

Все этические системы, религиозные или психологические, суть попытки задать направление эволюции, переориентировать мысли и действия от прошлого к настоящему. Прошлое, определяемое инстинктами, давлением традиций, личными пристрастиями, всегда будет иметь б?льшую силу. Будущее, строящееся на представлениях о более свободной, сострадательной, превосходящей наши непосредственные потребности жизни, непременно слабее, поскольку является абстракцией, образом того, что может быть. Все возможное, новое, креативное всегда более эфемерно, чем проверенное и истинное. Реалисту легко посмеяться над непрактичным идеалистом, направляющим свою психическую энергию на «бессмысленные» голубые мечты, ведь реалист знает, что имеет дело с конкретными вещами, присутствующими здесь и сейчас. Без реалиста нам было бы не выжить. Однако не вкладывая свою жизненную энергию в более сложные цели, мы не смогли бы эволюционировать.

Развитие в направлении большей сложности требует от нас создания соответствующего морального кодекса, который будет управлять нашими решениями. Этот кодекс, принимая во внимание мудрость традиции, должен, тем не менее, черпать силы в будущем, а не в прошлом. «Добром» он должен считать максимальное развитие индивидуального потенциала вкупе с достижением наивысшей социальной и экологической гармонии. Но как мы увидим в следующем разделе, сформировать такой кодекс не так-то легко.

РЕГУЛИРОВАНИЕ ЧИСЛЕННОСТИ НАСЕЛЕНИЯ

Пожалуй, как прежде, так и теперь самая важная для нашего вида нравственная проблема — приведение в соответствие численности населения и количества ресурсов. На данный момент эта проблема имеет три аспекта: перенаселение, постоянно растущее неравенство между богатыми и бедными и уничтожение естественной среды обитания. Ключевой вопрос здесь — можно ли и каким образом регулировать количество и качество будущих организмов. В свете такой дилеммы представляется особенно затруднительным создание морального кодекса, основанного на максимизации личной свободы и социальной гармонии.

Большинство людей с понятной настороженностью относятся к вмешательству в природное равновесие, когда человеческое общество, пренебрегая естественным отбором, препятствует размножению одних организмов, поощряя к увеличению численности других. Конечно, мы вмешивались в жизнь животных и растений с незапамятных времен, возделывая землю и занимаясь животноводством, и с каждым годом контроль человека над «материей жизни» лишь возрастал. Генная инженерия существует едва ли несколько десятков лет, а мы уже мечтаем о будущих возможностях, которые откроет нам эта технология. Гораздо менее радужная перспектива — идеи евгеники в приложении к человеку, когда некоторые индивиды получат возможность решать, кому жить и размножаться, а кому нет.

В некоем смутном, не вполне осознанном виде человечество практиковало евгенику на протяжении всей своей истории. Довольно отчетливо проявлялось ее отрицательное направление, когда одни племена или нации всеми силами старались истребить другие. Геноцид — не современное изобретение. И хотя прежде подобные деяния не подкреплялись нацистской или коммунистической идеологией, они основывались на столь же устойчивых стереотипах и предрассудках. Орды Тамерлана или Чингисхана не испытывали угрызений совести, убивая сотни тысяч жителей покоренных земель, поскольку не считали людьми тех, кто не пьет молоко их кобылиц. Европейские захватчики Северной Америки считали себя вправе стрелять в туземцев, поскольку те не были крещены. Маори, несколько столетий назад приплывшие в Новую Зеландию и истребившие местное население, теперь требуют защиты от белого колониализма. Точно так же на юго-западе США потомки испанских завоевателей Центральной Америки сами превратились в «коренных жителей» и заявляют о всевозможных правах первенства, принадлежащих им, а не английским захватчикам.

