КНИГА ПЕРВАЯ ОТНОШЕНИЕ И ПРАКТИКА ГЕШТАЛЬТ - ТЕРАПИИ ЧАСТЬ I. ТЕОРИЯ Глава первая. Главенство Отношения

КНИГА ПЕРВАЯ

ОТНОШЕНИЕ И ПРАКТИКА ГЕШТАЛЬТ - ТЕРАПИИ

ЧАСТЬ I. ТЕОРИЯ

Глава первая. Главенство Отношения

Различные школы психоанализа и, более того, терапии поведения, основаны на определенных идеях и теориях, то есть на признании закономерности психологического феномена. Такое признание в отношении терапевтической ситуации порождает характерный образ действия или технику различных подходов. Определенная техника представляет практическое выражение идей, характеризующих данную систему, и может восприниматься как поведенческое определение такой-то школы психотерапии.

Однако является ли техника данной традиции именно тем, что приносит успех, так восхваляемый ее приверженцами? Если эффективность психотерапии полностью зависела бы от возможностей техники, нам ничего бы не осталось, как ожидать, что в один прекрасный день компьютеры займут место профессионалов, а методика самостоятельного подхода без детальной разработки станет столь же эффективной, как и непосредственное общение.

Существует мнение, что большинство психиатров сегодня отвергли бы утверждение, что критическими в процессе лечения являются личные отношения между врачом и пациентом. Выяснением природы таких отношений следовало бы заняться серьезнее, поскольку мнения психотерапевтов на этот счет не совпадают пока лишь теоретически.

Современные классические исследования Фидлера по природе терапевтических отношений стали важным этапом, показывающим, что крупные специалисты разных школ во многом больше похожи между собой, чем на менее квалифицированных специалистов даже их собственных школ, и своими концепциями идеальных терапевтических отношений, и своим поведением во время сеансов с пациентами. Когда требуется определить природу такого успешного поведения или идеал, к которому близки опытные врачи, в информации Фидлера чувствуется недоработка, поскольку единственным его объяснением такого феномена является «понимание» врачом пациента. Пока профессионалы различных школ отличаются друг от друга в отношении методов поощрения или наказания, участливости или безучастности (ненаправленной), превосходства или равного сотрудничества, другие, добивающиеся больших успехов, сидят и слушают и пытаются понять своих пациентов, а не надрываются мысленно, выискивая причины через призму собственных нужд.

Экспериментальное подтверждение конвергенции психотерапевтических систем на высшем уровне понимания укрепляет, я думаю, веру многих из нас на основе опыта, порождает эхо растущего признания того факта, что на «высшем уровне» сходятся и религии. Если подобная конвергенция и обсуждаемый «личностный элемент» не обнаруживаются в интеллектуальной формулировке или в ясной технике, отражающей определенную школу, можно задаться вопросом, а существуют ли они вообще, или это всего лишь отношение, состояние, характеристика «состояния рассудка», которые в таких школах, как Гештальт, являются только компонентным элементом.

В своей знаменитой книге «Ты не мишень» Лора Хаксли как раз и выделяет этот вопрос. В отношении определенных процедур рефреном повторяется мысль: «Это действует, если ТЫ действуешь». То же самое справедливо для многих духовных дисциплин, однако для каждой отдельной практики является, возможно, сильным ограничением. И в изучении языка или игры на музыкальном инструменте лишь немногие исполнены упорства овладеть всеми нюансами избранной дисциплины. Когда же речь идет об изменениях внутреннего мира, трудностей гораздо больше, здесь все зависит от того, кто хочет изменений? и кто на самом деле способен «действовать»?

Говоря языком бихейвиористики, психопатология состоит из склонностей и избеганий, только они могут быть изменены наказанием или наградой в избранном направлении. Говоря языком психоаналитика, психопатология есть результат «защиты», которая неминуемо проявляется в психотерапии как «сопротивление». В свете таких формулировок, роль психотерапевта - не только в применении определенной техники, но и в том, чтобы заставить пациента работать с ним вместе, вместо того чтобы работать лишь самому.

