Чей взгляд конструирует мужское тело?

Чей взгляд конструирует мужское тело?

Коль скоро различие между пенисом и фаллосом не дано объективно, а создается взглядом, чей взгляд в первую очередь конструирует и эротизирует мужское тело — женский, мужской или гомосексуальный?

На первый взгляд, для гетеросексуальных мужчин важнее всего женское мнение. Но до самого недавнего времени женщины не могли откровенно высказываться на сей счет.

Взгляд — категория статусная, иерархическая. В древности ему нередко приписывалась магическая сила. Тот, кто смотрит, может и «сглазить». Право смотреть на другого, как и прикасаться к нему, — социальная привилегия старшего по отношению к младшему, но никак не наоборот. А женщина по отношению к мужчине всегда или почти всегда была «младшей». Он мог смотреть на нее, любоваться ею, трогать, «трахать» и изображать ее, обратное было невозможно.

Даже в современном, достаточно эмансипированном, мире женщина зачастую может откровенно любоваться наготой своего любимого, только когда тот спит. Слишком пристальное, даже любовное и ласковое, внимание к их гениталиям многих мужчин смущает. А уж сравнение своего пениса с другими и вовсе недопустимо. Мужское тело ни при каких обстоятельствах не должно становиться объектом. Мужчина-мачо представляет свой пенис фаллосом и требует, чтобы все думали также. Фаллос существует не для того, чтобы его рассматривали, а чтобы ему поклонялись. Недаром мужская власть часто называется фаллократией.

Тем более не могли женщины обсуждать мужские достоинства публично (хотя и делали это в своей среде), даже применительно к произведениям искусства. Разумеется, аристократы XVIII в. не запрещали своим женам любоваться наготой античных статуй, но предполагалось, что никаких эротических чувств (или «грязного вожделения») эти образы у них не вызывают.

Когда в XVIII в. появились профессиональные женщины-художницы, (некоторые из них, как Росальба Каррьера (1675–1752) или Анжелика Кауфманн (1741–1807) имели международную известность, их картины имеются в любом большом европейском музее), предметные рамки их творчества были гораздо уже мужских. Они могли писать портреты, особенно семейные, с детьми, пейзажи, натюрморты, все, что угодно, но только не мужскую наготу.

Даже учиться живописи вместе с мужчинами им не разрешалось. В 1787 г. французский художник Жак-Луи Давид (1748–1825) получил строгий выговор от Академии за то, что позволил трем студенткам посещать уроки в своей студии в Лувре. Организованная борьба женщин-художниц за право учиться в Ecole des Beaux-Arts началась во Франции в 1881 г. и вызывала яростное сопротивление.

Противники обучения женщин в академии художеств ссылались и на неспособность женского пола к высокому искусству, и на «неприличность» занятий живописью, и даже на снижение репродуктивных способностей женщины из-за чрезмерной умственной стимуляции. Особенно часто повторялся довод, что порядочная женщина не должна смотреть на нагого мужчину.

При этом заботились не столько о целомудрии художницы, сколько о натурщике, который оказывается в подобной ситуации беспомощным объектом женского взгляда. В 1890 г. журнал Moniteur des Arts прямо выражал свое «беспокойство по поводу мужчин-моделей, которые не смогут сохранить свое хладнокровие в присутствии хорошеньких лиц, светлых волос и смеющихся глаз молодых художниц». «Проблема» взаимодействия женского взгляда и мужской эрекции казалась абсолютно неразрешимой.

Этой волнующей теме посвящен эротический рассказ Шарля Обера «Слепой» (1883) о том, как молодая богатая женщина-художница Изабелла, получив в отсутствие мужа-капитана заказ на изображение святого Себастьяна, пожелала увидеть нагого молодого мужчину, но так, чтобы сам он на нее смотрел. Дабы угодить богатой женщине, роль слепого натурщика уговорили сыграть бедного молодого художника, но едва тот разделся, чтобы сменить обычные трусы на набедренную повязку, в которой ему предстояло позировать, как Изабелла упала в обморок и очнулась уже в объятиях юноши, которому в конечном итоге призналась в любви. Мораль рассказа очевидна: мужчина, даже раздетый и униженный, все равно сильнее женщины, которая не может устоять перед его наготой. А третьим лишним оказался отсутствующий муж.

Возможное присутствие в классе женщин смущало и студентов-мужчин. Хотя после долгих публичных споров, несмотря на бурные протесты их будущих коллег-мужчин, в 1897 г. женщины победили, рисование с натуры и уроки анатомии еще долго оставались раздельными, а мужчины-натурщики в присутствии женщин должны были позировать в трусах.

