Театральный роман-с…
Театральный роман-с…
…Представьте, что вы посмотрели спектакль. На следующий день вы снова пришли в театр на тот же спектакль, но он шел уже в других декорациях… В следующем театральном сезоне вы увидели спектакль с теми же актерами, но уже со значительными изменениями в сценарии… И, наконец, посмотрев туже постановку в другом театре, вы увидели совсем иную интерпретацию пьесы. Эта линия жизни уже совсем далеко от той, первой…
В. Зеланд
…Из одиннадцатого ряда, где сидели концессионеры, послышался смех. Остапу понравилось музыкальное вступление, исполненное оркестрантами на бутылках, кружках Эсмарха, саксофонах и больших полковых барабанах. Свистнула флейта, и занавес, навевая прохладу, расступился…
И. Ильф, Е. Петров
Один британский джентльмен, небезызвестный поэт и драматург, писал:
«…Весь мир — лишь театральные подмостки,
А люди просто все комедианты».
Другой джентльмен, точнее, месье, Жозеф Эрнест Ренан A823-1892), французский писатель, драматург и востоковед, ставший широко известным в Европе попытками рационализации всего сверхъестественного, предложил считать главным мерилом ума отношение… к кукольному театру.
Человек бесхитростный и простосердечный сидит в балагане, разинув рот, увлеченно смотрит представление и принимает все происходящее на сцене всерьез. Тот, кто позамысловатее и позаковыристее, не без удивления обнаруживает, что кукол-то, оказывается, дергают за веревочки, о чем он без промедления и колебания оповещает весь зрительный зал. Умный человек все видит, все замечает и все понимает, однако не лишает себя удовольствия насладиться зрелищем.
Помните, легкомысленный Буратино продал свою азбуку с «ч-ч-ч-чудными картинками и большими буквами» за четыре сольдо, купил у полной улыбающейся тети билет, сел в первом ряду и с восторгом глядел на опущенный занавес. Займем свои места и мы:
«…На маленькой сцене справа и слева стояли картонные деревья. Над ними висел фонарь в виде луны и отражался в кусочке зеркала, на котором плавали два лебедя, сделанные из ваты, с золотыми носами…».
Сравнение с зеркалом возникает чаще всего при чтении «Гамлета». Нет, не с тем «театром-зеркалом», о котором говорится в самой пьесе, а с обычным, покрытым с внутренней стороны амальгамой, — зеркалом, которое дает возможность каждому, кто только в него заглянет, увидеть собственное лицо…
«Жизнь человека течет размеренно по одной линии до тех пор, пока не происходит событие, меняющее сценарий и декорации…», — пишет В. Зеланд. Вчитываясь в эту прямо-таки библейскую фразу, так и представляешь себе разверзшиеся хляби небесные, всемирный потоп, а то и апокалипсических всадников, галопирующих на горизонте…
Многовариантность реальности открывает немало интересных и неожиданных знаний, позволяя всякой судьбе легко перекидываться на другую линию жизни. Никаких ограничений на этот счет нет. В бесконечном пространстве вариантов судеб и театральных постановок только дисциплинированность или, напротив, разболтанность творческой фантазии режиссера-постановщика выстраивает свою собственную сюжетную линию или линию судьбы.
Можно смело утверждать, что в каждой точке пространства существует свой вариант постановки, например, гоголевской «Женитьбы», точнее, свой вариант сценария и декораций судьбы каждого из нас. Неподготовленного индивидуума такая постановка вопроса — точнее, замах! — может удивить, как удивила она Кису Воробьянинова, привыкшего к классической трактовке «Женитьбы»:
«…Ни дверей, ни синих кисейных окон не было. Под разноцветными прямоугольниками танцевали дамочки в больших, вырезанных из черного картона шляпах. Бутылочные стоны вызвали на сиену Подколесина, который врезался в толпу верхом на Степане. Подколесин был наряжен в камергерский мундир. Разогнав дамочек словами, которые в пьесе не значились, Подколесин возопил:
— Степа-ан!
Одновременно с этим он прыгнул в сторону и замер в трудной позе. Кружки Эсмарха загремели…».
Кульбиты, коленца, изломы и извивы режиссуры (как бы в подтверждение зеландовской теории) позволили Степану оттеснить Подколесина, став главным персонажем осовремененной пьесы. Обновленный Степан попутно изменил сценическую судьбу Агафьи Тихоновны, которая в конце концов вышла за него замуж.
Не вникая в тонкости вещественного и звукового оформления, Остап Бендер по этому поводу заметил:
«…Я доволен спектаклем — стулья в целости. Но нам медлить нечего. Если Агафья Тихоновна будет ежедневно на них гукаться, то они недолго проживут…».
Если взять за исходный постулат постоянное гуканье на стулья Агафьи Тихоновны (постепенное расшатывание оных и приход в полную негодность), то поломка любого реквизита имеет безусловное право на существование в бесконечном сюжетном пространстве. В реальности, описанной И. Ильфом и Е. Петровым, останки стульев вступили бы в серьезное противоречие с основной сюжетной линией романа, точнее, коренным образом изменили бы весь ход повествования.
Не исключено, что в другой театральной реальности (в Параллельном мире, на Соседней странице…) так и произошло. Агафья Тихоновна в конце концов переломала весь театральный реквизит, но этот отдельный аспект не оказал сколько-нибудь серьезного влияния на целостность сюжета и ход повествования.
Дело в том, что в той, «параллельной», постановке интрига закручивалась не вокруг замужества Агафьи Тихоновны, а была связана с разводом ее внучатого племянника — Тихона Агафоновича. Понятно, что и герои там были совершенно другие, и речь в ней шла совершенно о другом…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.