ПОСЛЕСЛОВИЕ

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Книга Эдварда де Боно знакомит читателя с некоторыми важными особенностями творческой деятельности человека. Избранный автором жанр — популярный очерк — освобождает, естественно, его от необходимости систематического анализа философских, психологических и социологических концепций творчества. Однако в неявном виде они все же представлены в книге, поэтому читателю, возможно, будет полезно включить описываемые автором факты и формулируемые положения в более широкий теоретический контекст.

Одна из трудных проблем, которая возникает при изучении творческой деятельности, — это проблема критерия дифференциации творческой и нетворческой деятельности. В существующей литературе часто не различают, например, психологические и социологические критерии творчества, описывая его как процесс создания нового, социально ценного продукта. Возникает вопрос: нового и ценного для кого? Для общества или для индивида? Если без малейшего колебания каждый назовет открытие ученым нового физического закона актом творчества, то как назвать деятельность ученика, решающего школьную задачу нешаблонным методом, или шутку, имеющую смысл лишь в случаях межличностного ситуативного общения?

Автор книги решил эту проблему путем использования терминологических разграничении. Творчество понимается им сравнительно узко — только как “серьезное занятие”, заканчивающееся получением социально значимого продукта. Кроме творческого, автор выделяет более широкий класс процессов, названный им “применением латерального (lateral) мышления”. Термин “латеральный” не имеет эквивалента в нашей литературе и потому в переводе был передан термином “нешаблонное” мышление. В отечественной психологической литературе понятие “творческая деятельность” используется иногда в более широком смысле; основными признаками этой деятельности считаются новообразования, возникающие в ходе самой интеллектуальной деятельности (цели и подцели, оценки, смыслы и др.). Это более широкое толкование термина “творческая деятельность” очень близко к употребляемому автором термину “нешаблонное мышление”.

Каковы же конкретно-психологические характеристики творческих (“нешаблонных”) процессов? Автор справедливо отмечает широкое использование визуализации, оперирование “малыми вероятностями”, “сдвиг внимания”, изменение подхода к задаче. Решение творческой задачи часто считается “невозможным” до ее решения и “тривиальным” после решения; само же решение может быть найдено неожиданно. За этими беглыми описаниями стоят сложные теоретические проблемы и дискуссии между разными психологическими школами.

Одним из первых конкретно-психологических учении об умственных процессах было учение ассоцианистов, которые в чувственных образах и связях между ними (ассоциациях) усматривали психологическую структуру умственной деятельности. Позднее представители Вюрцбургскои школы психологии мышления, напротив, считали одним из основных признаков подлинного мышления его безобразность. Затем в контексте исследования интеллектуального поведения высших животных и детей младшего возраста, а также некоторых видов профессиональной деятельности человека интерес к анализу образных компонентов мышления вновь усилился. Таким образом, проблема визуализации, роли образных компонентов в мышлении относится к числу классических, хотя проблема дифференциации образов восприятия и образных компонентов мышления во многом остается нерешенной и по сей день.

“То временное и как бы предварительное объяснение, которое дают на первых порах большинству ситуаций, со временем превращается в единственно возможное, в особенности если ему сопутствует успех”,—пишет автор (стр. 64). Здесь также в неявном виде формулируется важная психологическая закономерность — образование и фиксация установки. В нашей стране вопросы образования и проявления установки особенно тщательно изучаются школой грузинских психологов.

С проблемой применения вероятностных и информационных мер связаны использованные в книге выражения “оперирование малыми вероятностями”, “оперирование большими вероятностями”. Информационно-вероятностный подход сталкивается с наибольшими трудностями именно при изучении творческих процессов. Например, часто используемое в контексте этого подхода выражение “вероятность достижения цели” трудно наполнить конкретным содержанием, так как имеют место процессы целеобразования, а не просто достижения готовых целей; цели достигаются однократно, в то время как само понятие “вероятность” связано с отношением множества случаев наступления некоторого события к множеству наблюдений.

