Ощущение жизни тела

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ощущение жизни тела

Радость принадлежит к кругу позитивных телесных ощущений; она не является умственным чувством и не присуща разуму. Человек не в состоянии заставить свой разум испытать радость. Все позитивные телесные ощущения начинаются с некоторого исходного состояния, которое может быть описано как «хорошее». Его противоположность — когда человек чувствует себя «плохо», а это означает, что вместо позитивного возбуждения у него за счет чувства страха, отчаяния или вины имеет место противоположное, негативное возбуждение. Если страх или отчаяние слишком велики, то они полностью подавляют все иные чувства и в таком случае тело цепенеет, становясь онемевшим или безжизненным. Когда чувства совершенно подавлены, человек теряет способность чувствовать, что означает погружение в депрессию — состояние, которое, к несчастью, может у отдельных людей превратиться в настоящий образ жизни. С другой стороны, когда, начиная с исходного состояния хорошего самочувствия, приятное возбуждение постепенно нарастает, человек испытывает радость. А когда радость переполняет все существо, она переходит в экстаз.

Если телесная жизнь сильна и упруга, то чувства, подобно погоде, бывают изменчивы. В какой-то момент мы можем быть обозлены, потом полны любви, а еще позже — начать плакать. Печаль может смениться удовольствием точно так же, как после солнечного дня может хлынуть дождь. Такие перемены настроения в человеке, подобно переменам погоды, никак не нарушают какой-то основополагающей уравновешенности его личности. Все эти изменения происходят только на поверхности и не нарушают тех глубинных пульсаций, которые дают человеку ощущение полноты и качества бытия. Подавление чувств представляет собой омертвляющий процесс, который влечет за собой снижение внутренней пульсации тела, его жизненной силы, или витальности, его состояния положительного возбуждения. По этой причине подавление одного чувства ведет к подавлению всех прочих. Если мы подавляем свой страх, то тем самым подавляем и свой гнев. А результатом подавления гнева становится подавление любви.

Нас, людей, членов человеческого сообщества, в очень раннем возрасте учат тому, что определенные чувства являются «плохими», в то время как другие — «хорошими». Фактически именно это сформулировано в Десяти Заповедях. Любить и почитать своего отца и мать — это хорошо, ненавидеть их — плохо. Грешно возжелать жену твоего соседа, хотя если она — привлекательная женщина, а ты — полный жизни мужчина, то такое желание более чем естественно.

Здесь важно, однако, отметить, что питать чувства — это вовсе не грех; общественно значимый интерес представляет лишь конкретное действие, порождаемое чувством. В целях сохранения социальной гармонии мы налагаем на поведение людей определенные правила контроля и регулирования. Такие заповеди, как «не убий» или «не укради», представляются совершенно необходимыми ограничениями, если люди живут совместно в составе больших или малых групп. Люди являются существами общественными, выживание которых зависит от совместных и скооперированных действий всей группы. Ограничения на поведение, которые способствуют росту благосостояния группы и ее процветанию, вовсе не обязательно вредны или оскорбительны для индивидуума, входящего в эту группу. Совсем другое дело — ограничения, налагаемые на чувства. Поскольку чувства образуют собой телесную жизнь человека, то оценивать чувства как «хорошие» или «плохие» — значит оценивать данного индивида, а не его действия и поступки.

Осуждать любое чувство — значит осуждать саму жизнь. Родители зачастую делают именно так, говоря своему ребенку, что он (или она) плох, поскольку у него есть определенные чувства. Это особенно справедливо применительно к сексуальным чувствам, но далеко не к ним одним. Родители часто стыдят своего ребенка за то, что он испытывает страх; это заставляет ребенка отрицать наличие страха и действовать храбро. Но если кто-то не ощущает страх, то это вовсе не значит, что он полон отваги, а говорит лишь об отсутствии у него чувства страха. Никакое дикое животное не знает понятия «хорошего» или «плохого», не испытывает стыда и не чувствует себя в чем-то виноватым. Никакое животное не оценивает свои чувства, свои действия или себя самого в целом. Никакое животное, обитающее в естественной природе, не обладает супер-эго или самосознанием. Оно свободно от внутренних ограничений, проистекающих из чувства страха.