Однако геноцид — не единственная историческая форма евгеники. Похищение сабинянок — драматический, но отнюдь не единичный пример проявления другой ее стороны: увеличение воспроизводства одних индивидов за счет других. Как гласит легенда, когда Рим начал превращаться в сильное и процветающее поселение, к семи холмам вокруг переправы через Тибр стали стекаться предприимчивые молодые мужчины из соседних племен. А женщин почти не было. И вот однажды римляне устроили большой праздник, на который пригласили своих торговых партнеров — сабинян, живших в горах к востоку от Рима. После оргии римляне умыкнули сабинянок, которые со временем родили детей — наполовину римлян, а не чистокровных сабинян. На протяжении человеческой истории нечто подобное в различных вариациях наверняка повторялось тысячи раз.

Наконец, в наше время евгеника проявляет себя в праве на размножение. Кому будет разрешено воспроизвести информацию своих хромосом и передать ее в будущее? Сегодня право обзаводиться потомством единодушно признано за каждым. Совсем недавно подруги заключенных-смертников протестовали против нарушения их права рожать детей от убийц, также выдвигались коллективные иски от имени людей с явными психическими отклонениями, чье право на размножение было ограничено. Однако на чем основано это предполагаемое «право»? Является ли оно правом естественным, т. е. необходимым условием существования, таким как дыхание, или это соглашение, вытекающее из общественного договора, который включает как права, так и обязанности?

Утверждение, что природа гарантирует каждому взрослому индивиду право произвести потомство, явно не соответствует действительности. Будет индивид размножаться или нет, определяется не просто его желанием, или «правом» на размножение, а потенциалом экосистемы, а также — у групповых видов — нуждами группы. Немногие рыбы, рептилии или птицы видят свое потомство взрослым. У многих млекопитающих правом спаривания обладают лишь те, кто находится на вершине иерархии доминирования. У приматов самцы зачастую вынуждены оставаться холостяками. И хотя большинство самок вынашивают детенышей, потомство субдоминантных матерей по большей части гибнет молодым, нередко от рук других самок. Такое поведение объясняется не «животным» бессердечием, а необходимостью группы обеспечить свое выживание в полной непредвиденных угроз среде.

По той же причине все известные человеческие сообщества фактически создали способы предоставлять право на размножение лишь тем взрослым индивидам, кто обладает необходимыми способностями и ресурсами для обеспечения своего потомства. Обычно это осуществлялось посредством ограничений на вступление в брак{111}. Различные обычаи всего мира, требовавшие весьма значительных капиталовложений в приданое и выкуп невесты в качестве условия брака, были не причудливыми, случайно возникшими традициями, а наилучшим возможным решением проблемы заботы о детях. «Нет скота — нет детей», — неписаное правило большинства человеческих обществ. Пара не могла вступить в брак без поддержки расширенной семьи, т. е. «социального страхования» на случай, если молодые родители не смогут сами обеспечивать своих детей. Обычно молодые люди не могли сами принести достаточное приданое или выкуп. Их вносили старшие родственники как залог того, что потомство новой пары не станет сообществу обузой.

Полигамия как самая распространенная в мире форма брака также давала возможность размножаться лишь мужчинам, обладавшим достаточными ресурсами для обеспечения своих жен и потомства. До недавнего времени даже в Европе и Америке у мужчин, не имевших собственности, было меньше возможностей завести потомство; безземельные младшие сыновья часто оставались холостяками, а женщины, которые не могли найти мужа, — старыми девами, которые на правах тетушек жили в домах своих сестер, помогая им по хозяйству.

В наши дни любое предложение ограничить деторождение бедных слоев населения заставляет защитников обездоленных возмущаться и обвинять более обеспеченные классы, пытающиеся провести такие ограничения, в попытках геноцида. Эти критики утверждают, что подобная идея могла появиться только благодаря расистской капиталистической природе нашего общества. Тем не менее все культуры на всех континентах с незапамятных времен старались ограничивать рождаемость. Трудно представить, как могло бы выжить общество, не заботящееся о том, чтобы детей растили ответственные родители.