В книге значительное внимание уделено проблеме управления творческой деятельностью. Рассматривая вопрос о возможности сознательного управления творческим процессом, автор затрагивает, хотя и бегло, важные механизмы соотношения осознаваемых и неосознаваемых процессов в мышлении человека. Интересна мысль автора о необходимости в некоторых случаях намеренно устранять преднамеренность действия. Дело в том, что действие в психологической литературе иногда характеризуотся слптпком однопланово: наличие осознанного предвосхищения будущих результатов считается необходимым и желательным признаком действия. Есть основания считать, что в некоторых случаях, в частности в структуре творческой деятельности, желательным признаком может быть уменьшение сознательного регулирования деятельностью.

Тезис автора в том, что большая часть идей возникла или развилась под влиянием предметов, которые активно не искались, может быть, излишне категоричен, но он также отражает некоторую реальность и перекликается с развиваемой в отечественной литературе (Я. А. Пономарев) идеей о превращении побочного (неосознаваемого) продукта действия в прямой (осознаваемый), которое рассматривается как механизм творческого процесса.

Сформулированные принципы управления творческим процессом (осознание господствующих, или поляризующих, идей, поиски различных подходов к явлениям, высвобождение из-под жесткого контроля шаблонов) не являются, конечно, исчерпывающими, по могут использоваться и реально используются при сознательном регулировании творческих процессов.

Представления автора книги о творческих способностях сводятся к различению “естественной склонности к нешаблонному мышлению” и “навыков”. Автор делает акцент на “навыках”, подчеркивая их “доступность каждому”. Природа же “естественной склонности” по существу не разбирается. Вместе с тем автор излишне категорично устанавливает связь между “естественной склонностью к применению нешаблонного мышления” и некоторыми профессиями. Если под “естественной склонностью” понимать врожденную склонность к творчеству, то необходимо иметь в виду, что современный уровень разработки проблемы соотношения врожденного и приобретенного в структуре творческой деятельности таков, что по существу мы можем говорить об отсутствии строгих научных доказательств врожденной склонности к творчеству.

Важным является вопрос о соотношении логики и психологии мышления. За соотношением “шаблонного” и “нешаблонного” мышления нужно видеть классическую проблему соотношения логики и интуиции в познании. В отечественной философской и психологической литературе после работ В. Ф. Асмуса стало почти общепринятым положение, согласно которому критика интуитивизма как идеалистического философского направления не должна приводить к отрицанию фактов интуиции.

По мнению де Боно, логика — это крайняя форма “шаблонного мышления”. По существу речь идет о формальной логике, диалектическая же даже не упоминается.

Интересна мысль автора о разной включенности логических компонентов в шаблонное и нешаблонное мышление: при шаблонном мышлении логика управляет разумом, тогда как при нешаблонном она его обслуживает. Следовательно, творческое мышление не следует противопоставлять логическому, но учитывать своеобразие логических правил необходимо.

Интерес к логическим процессам и даже известное преувеличение их роли в реальном процессе человеческого мышления значительно усилился в последнее время в связи с созданием и использованием электронных вычислительных систем. Иногда значительно больше усилий и времени тратится па то, чтобы расширить возможности “искусственного интеллекта”, чем на попеки путей лучшего использования интеллекта человека. Автор книги избежал этого модного увлечения.

В ряде случаев в оценке творческой деятельности сказывается влияние социальных условий, в которых работает автор: “Страх перед расходами на реализацию новой идеи подчас преодолевается только страхом еще больших расходов от ее потери по вине конкурента”,—читаем мы на стр. 125–126. Излишне категорично утверждение автора о том, что цель образования информативная, но не творческая. Не свободны от влияния прагматической философии и рассуждения автора о том, что практическое применение нешаблонного мышления имеет больший смысл, нежели "пустое философствование” и что самый лучший способ рассказать о процессах нешаблонного мышления — это показать его в действии (стр. 102). Дело в том, что “философствование” не обязательно должно быть пустым. Весь опыт истории познания природы человеческого мышления показывает, что такое познание без серьезного теоретического анализа и обобщения не может быть продуктивным.

Читателю, который впервые знакомится с проблемами психологии мышления и творчества по книге Эдварда де Боно, и у которого возник интерес к этой области знания, мы рекомендуем познакомиться с более специальной литературой. Список рекомендуемых книг прилагается.

О.К. Тихомиров