Чувство представляет собой восприятие и постижение какого-то внутреннего движения. Если нет движения, то нет и чувства. Таким образом, если кто-то позволяет своей руке висеть безо всякого движения в течение нескольких минут, то он теряет ощущение руки. Мы говорим, что она «становится омертвевшей». Такой же принцип остается справедливым для всех чувств. К примеру, гнев представляет собой сильный всплеск энергии в теле, активизирующий те мышцы, которым предстоит реализовать действия, связанные с гневом. Этот всплеск является импульсом, который, будучи воспринят сознательным разумом, создает чувство. Однако восприятие — это лишь поверхностное явление: импульс, побуждение ведет к возникновению чувства только тогда, когда этот импульс достигает поверхности тела, где располагается обширная мышечная система, обеспечивающая реализацию произвольных движений. В теле наблюдается много различных импульсов, результатом которых не становятся чувства, поскольку они продолжают оставаться внутренними и не выплескиваются наружу. Мы в обычном состоянии не чувствуем биения сердца, поскольку соответствующий импульс не достигает поверхности. Но если сердцебиение становится весьма сильным, то его воздействие ощущается на поверхности тела и мы осознаем факт наличия своего сердца и воспринимаем его пульсацию.

Когда некоторый импульс достигает мышцы, эта мышца настраивается на действие. Если указанная мышца связана с обеспечением произвольных движений, то соответствующее действие находится под контролем эго и оно может быть ограничено или модифицировано сознательным разумом. Блокирование упомянутого действия создает в данной мышце состояние напряженности, поскольку она энергетически заряжена действовать, но не может этого сделать из-за ограничивающей ее команды, которая поступила от разума. В этот момент напряженность является осознанной, а это означает, что она может достигнуть разрядки, или, иначе говоря, релаксации, путем отзыва или отмены указанного импульса. Напряжение, впрочем, вполне можно разрядить в другой форме, скажем, изо всех сил стукнуть кулаком по столу, вместо того чтобы стукнуть им по чьей-то физиономии. Если, однако, оскорбление или обида, которые спровоцировали гнев, продолжают выступать в качестве раздражителя, выводящего человека из равновесия, то такой импульс гнева не удается сознательно отменить или отозвать. Указанное замечание верно применительно к конфликтам между родителями и детьми, поскольку последние никуда не могут деваться от родительской враждебности. При этом ребенок в большинстве случаев не располагает возможностью или средствами разрядить накативший на него импульс гнева без риска спровоцировать еще больший гнев и враждебность со стороны родителей. В подобной ситуации напряженность неизбежно становится хронической, болезненной и вредоносной. Облегчения можно добиться только путем достижения онемения или нечувствительности всей соответствующей зоны, превращения ее в нечто ригидное и неподвижное, так чтобы все чувства оказались потерянными.

У тех индивидов, кто длительное время из соображений страха подавлял свой гнев против родителей, наблюдается отчетливо выраженная напряженность мускулатуры в нижнем, или пояснично-крестцовом, отделе спины.

Нередко верхняя часть спины у них скруглена и приподнята вверх, как это бывает у собаки или кошки, которая готовится к нападению. Можно описать такого человека как индивида «с вздыбленной холкой», которая указывает на состояние гнева. Но сам этот человек совершенно не в курсе своего телесного состояния, равно как и того гнева, который лежит в основе данного состояния и является его первопричиной. Все это заморожено в нем, а сам он словно занемел. Такой индивидуум по самому мелкому и незначительному поводу может впасть в страшную ярость, не ощущая при этом, что на самом деле он просто изливает долго подавляемый и сдерживаемый гнев. К сожалению, подобная вспышка ярости не ведет к стабильной разрядке накопившегося напряжения, поскольку это всего лишь взрывная реакция, а не подлинное выражение гнева, лежащего в основе всего данного явления.

Подобные очаги хронических мышечных напряжений обнаруживаются по телу повсеместно, служа зримыми признаками заблокированных импульсов и потерянных чувств. Скажем, челюсти являются распространенной зоной хронической мышечной напряженности, которая у некоторых лиц бывает настолько сильной, что образует собой самый настоящий болезненный синдром, известный в медицине под названием «болезнь височно-нижнечелюстного сустава». Те импульсы, которые при этом блокируются, связаны со сдерживаемым громким плачем или стремлением укусить. Человек настраивает свою нижнюю челюсть и весь подбородок на поддержание самоконтроля в ситуациях, где он может сломаться и начать рыдать или убежать в страхе. Когда такой самоконтроль носит осознанный характер и им можно воспользоваться в соответствии со своим желанием, то он способствует благополучию человека. С другой стороны, нельзя достигнуть разрядки хронического напряжения в челюстях с помощью сознательных усилий, за исключением самого кратковременного расслабления, поскольку такого рода напряжение служит манифестацией привычного, или характерологического, состояния решительности. Каждое хроническое напряжение является ограничением, налагаемым самим индивидуумом на свою способность к самовыражению. В кругу нашей культуры большинство людей страдает от существенной по величине и хронической по времени напряженности своей мышечной системы — в шейном отделе, в груди, нижней части спины, в ногах, если называть лишь некоторые из зон такой напряженности — напряженности, которая сковывает этих людей, ограничивает грацию и непринужденность их движений и по существу лишает их возможности выражать себя свободно и полно.