Знаменитая французская художница Сюзанна Валадон (1865–1938) написала множество женских ню. Интересовала ее и мужская нагота. Сохранилось несколько карандашных рисунков обнаженного внебрачного сына Валадон, 11–13 летнего мальчика, будущего знаменитого художника Мориса Утрилло. Но они не предназначались для публичного показа. В 1909 г. начался завершившийся браком роман Сюзанны с 23-летним одноклассником Мориса, тоже художником, Андре Юттером. В осеннем салоне 1909 г. Валадон выставила картину «Адам и Ева», для которой позировал обнаженный Юттер (сохранилась фотография этой первой версии). Но видимо, фронтальная нагота молодого мужчины кого-то смутила; на картине, выставленной в музее Помпиду, нагота Евы осталась неприкрытой, а гениталии Адама тщательно прикрыты виноградными листьями. Другая картина Валадон «Забрасывание невода» (1914) изображает троих обнаженных мужчин, один из которых (снова Юттер), стоит лицом к зрителю. На карандашном рисунке он изображен нагим, но в окончательном варианте художница прикрыла его гениталии веревками.

Сходные запреты существовали и в других странах. Когда американский художник Томас Икинс в 1886 г. на уроке в Филадельфийской академии художеств в присутствии студенток-женщин снял с натурщика набедренную повязку, его сразу же уволили. Если женщине нельзя было смотреть на нагих мужчин, то рисовать их было тем более неприлично.

Открытый и свободный женский взгляд на мужское тело практически был вне закона. Главной референтной группой для мужчин в этом, как и в большинстве других вопросов, было и остается мужское сообщество. Но мужское сообщество является фаллоцентрическим и фаллократическим. Мужской взгляд является по определению соревновательным, отчужденным, завистливым, отталкивающим, неэротическим, порой даже кастрирующим. Этот взгляд не ласкает пенис, а превращает его в фаллос, культивируя, с одной стороны, зависть и чувство собственной неполноценности, а с другой — пренебрежение и высокомерие к другим. Фаллоцентризм, фаллический культ и фаллократия — разные аспекты одного и того же явления.

Референтная группа — группа, мнение которой является для индивида наиболее важным и от которой зависит его самооценка.

Восприятие и оценка своего пениса по фаллическим критериям порождает у мужчин множество психосексуальных трудностей и проблем. В отличие от самодостаточного фаллоса, пенис весьма зависим от других. Он встает не только от мысли хозяина, но и от чужого взгляда, под влиянием которого он набухает и расцветает либо, наоборот, съеживается и увядает, а вместе с ним оживает или болезненно вздрагивает чувствительное и нежное мужское сердце (если вспомнить статистику инфарктов у мужчин и женщин, слово «чувствительность» в этом контексте — не просто метафора).

Взгляд — это власть, и единственный способ избавиться от нее — не позволять другим мужчинам смотреть на тебя (женщины не в счет, — им «нечем» соперничать с мужчиной и они не имеют права на него смотреть). Отсюда — особая мужская стеснительность и связанные с нею нормативные запреты.

Существующие во многих религиях (например, в исламе и иудаизме) строгие запреты на демонстрацию собственной и на созерцание чужой мужской наготы мотивируются не столько страхом перед гомосексуальностью, сколько статусными соображениями.

Чем так провинился библейский Хам, что его имя стало нарицательным? Он увидел наготу своего отца — а у пьяного Ноя был, конечно, не грозный фаллос, а обычный пенис — и посмеялся над ней. Помимо сексуальных запретов, тут были нарушены статусные правила: младший не имеет права разглядывать старшего, это, как и взгляд в глаза, означает оскорбление и вызов.

В средневековом Китае существовала легенда, что один маленький чиновник во время уличной процессии осмелился пристально посмотреть на прославленного своей красотой могущественного князя. Разгневанный феодал тут же велел его казнить, но чиновника спас даосский мудрец: «Сопротивление желанию не соответствует принципам Пути, нельзя ненавидеть любовь. За то, что он, помимо собственной воли, возжаждал тебя, по закону его нельзя казнить». Князь помиловал чиновника и доверил ему ответственную должность управляющего своей баней.

Интересный бытовой пример мужской сексуальной стеснительности — так называемое «правило третьего писсуара»: при наличии в общественном туалете свободных мест, мужчина избегает становиться рядом с другим, выбирая место через писсуар.

