Воображаемые причины

Воображаемые причины

В совокупности, тенденция к детерминизму и склонность к избирательности ведут к тому, что объяснения с позиций здравого смысла подвержены так называемой «post hoc[31] ошибке». Она связана с фундаментальным требованием причинно-следственной связи: для того чтобы А являлось причиной Б, А должно предшествовать Б. Если бильярдный шар покатится до того, как по нему ударили другим шаром, значит, это вызвано чем-то иным. И наоборот, если мы ощущаем дуновение ветра и только потом видим, как начинают колыхаться ветви дерева, то с уверенностью заключаем: причиной движения стал ветер. Все это замечательно. Но из того, что А предшествует Б, вовсе не следует, что А обязательно является причиной Б. Если вы слышите пение птицы или видите, как кошка крадется вдоль стены, а потом замечаете, как начинают колыхаться ветви, то едва ли сделаете вывод, будто двигаться их заставили кошка или птица. Это очевидно, и в физическом мире у нас имеется предостаточно теорий о том, как все устроено. С их помощью мы и отсортировываем вероятное от невероятного. Но когда дело доходит до социальных явлений, здравый смысл удивительно ловко заставляет казаться возможным целое множество потенциальных причин. Как следствие, стоит нам столкнуться с некой последовательностью событий, как мы спешим установить между ними причинно-следственную связь, совершенно не обращая внимания на то, подтверждается она фактами или нет.

«Закон малого числа», обсуждавшийся в предыдущей главе, есть воплощение post hoc ошибки. Когда бы ни случилось нечто любопытное — будь то неожиданный бестселлер или ошеломляющий успех актера или продукта, — всегда кто-то будет первым. Именно этот человек и покажется влиятельным. Книга Малкольма Гладуэлла «Переломный момент» изобилует историями об интересных людях, якобы сыгравших решающие роли в истории. Пол Ревир и его знаменитая полуночная скачка из Бостона в Лексингтон, поставившая на ноги отряды местного ополчения и положившая начало американской революции. Гаэтан Дюга, неразборчивый в половых связях бортпроводник канадской авиакомпании, получивший известность как «нулевой пациент» американской эпидемии ВИЧ. Луиза Вайсберг, героиня одноименной статьи Малкольма Гладуэлла, знавшая всех и каждого и имевшая дар объединять людей. И горстка стиляг из Ист-Виллидж[32], ради веселья щеголявших в туфлях Hush Puppies и в итоге возродивших былую славу всеми забытого бренда.

Все это, бесспорно, увлекательные и поучительные истории. Читая их, трудно не согласиться с Гладуэллом: когда происходит нечто столь удивительное и драматичное, как яростная оборона Лексингтона минитменами 17 апреля 1775 года, кто-то особенный — типа Пола Ревира — непременно должен был этому поспособствовать. Объяснение Гладуэлла тем убедительнее, что он рассказывает об Уильяме Дозе — другом всаднике, который также попытался предупредить повстанцев, но поехал иным, нежели Ревир, путем. В итоге отряды местного ополчения по дороге Ревира на следующий же день оказались в полной боевой готовности, а вот жители таких городков, как Уолтэм, которые посетил Доз, похоже, узнали о маневрах британских войск слишком поздно. Поскольку Ревир ехал по одной дороге, а Доз по другой, разница в результатах, следовательно, может быть приписана различиям между двумя этими людьми. Все дело в том, что Ревир был объединителем, а Доз — нет^{142}.

Впрочем, Гладуэлл не учитывает, что в этих двух поездках отличались и многие другие факторы. Разные маршруты, города и люди, которые, услышав новость, принимали разные решения о том, кого будить. В отличие от Уильяма Доза, Пол Ревир вполне мог быть удивительной и харизматической личностью. Не спорю. Однако в ту ночь произошло столько всего, что объяснять результаты некими внутренними качествами двух мужчин — все равно что приписывать успех «Моны Лизы» ее особенностям, а снижение уровня насилия в суннитском треугольнике в Ираке в 2008 году — «большой волне». Скорее личности, подобные Ревиру, post factum кажущиеся влиятельными, больше похожи на «случайных лидеров», которых мы с Питером Доддсом обнаружили в наших симуляциях, — на тех, чья особая роль зависит от сочетания других факторов.