Хроническое мышечное напряжение является физической стороной чувства вины, поскольку оно служит представлением отрицательного отношения эго к определенным чувствам и поступкам. Лишь немногие из числа тех лиц, кто страдает такого рода хроническими напряжениями, действительно ощущают свою вину; большинство вообще не осознают ни того, что они чувствуют себя виновными, ни того, с чем именно связана их вина. В определенном, специфическом смысле вина — это чувство отсутствия права быть свободным, делать то, что человек хочет. В более широком, общем смысле — это ощущение отсутствия легкости в теле, когда человек плохо себя чувствует. Если человек в глубине своего естества не чувствует себя хорошо, то за всем этим скрывается мысль: «Я наверняка сделал что-то плохое или ошибочное». К примеру, когда человек говорит неправду, он чувствует себя плохим или виновным, поскольку изменил своему подлинному Я, своим подлинным чувствам. Ощущение вины применительно ко лжи совершенно естественно. Однако имеются такие люди, которые, говоря неправду, не чувствуют никакой вины, но так происходит потому, что они вообще ничего не чувствуют — они подавили в себе едва ли не всякое чувство. С другой стороны, невозможно ощущать себя виновным, если человек чувствует себя хорошо или если он полон радости. Эти два состояния — чувствовать себя хорошо/радостно и чувствовать себя плохо/виновным — взаимно исключают друг друга.

Как правило, запретный плод порождает смешанные чувства. Он хорош на вкус, что является одной из причин, почему он оказался запретным. Но поскольку этот плод запрещен и запрет исходит от супер-эго — иначе говоря, той части сознательного разума, которая включает в себя родительский диктат, — мы не в состоянии полностью капитулировать перед удовольствием. Это создает у нас во рту горький привкус, который становится сердцевиной чувства вины. Разумеется, таким запретным плодом в нашем культурном круге является сексуальность, и почти все цивилизованные личности в той или иной мере страдают от чувства вины или стыда в связи со своими сексуальными переживаниями и фантазиями. У нарциссических индивидуумов имеет место отторжение чувств и отрицание какой-либо своей связи с ними, вследствие чего такие личности не испытывают стыда или чувства вины, но они неспособны также почувствовать и любовь. Эти индивиды кажутся полностью лишенными всяких запретов и совершенно свободными в своем сексуальном поведении, но вся эта их свобода — чисто внешняя, а не внутренняя, и она проявляется лишь в действиях и поступках, а не в чувствах. Их сексуальные действия образуют собой элементы перформанса — своего рода зрелища или театрального представления, — а не являются спонтанным актом, в котором человек безоглядно капитулирует перед любовью. Для них секс — это занятие, а не опыт переживания радости. Без внутренней свободы, которая позволяет глубоко чувствовать и выражать свои чувства во всей их полноте, не может быть и радости.

Внутренняя свобода человека проявляется в грациозных движениях тела, в их плавности, непринужденности и живости. Все это соответствует свободе от чувства вины, от стыда и от мучительного самосознания. Это как раз то свойство бытия, которое присуще всем животным, но которое отсутствует у большинства цивилизованных жителей нашей планеты. Оно представляет собой физическое выражение невинности и такого образа действий, который спонтанен, лишен чувства вины и полностью искренен по отношению к самому себе.

К сожалению, утраченную невинность невозможно обрести вновь. Получив разнообразные познания по поводу того, что в сексуальности хорошо, а что дурно, стали ли мы обреченными на то, чтобы пребывать вечными грешниками? Действительно ли нам суждено проживать жизнь, полную коварства, манипулирования и самообмана? Конечно же нет. Нам следует помнить о том, что все мировые религии проповедуют спасение. Нигде не предначертано, что мы неизбежно попадем в ад или даже в чистилище, хотя очень похоже на то, что многие люди влачат свое существование именно на этом уровне убеждений. Спасение всегда включает в себя необходимость капитулировать перед милостью Божьей и довериться ей, отказаться от собственного эготизма, обязаться вести моральную жизнь. Но все это легче сказать, нежели сделать. Мы потеряли непосредственный контакт с Богом, потому что мы утратили контакт с Богом, находящимся в нас, — тем ни на миг не успокаивающимся духом, который оживляет и одухотворяет наше бытие, тем пульсирующим центром нашего внутреннего Я, который освещает и освящает наше бытие и придает смысл нашей жизни.