На подобных важных проблемах и проверяется моральный кодекс, основанный на сложности. Очевидно, что ни материальное положение, ни расовая принадлежность, ни даже здоровье уже не определяют, больше или меньше у индивида шансов завести собственное потомство. И все же какой-то контроль здесь необходим. Что позволило бы наилучшим образом обеспечить права индивида и общественную гармонию? На данный момент конкретного ответа, видимо, нет. Однако если достаточное количество людей осознают, что именно они определяют направление эволюции, и выберут курс на сложность, то подходящий ответ будет найден. Так будет сделан следующий шаг в истории будущего.

ЕВМЕМИКА: ОГРАНИЧЕНИЕ ВОСПРОИЗВОДСТВА МЕМОВ

Направляя эволюцию, нам следует заботиться не только о генах. Технология, стиль жизни, идеи и верования также используют нашу энергию и тем самым влияют на возможности человечества. Безусловно, на протяжении большей части истории мы боролись за распространение идей. Религиозные войны, смена политических систем, конкуренция этнических групп, ценностей и философий — это примеры борьбы мемов за место в наших душах. Поэтому можно утверждать, что люди, сами того не осознавая, всегда занимались евмемикой (этот довольно неуклюжий неологизм происходит от греческих слов, означающих «хороший» и «имитация»).

Если бы мы систематически практиковали евмемику, то давно осознали бы, что за использование вещей и идей приходится платить. Мы вкладываем в создание вещей свою умственную и физическую энергию, а когда начинаем ими пользоваться, они принимаются влиять на наше мышление и образ действий. Скажем, ядерные реакторы — это мощные инструменты, однако они ставят перед грядущими поколениями дорогостоящую задачу обезопасить планету от радиоактивных отходов; они же позволяют террористам шантажировать нас, например сербские вооруженные формирования угрожали взорвать свои ядерные установки, если западноевропейские страны вмешаются в гражданскую войну в Боснии. Поэтому в качестве первого шага к управлению эволюцией мемов нам необходимо осознать, с какой легкостью вещи и идеи способны подчинить себе жизненную энергию человека.

В качестве следующего шага мы должны оценить сложность рассматриваемых мемов, а также задаться вопросом, насколько они смогут привнести сложность в нашу жизнь. Для того чтобы этому научиться, потребуется время, поэтому лучше всего начать с самых простых и незначительных ситуаций. Представьте, что, сидя в приемной у врача, вы замечаете на столе два журнала: первый — типичное чтиво про знаменитостей, второй — о природе. Поскольку делать вам больше нечего, а ждать приема еще несколько минут, вы потянулись за журналом. Какой из них вы выберете? Вы можете взять какой попадется, или тот, что к вам ближе, или верхний. Или с более яркой обложкой, или тот, что кажется более интересным.

Однако прежде чем принять решение, стоит задаться вопросом: какой из двух журналов подарит мне более сложный опыт? Иными словами, из какого журнала я узнаю нечто новое (дифференциация), обогатив свой жизненный опыт (интеграция). Журнал светской хроники поведает вам пикантные истории из жизни рок-звезд и звездочек, и, ознакомившись с их романтическими историями, вы сможете лучше разобраться в собственных эмоциях, но с другой стороны, это всего лишь бессмысленные перепевы одних и тех же сюжетов мыльных опер, из которых вы вряд ли узнаете нечто существенное. Журнал, посвященный природе, может рассказать вам о некоторых достойных запоминания особенностях пауков и китов. Возможно, вы также можете испытать более глубокое ощущение понимания полученной информации. Итак, какой журнал скорее подарит вам более сложный опыт? Большинство ответят, что выбрали бы второй журнал, но окончательный ответ на этот вопрос не может быть теоретическим — все зависит от сиюминутных потребностей, долгосрочных целей и интересов человека, стоящего перед выбором. Важно, однако, выработать привычку при любом повседневном выборе оценивать альтернативы — какая из них способна сделать вашу жизнь более гармоничной.