Чтобы проиллюстрировать, насколько легко post hoc ошибка генерирует случайных «влиятелей», рассмотрим эпидемию атипичной пневмонии, случившуюся в Гонконге в начале 2003 года. В ходе следствия было установлено, что один-единственный пациент — молодой человек, приехавший в Гонконг на поезде с материкового Китая и впоследствии попавший в больницу принца Уэльского, — лично заразил 50 человек. В итоге это привело к 156 случаям заболевания только в одной больнице. Эта вспышка привела ко второй мощной вспышке — за пределами больницы, что, в свою очередь, вызвало эпидемию, распространившуюся на Канаду и другие страны. Основываясь на подобных примерах, все больше эпидемиологов приходят к выводу: итоговая серьезность эпидемии несоразмерным образом зависит от действий так называемых суперраспространителей — людей, подобных Дюга или пациенту больницы принца Уэльского^{143}.

Но насколько особенны эти люди в действительности? В истории с атипичной пневмонией источником проблемы явился неверно диагностированный случай обычной пневмонии. Вместе того чтобы, как сделал бы любой нормальный врач, изолировать пациента, зараженного неизвестным респираторным вирусом, его поместили в общую палату с плохой вентиляцией. Но это еще полбеды. Поскольку диагноз был «пневмония», в легкие больного поместили аппарат принудительной вентиляции, который лишь усугубил распространение вируса. В результате условия в переполненной палате привели к тому, что заразились несколько медработников, а также другие пациенты. Это событие, бесспорно, оказалось важным для распространения болезни — по крайней мере, локально. Однако действительной причиной стал не столько сам пациент, сколько особенности его лечения. До этого никакие сведения о больном не могли вызвать подозрений в том, что в нем есть нечто особенное, ибо ничего особенного в нем и правда не было.

Сосредоточение на «суперраспространителях», а не на обстоятельствах, приведших к распространению вируса, было бы грубой ошибкой даже после вспышки в больнице принца Уэльского. Следующая крупная вспышка атипичной пневмонии произошла вскоре после этого — в жилом многоквартирном доме в Гонконге, Amoy Gardens. На этот раз главный виновник, заразившийся в больнице, где проходил лечение почек, заработал диарею. К несчастью, водопроводная система здания была неисправна, и инфекция распространилась на 300 других человек, хотя никто из жертв в одной комнате с больным не находился. Следовательно, какие бы выводы о «суперраспространителях» мы ни сделали путем изучения особых качеств пациента в больнице принца Уэльского, они были практически бесполезны в случае с Amoy Gardens. В обеих ситуациях так называемые «суперраспространители» оказались просто случайными побочными продуктами других, более сложных обстоятельств.

Мы никогда не узнаем, что произошло бы в Лексингтоне 17 июля 1775 года, если бы Пол Ревир и Уильям Доз поменялись маршрутами. Вполне возможно, все обернулось бы точно так же — за исключением того, что в истории сохранилось бы имя второго, а не первого. Как ко вспышкам атипичной пневмонии в больнице принца Уэльского и здании Amoy Gardens привела сложная комбинация причин, так и победа в Лексингтоне зависела от решений и взаимодействия тысяч людей, не говоря уж о других превратностях судьбы. Другими словами, несмотря на желание приписать тот или иной результат одному-единствен-ному особенному человеку, мы должны понимать: такой соблазн возникает не потому, что так есть на самом деле, а потому, что нам очень хочется, чтобы так было.

Проблема воображаемых причин отнюдь не ограничивается объяснениями об особенных людях — хотя эту ошибку совершить очень легко. Здравый смысл и история постоянно создают иллюзию причины и следствия там, где их не существует. С одной стороны, здравый смысл — отличный генератор вероятных причин, таких как особенные люди, качества или обстоятельства. А с другой — история любезно выбрасывает большую часть данных, оставляя лишь крошечную нить событий, которой мы и стараемся дать надлежащее объяснение. Нам кажется, будто здравый смысл подсказывает, почему что-то случилось. Неправда. Он лишь говорит, что именно произошло.