В этой книге я собираюсь описать те муки и страдания, которые испытывали мои пациенты и которые привели их к врачу-психотерапевту. Цель терапии состоит в том, чтобы воссоединиться с нашим внутренним Богом. Этот Бог располагается внутри нашего естественного, природного Я — того тела, которое было создано по образу и подобию Господа. Это естественное Я покоится глубоко внутри нашего тела, погребенное под многочисленными слоями напряжения, которые служат представлениями различных предписаний со стороны супер-эго, а также представлениями наших подавленных чувств. Чтобы добраться до этого глубинного Я, пациент должен совершить путешествие назад, в отдаленное прошлое, во времена своего самого раннего детства. Это путешествие неизбежно порождает боль, поскольку пробуждает неприятные и пугающие воспоминания и вызывает на поверхность многочисленные болезненные чувства. Но по мере снятия напряжения и облегчения задавленности чувств то тело, которое когда-то сотворил Господь, медленно и постепенно становится полностью живым.

Путешествие в страну, где человеку предстоит открыть самого себя, путешествие, которое и образует собой терапевтический процесс, не может предприниматься в одиночку. Подобно Данте в «Божественной комедии», одинокий путник оказывается потерянным и смущенным. Данте, впав в ужас и отчаяние, когда обнаружил себя заблудившимся в сумрачном лесу и испытал ужас от вида обитавших там диких зверей, обратился за помощью к Беатриче, своей защитнице и покровительнице на небесах. Та прислала ему в качестве провожатого знаменитого древнеримского поэта Вергилия, который должен был доставить его домой по дороге, ведущей через Ад и полной всяческих опасностей для путешественника. Вергилий сумел помочь Данте безопасно пробраться через все опасные места, поскольку он сам раньше уже прошел весь этот нелегкий путь. С помощью Вергилия Данте смог миновать опасности и успешно пройти Ад, после чего он побывал в Чистилище и, наконец, попал в Рай. В терапевтическом процессе таким провожатым выступает человек, который уже совершил подобное путешествие в страну самооткрытия, пройдя при этом через свой собственный ад. Чтобы стать эффективным проводником в процессе аналитической терапии, соответствующий врач-терапевт обязан прежде сам подвергнуться полному анализу, который должен завершиться его собственным углубленным пониманием самого себя.

Для пациента, подвергающегося терапии, ад — это его подавленное и репрессированное бессознательное, тот «нижний», скрытый мир, в котором погребены ужасы прошлого: отчаяние, мучения, мании. Если пациент решился погрузиться в этот темный мир, то неизбежно испытает все болезненные стороны своего похороненного прошлого; он заново переживет те конфликты, с которыми ему не удалось совладать в свое время, и он откроет в себе силу, о которой всегда мечтал, но не смел даже верить в возможность ее наличия. Первоначально эта сила будет исходить от терапевта, от руководства, поддержки, стимулирования и поощрения с его стороны, но постепенно она будет становиться собственной силой самого пациента, по мере того как он будет обнаруживать, что все его кошмары — это на самом деле всего лишь детские страхи, с которыми взрослый человек вполне в состоянии справиться. Ад может существовать только во тьме ночи и смерти. В свете яркого дня — иными словами, при полном и всестороннем осознании — человек перестает видеть вокруг себя и в себе каких-нибудь по-настоящему опасных для него чудовищ. Злые мачехи превращаются в самых обычных, но только раздраженных и рассерженных матерей, которые ввергают своих детей в ужас и буквально терроризируют их. Те чувства, о которых думалось как о постыдных, опасных и неприемлемых, на поверку оказываются естественными и нормальными реакциями на ненормальные ситуации. Постепенно пациент начинает заново обретать свое тело, а вместе с ним — свою душу и самого себя.