Не тренируясь на таких незначительных вещах, мы едва ли научимся последовательно направлять критическую для нас эволюцию мемов. Зачастую мы принимаем даже существенные решения — например, выбираем спутника жизни или работу, — бездумно следуя предписаниям генов или общественным условностям. Иногда такое решение может оказаться оптимальным, но чаще оно бывает не лишено недостатков. Делая выбор под нажимом внешних сил, мы в лучшем случае воздействуем на эволюцию случайным образом. Когда реальность скрыта за покровами майи, наши действия способствуют скорее энтропии, чем достижению гармонии.

Итак, третий шаг, помогающий нам направлять эволюцию мемов, требует оценивать сложность альтернатив. Читая более сложные журналы, ведя более сложные разговоры, голосуя за кандидатов с более сложными программами, приобретая более сложные трудовые навыки, предпочитая более сложные виды отдыха, придерживаясь более сложных религиозных верований, человечество создаст для себя более сложное и гармоничное будущее, где энтропия будет сведена к минимуму.

Необходимо помнить, что всякий раз, когда мы направляем внимание на идею, текст, спектакль, покупаем товар или совершаем поступок исходя из некоего убеждения, мы изменяем, пусть и совсем незначительно, структуру будущего. Каждую минуту, делая тот или иной выбор, мы создаем мир, в котором будут жить наши дети и внуки. Будущее формируют не только наши законы, войны, великие изобретения и произведения искусства, но и незначительные привычки мышления и поведения: то, как мы говорим со своими детьми, как проводим свободное время, как относимся к ограниченным ресурсам — экономим их или наращиваем потребление. В долгосрочной перспективе эти несущественные выборы, эти тривиальные решения играют не меньшую роль, чем наполеоновские войны.

Но стоит ли заботиться о гармонии отдаленного будущего, если и так есть куда направить свою психическую энергию? Очень заманчиво сосредоточиться на себе любимом, а будущему предоставить самому позаботиться о себе. В конце концов, наша генетическая программа, сформировавшаяся еще до того, как наши предки обрели сознание, велит нам направлять усилия на воспроизводство собственных генов. Это довольно важная задача, и для многих она станет приемлемой целью жизни. Но много будет и тех, кто не удовлетворится одним лишь выживанием и размножением. Как раз таких людей и привлекает возможность внести сознательный вклад в эволюцию.

Может показаться, что необходимость взвешивать предполагаемую сложность результатов выбора превратит нашу жизнь в скучную бухгалтерию. А как же естественность, удовольствие от исполнения сиюминутных прихотей, придающих жизни вкус? Для того чтобы научиться направлять эволюцию, вовсе не обязательно становиться унылыми счетоводами, скучными клерками, сверяющими каждый поступок с бесконечной бухгалтерской книгой. Скорее, все будет как раз наоборот. Правда, первые попытки рассчитать влияние каждой альтернативы на мировую гармонию могут действительно вызывать затруднения и тормозить дело. Но с опытом это умение поможет нам стать свободными. Оно позволит нам действовать более решительно, без сомнений и сожалений.

Мастера боевых искусств, исподволь практикуясь, настолько овладевают техникой, что могут действовать — как только в этом возникнет необходимость — не задумываясь, но при этом с величайшей точностью. Так и мы, привыкая выбирать сложность, приучаемся легко и без душевных мук преодолевать жизненный хаос. Есть старая итальянская поговорка, которая отлично подходит к задаче управления эволюцией, как, впрочем, и к любой другой трудной задаче: Impara Farte, е mettila da parte, что означает: «Научись делать это — и забудь, что ты об этом знаешь». Когда человек усвоит принципы осознанного выбора, ведущего к гармонии, так, что они станут его второй натурой, у него снова появится возможность действовать спонтанно, но уже значительно более обоснованно.

А древние конфуцианцы сформулировали мысль о том, что, прилежно дисциплинируя свой ум, мы постепенно обретаем полную свободу действий, так: «Мудрец владеет своими желаниями, приручает свои порывы, и всем, что ему подчинено, он правит наилучшим образом. Поэтому человек жэнь следует Пути без намеренного усилия; мудрец следует Пути, ни к чему не стремясь»{112}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.