СЕАНС ПСИХОТЕРАПИИ: ГРАНИЦЫ МЕЖДУ ПРОЦЕССОМ И СОДЕРЖАНИЕМ

СЕАНС ПСИХОТЕРАПИИ: ГРАНИЦЫ МЕЖДУ ПРОЦЕССОМ И СОДЕРЖАНИЕМ

Иногда, когда я рассказываю в своих лекциях о том, что терапия должна учитывать условия существования человека, студент может (и должен) возразить: «В этих идеях о нашем месте в существовании есть зерно истины, но они кажутся такими размытыми и расплывчатыми… Что экзистенциальный терапевт должен делать на сеансе?» Или еще проще: «Если я был бы мухой и наблюдал ваш сеанс, сидя на стене кабинета, что бы я увидел?»

Ответ на этот вопрос я начинаю с того, что рассказываю об одном секрете, который помогает правильно проводить и интерпретировать сеансы. Обычно терапевты рано узнают о нем, но и после многих лет практики он не теряет своей ценности. Секрет прост: разграничивайте содержанием процесс (говоря «процесс», я имею в виду природу терапевтического общения).

Под «содержанием» я, разумеется, понимаю темы и проблемы, обсуждаемые во время сеанса. Здесь в игру вступают все те идеи, о которых я подробно писал в предыдущих главах. Бывают сеансы, когда мы с пациентом надолго погружаемся в экзистенциальное содержание. Но часто эти темы не затрагиваются в течение нескольких недель, так как пациент желает обсуждать другие факторы тревоги: любовь, секс, выбор профессии, проблемы с детьми, деньги.

Иными словами, экзистенциальное содержание может выступать на первый план для некоторых клиентов (но не для всех) и на некоторых (но не на всех) этапах терапии. Вот так это должно быть. Успешный терапевт никогда не станет навязывать то или иное содержание: терапия должна строиться не на теориях, но на человеческих отношениях.

Одно дело — проводить сеанс ради содержания, совсем другое — ради «отношений». Психотерапевт, восприимчивый к экзистенциальным вопросам, относится к пациенту не так, как психотерапевт, не учитывающий их. Эта разница ощущается в каждом сеансе.

В предыдущих главах я подробно останавливался на экзистенциальном содержании; в большинстве описанных мною случаев я делал акцент на роли идей в изменении личности (например, принципы Эпикура, «волновой эффект», самореализация). Но обычно одних концепций недостаточно: реальная терапевтическая сила заключается в синергии идей и человеческого общения.

В этой главе я предложу ряд рекомендаций, которые помогут психотерапевтам повысить эффективность терапевтического общения и придать ему больший смысл. Это, в свою очередь, даст терапевту новые возможности для помощи пациентам, которые хотят вступить в конфронтацию со страхом смерти и преодолеть его.

Идея, что в эффективности терапии ключевую роль играют именно отношения, сама по себе не нова. Клинические психотерапевты и преподаватели психиатрии давно поняли, что лечит не теория и не концепции, но человеческие отношения. Первые психоаналитики знали, что необходимо устанавливать с пациентом прочный терапевтический контакт, и исследовали отношения психотерапевта и пациента до мельчайших деталей.

Если мы принимаем допущение, что терапевтические отношения — действенный инструмент психотерапии (а в его пользу убедительно говорит множество исследований), возникает резонный вопрос: какой тип отношений наиболее эффективен? Более 60 лет назад Карл Роджерс, один из первопроходцев психотерапевтических исследований, дбказал, что прогресс в терапии связан с рядом особенностей поведения психотерапевта. Успешные психотерапевты неподдельно искренны, проявляют необходимую эмпатию и позитивное отношение, не зависящее от конкретных условий.

Эти качества психотерапевта важны для любых терапевтических подходов, и я очень рекомендую развивать их. Однако я считаю, что при работе со страхом смерти или с другим экзистенциальным вопросом понятие искренности приобретает иной, более широкий смысл, который может привести к радикальным изменениям сущности терапевтических отношений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.