Лет двадцать тому назад в США было опубликовано занятное исследование об этом. Исходя из известных урологических фактов, — если мужчина испытывает тревогу, это вызывает у него трудности с мочеиспусканием, ему труднее начать мочиться и иногда он вынужден заканчивать, не сумев опорожнить мочевой пузырь (сравните это с эрекцией и эякуляцией), — авторы хотели экспериментально проверить, как действует в подобной ситуации появление соседа. Опыт состоял в том, что экспериментатор прятался в кабинке, а когда в туалет заходил очередной посетитель, рядом с ним пристраивался помощник исследователя. Реакцию (скорость начала и продолжительность мочеиспускания) «испытуемого» сначала пытались определить по звуку падающей мочи, но звукозаписывающая техника оказалась несовершенной и пришлось в «экспериментальной» кабине поставить специальный перископ, позволявший дополнить звуковые впечатления визуальными. Гипотеза, что вынужденное соседство действительно вызывает у мужчин тревогу и нарушает процесс мочеиспускания, подтвердилась, но статья подверглась критике по этическим соображениям, за нарушение приватности, — «испытуемых» не предупредили, что за ними наблюдают (если бы это сделали, эксперимент стал бы невозможен), и больше таких опытов никто не ставил.

Другой пример гиперчувствительности к взгляду — возражения американских военных против допуска в армию, где мужчины зачастую живут в очень тесном пространстве, геев. Никто не опасался, что один или два гея изнасилуют или соблазнят всю роту. Но натуральные мужчины боятся гомоэротического взгляда («Сержант, рядовой Джонс опять на меня смотрит!»). Во-первых, он делает их объектом чужого сексуального желания, тогда как мужчине «положено» быть только его субъектом. Во-вторых, мужчины опасаются непредсказуемости собственной реакции: а вдруг в ответ на его взгляд у меня «встанет», и тогда выяснится, что я сам «такой»?

Опасение это неосновательно не потому, что член «зря не встанет!» — «еще как встает!» — а потому что эрекция может быть результатом не только эротических чувств, а и просто тревоги. Молчаливое предположение, что «нормальные» мужчины друг на друга не смотрят, фактически неверно. Однако гетеросексуальный взгляд «программирует» мужчину в привычном для него направлении, тогда как гомоэротический взгляд пробуждает нечто новое, тревожное и неприятное.

В последние годы многие американские школьники перестали пользоваться после спортивных занятий школьными душевыми. Что это, боязнь потенциального гомосексуального взгляда? Отчасти, да. Но шуточки «натуральных» сверстников бывают не менее жестокими, оскорбительными и болезненными.

Лучше уж походить лишние несколько часов потным и вымыться дома, не подвергая свою хрупкую маскулинность риску чужого враждебного взгляда.

Аналогичные соображения относительно армии высказываете «Нескучных чернобыльских рассказах» Сергей Мирный. С одной стороны, армия отличается от гражданки в первую очередь отсутствием приватности, ты ни на миг не бываешь один, и это, включая коллективное, по команде, выполнение естественных потребностей, весьма мучительно. С другой стороны, «коллективное „мочение“ как мало что еще способствует „боевому слаживанию подразделения“ (это военный термин), сидение на очке в коллективе себе подобных воспитывает крепость характера, устойчивость психики и — это я без шуток! прочувствовал на собственном опыте — чувство слияния с массой — „и я“, так сказать, „этой силы частица“. И командир, делающий „это“ вместе с солдатами, не только не теряет лица, но становится к ним психологически ближе». Но, как и в предыдущих примерах, мужчины здесь не смотрят друг на друга, а заняты неким общим и весьма важным делом.

Однако сказанное верно не для всех мужчин и не во всякой ситуации. Я уже упоминал мальчишеские соревнования по «писанью» и по мастурбации. Каждый, кто бывал в подростковых лагерях, знает, что некоторые мальчики насколько стадны, что и в уборную ходят исключительно группами, не испытывая при этом ни смущения, ни гомоэротических чувств. То ли у этих мальчиков просто нет подобных комплексов, то ли «свои ребята» — нечто совсем другое, чем посторонние люди.

Сходную ситуацию представляет баня. Голое сообщество себе подобных, в котором все равны, доставляет многим мужчинам особое удовольствие. В этом общении нет гомоэротики, зато присутствует очень важная для всех мужчин гомосоциальность — особое, основанное на исключении женщин, состояние мужской солидарности, в котором соперничество и ревность, в том числе — из-за женщин, сочетаются с чувством общности, принадлежности к одной и той же группе («мы — мальчики», «мы — мужчины»). Какие-то исключительно мужские сообщества, союзы и организации существовали во всех без исключения человеческих обществах.