Е. Маленький фашист

Е. Маленький фашист

Похоже, что у каждого человека в голове сидит маленький фашист. Он гнездится в глубочайших пластах сознания (Ребенок в Ребенке). У цивилизованных людей он обычно погребен под слоями социальных идеалов и навыков, но при наличии соответствующих разрешений и запретов (как неоднократно свидетельствовала история) он может освободиться и расцвести пышным цветом. В менее цивилизованных слоях общества он и вовсе не скрывается и ждет первой благоприятной возможности для самовыражения. В обоих случаях это мощное средство, продвигающее сценарий: в первом случае — тайно, подспудно и иногда безотчетно; во втором — открыто, грубо и даже гордо. Но можно утверждать, что тот, кто не сознает наличие этого маленького фашиста в себе, утрачивает над ним контроль. Он перестает думать о своем поведении и сам не понимает, в каком направлении движется. Хороший пример представляет собрание «консерваторов», один из которых замечает, что восхищается некоторыми азиатскими племенами, которые так хорошо следят за своими природными ресурсами, «гораздо лучше, чем мы». Гуманист возражает: «Да, но у них ужасающая детская смертность». «Хо-хо, — говорит „консерватор“, — ну и что с того? Детей на свете и так слишком много».

Фашистом можно назвать человека, который не уважает жизнь других и рассматривает ее как свою добычу. Это высокомерное отношение, несомненно, является реликтом доисторического сознания, дошедшей до наших дней радостью каннибализма и массовых убийств. Для охотящихся хищных антропоидов безжалостность означает эффективность, а жадность мотивируется голодом. Но по мере развития человеческого мозга в процессе естественного отбора эти качества не исчезли. Когда они перестали быть необходимыми для выживания, исчезла прямая связь между ними и первоначальной целью — раздобыть обед на сегодня, — и они превратились в необязательную роскошь, которой один человек может наслаждаться за счет других. Безжалостность превратилась в жестокость, жадность — в эксплуатацию и воровство. Поскольку добыча — сырое мясо и особенно человеческое мясо — сменилась более удобными для усвоения продуктами, эти тайные свойства человека стали направляться на удовлетворение психологического голода. Удовольствия пытки сменили наслаждение еды или стали предшествовать им. «Хе-хе» происходит от «ням-ням». Стало менее важным убить его (или ее), чем видеть и слышать его (или ее) мучения и крики. Такова сущность фашизма: поиски жертвы, которую можно пытать и унижать, доказывая ее слабость.

У низкопоклонства и пресмыкательства есть два побочных результата, которые дают преимущества агрессору. Первый, биологический, результат — это сексуальное удовольствие и возбуждение, когда с жертвой можно совершать самые извращенные поступки. Самым распространенным среди них является анальное насилие. Пытка создает странную интимную близость между жертвой и палачом, возможность глубоко заглянуть друг другу в душу, которой часто им обоим не хватало всю жизнь. Другой побочный продукт чисто коммерческий. У жертвы всегда есть ценности, из которых можно извлечь выгоду. Для каннибалов — это сила, которую можно извлечь из волшебных органов: сердца, яичек или даже уха. Для людей технически подкованных — это мыло из человеческого жира и золотые коронки. Эти плоды пожинаются, когда ужасы пыток остаются в прошлом, когда и палачи, и жертвы становятся «анонимными».

Человеческий зародыш, развиваясь, повторяет все стадии эволюции. Иногда он застревает на одной из ранних стадий и рождается с рудиментами, такими, как жаберные щели. Дети в процессе роста проходят через всю предысторию человечества, через стадии охоты, земледелия и промышленности и могут застрять на любой из этих стадий. Но в каждом остается что-то от всех пройденных стадий.

Маленький фашист в каждом человеке — это маленький палач, который выясняет слабости жертвы и пользуется или наслаждается ими. Если это происходит открыто, человек бьет калеку или становится насильником, иногда оправдывая свои поступки жестокостью жизни, объективными причинами или несправедливостью к себе. Но большинство людей подавляют эти тенденции, делая вид, что их совершенно не существует, когда же они проявляются, пытаются оправдать их или в страхе выдать за что-нибудь другое. Некоторые даже пытаются продемонстрировать свою невинность, сознательно становясь жертвами, а не агрессорами. Они действуют по принципу: лучше пролить свою кровь, чем чужую, но, тем не менее, кровь им необходима.

Эти примитивные первобытные стремления переплетаются со сценарными предписаниями, запретами и разрешениями и становятся основанием для игр «третьей степени», связанных с пролитием крови. Тот, кто делает вид, что этих сил не существует, становится жертвой. Весь его сценарий может быть направлен на демонстрацию того, что он свободен от этих сил. Но так как он все-таки от них не свободен, это отказ от самого себя и поэтому от права самому определять свою судьбу. Решение не в том, чтобы, как поступают многие, сказать: «Как это страшно!». Нужно сказать: «Что я могу с этим сделать?» Лучше быть мучеником, чем троглодитом, то есть человеком, который отрицает, что происходит от обезьяны, потому что сам еще не порвал с ней.

Важно сознавать, что врожденная склонность к геноциду не исчезла за последние пять тысяч лет, независимо от генетической эволюции, происходившей в этот период; она остается неподвластной воздействию окружения и общества. Один из таких аспектов — предубеждение против людей с темной кожей, которое сохранилось неизменным со времен Древнего Египта; «жалкие люди Каша» в папирусах и сегодня представляют угнетенное негритянское население по всему миру. Другой аспект — военное «найти и уничтожить». Например: «234 вьетконговца попали в засаду и уничтожены» и «Во Вьетнаме убито 237 крестьян» (из отчетов армии США за 1969 год).

Сравните: «800 их солдат убил я своими руками; народ их я сжег; их мальчиков и девочек лишил чести. Я сложил в груду тысячу трупов их воинов. Первого мая я убил 800 их бойцов, сжег множество домов, обесчестил их юношей и девушек» и так далее (из ежегодных записей Ашшурнасирпала, колонка вторая, примерно 870 год до нашей эры).

Таким образом на протяжении по крайней мере 2800 лет находилось немало охотников подсчитывать трупы. Причем «своих» всегда заносят в списки потерь, а «чужих» — в перечень трупов, мертвецов или тел.