Я уже указывал, что подсознательное и бессознательное — это та часть, или сфера, тела, которую человек не ощущает. В нашем теле также имеются большие участки и зоны, которые мы не можем чувствовать или ощущать. Мы никак не осознаем функционирования наших кровеносных сосудов, нервов, желез внутренней секреции, почек и т. п. Похоже, что некоторые индийские факиры в состоянии развить и углубить свою чувствительность до такой степени, что они могут ощущать эти органы, но это все-таки не тот путь, который характеризует типичную работу сознания. Можно без особой натяжки сказать, что сознание подобно вершине айсберга, которая виднеется над поверхностью моря; но в этом айсберге есть и огромная подводная часть, которую, хоть она находится ниже поверхности воды, тоже можно при желании рассмотреть. У людей, страдающих от эмоциональных проблем или конфликтов, в теле имеются такие участки, которые, хотя они входят в круг того, что при нормальной ситуации вполне осознается, совершенно не ощущаются этими индивидами по той причине, что они были иммобилизованы, или обездвижены, существующим в их теле хроническим напряжением. Такая иммобилизация блокирует импульсы, несущие с собой угрозу, но одновременно ведет к «омертвлению» данной части тела, результатом чего становится потеря соответствующей части своего Я. Следовательно, такого рода участки, или зоны, тела служат почти наглядным представлением различных эмоциональных конфликтов, которые были подавлены человеком и задвинуты в подсознание, в бессознательное. Например, большинство людей не ощущает напряженности в своих челюстях и не понимает, что подобное напряжение представляет собой подавление импульсивных стремлений укусить или громко зарыдать. Эти конфликты являются представлением подавленного бессознательного. Они образуют собой тот «подземный», «нижний» мир, где погребены такие чувства, которые эго или сознательный разум считает опасными, постыдными или неприемлемыми.

Подобно душам, томящимся в аду, все эти скрытые чувства, которые для сознательного разума умерли, продолжают жить в подземном царстве мук и страданий. Время от времени эти страдания поднимаются до уровня сознания, но, поскольку такое событие угрожает выживанию, их снова загоняют вниз. Мы в состоянии выжить, если живем на поверхности, где мы в силах контролировать свои чувства и поведение; но это сопровождается необходимостью принести в жертву глубокие и подлинные чувства. Проживание на поверхности означает — в терминах ценностей, исповедуемых эго, — поддержание нарциссического образа жизни, который по своей сути оказывается пустышкой и результатом которого, как правило, оказывается депрессия. Когда человек начинает вести жизнь в глубинах своего естества, то поначалу это может показаться болезненным и пугающим, но в конечном итоге подобный образ жизни способен принести ощущение полноты и радости жизни, если только у нас достанет мужества пройти через свой персональный ад в надежде и с целью достичь рая.

Глубокие чувства, похороненные нами в себе, — это чувства, принадлежавшие тому ребенку, которым мы когда-то были, ребенку, пребывавшему невинным и свободным, ребенку, знавшему радость до той поры, пока его дух не оказался сломленным тем, что его заставляли испытывать чувства вины и стыда в связи с его самыми естественными импульсами и порывами. Этот ребенок продолжает по-прежнему жить в наших сердцах и в нашем нутре, но мы потеряли с ним контакт, а это означает, что мы потеряли контакт с самыми глубинными частями самих себя. Чтобы найти себя, чтобы отыскать в себе это погребенное дитя, мы должны опуститься вниз, в самые глубинные зоны нашего естества, во тьму бессознательного. В подобном погружении мы не должны пугаться своих страхов и таящихся в темноте опасностей, а для этого нужна помощь сопровождающего нас терапевта-«путеводителя», который дополнит и завершит это путешествие описанием своего собственного процесса открытия самого себя.

Исповедуемые мною идеи в какой-то мере параллельны такому мифологическому мышлению, в котором диафрагма (или грудобрюшная преграда) приравнивается к поверхности земли. Та половина тела, которая располагается выше диафрагмы, находится в свете дня; то, что находится под ней, а именно живот и ниже, пребывает в ночной темноте и бессознательном. Сознательный разум располагает определенной степенью контроля над процессами, происходящими в верхней половине тела, но обладает весьма незначительным или вообще нулевым контролем над процессами в его нижней части, в число которых входят функции, связанные с сексуальностью, экскрецией (или выделением) и репродукцией (или размножением). Эта часть тела — живот, брюшная полость — тесно связана с животной стороной человеческой природы, в то время как функции верхней половины тела в гораздо большей степени подвержены культурным веяниям. Пожалуй, самый простой способ описать указанное различие между двумя половинами человеческого тела — это сказать, что мы питаемся как люди, но испражняемся подобно животным. Вероятно, именно потому, что нижняя половина тела в большей мере ассоциируется с животной, звериной стороной нашей натуры, выполняемые ею функции, особенно те из них, что связаны с сексуальностью и передвижением, способны доставлять нам такие переживания и ощущения, которые носят в высокой степени радостный и даже экстатический характер.