Индивидуальные возможности нарушить свои терапевтические намерения - это нечто большее, чем простая оплошность. Например, можно думать, что ты свободно ассоциируешь или выражаешь чувства или свое «я», а, на самом деле, все совсем наоборот; или ты точно следуешь показаниям или методам определенной техники чисто механически, не вкладывая в процесс чувства. В этом случае ты действительно что-то «делаешь», но стоит ли удивляться, что результатов-то нет.

В психотерапии умудренный профессионал, кроме всего прочего, это тот, кто добивается истинного воздействия, выходя далеко за рамки просто поверхностной деятельности, превращающейся в пустой ритуал, если она не поддержана соответствующим отношением. Он способен выявить необходимое отношение, усилить его, вызвать его, научить ему, потому что он знает его в себе. Технике научит любая книга, но отношение передать может лишь человек непосредственно.

Центральной ролью соответствующего отношения является не только то, чтобы видеть поле психотерапии, но и владение любым психологическим приемом или нюансами науки о душе. Если мы хотим достичь мастерства в технике, мы неизменно подходим к указаниям, выходящим за списание характера, которые трудно передать даже при личном контакте, часто считающемся совершенно невыразимым. К примеру, возникает необходимость, чтобы человек, вовлеченный в определенную форму практики, был бы в отношениях «открытости», чтобы он позволил всему «быть таким, как оно есть», чтобы он поставил себя в отношения восприятия или «поддался» бы, находился в отношениях единодушия, доверия, веры, страстного желания и т.д. Даже в случае практикования невмешательства, как в Дзен-медитации, инструктор по медитации особо концентрируется на том, как сделать технику наиболее эффективной. Даже если внешние аспекты бездействия могут быть ясны, «сидеть», как говорил Шрунью Судзуки, «значит задействовать все коаны».

Чтобы быть не только демонстратором техники, но тем, кто видит, что она действенна, терапевт, подобно духовному учителю различных традиций, должен быть экспертом в том, как применять технику. Он должен быть подобен часовщику, который по известному анекдоту запросил кругленькую сумму за то, что дунул в механизм часов, и они пошли. «Столько денег просто за то, что дунул!» - было естественной реакцией посетителя, хотя он не мог не признать, что часы заработали. «За то, что дунул - десять центов, остальное за то, что знал, куда»,- был ответ. Большинство пространных описаний психотерапевтических систем посвящено технике, и все же, как в приведенном анекдоте, не все замыкается на ней. Техника, нужно сказать, это лишь частный случай выражения - пациентом или претендующим на роль врача - отношений, составляющих настоящую работу. Это серия действий, предпринятых с определенным намерением, а терапевт - это тот, кто обладает умением пользоваться своим намерением. Его знание, что делать и как, происходит не из законов термодинамики, но из глобального понимания «как это?», понимания, что ему вовсе не обязательно точно формулировать. Более того, его безотчетное понимание - развитое в его собственной жизни и упорными тренировками - не обязательно соотносится с его теоретическими взглядами.

Гештальт-терапия уникальна среди большинства психотерапевтических школ из-за «пределов, в которых эта система построена скорее на интуитивном понимании, чем на теории». Это не значит, что интуиция не являлась важным элементом в творческом процессе Фрейда, Юнга или других. Возможно, каждая эффективная система происходит из личностной реализации. Это не значит также, что интуиция не является частью психотерапевтической практики вообще. Уникальность Гештальт-терапии проявляется в факте, что прямое наложение практики на интуицию или живое понимание никогда не подменяются основой теоретических установок. Идеи являются безусловной частью системы, и все же идеи - это ее вершки, а не корешки. Более того, природой этих идей является в основном пояснение отношений, а не теоретические конструкции. Это идеи, укорененные в опыте, а не в теоретизировании, они не предназначены для оказания поддержки терапевтической деятельности, но создают альтернативный поток выражения.

Перлс верил, что быть психотерапевтом - значит быть собой, и наоборот. Он использовал и вырабатывал технику точно так же, как пользовался ручкой для письма или сте-ловым прибором для еды, но предупреждал о процедуре - она должна проходить с полной верой в то, что она что-то даст. Он не делал различий между тем, что он есть и что он работает, его «преподавание» студентам-психотерапевтом сводилось к тому, чтобы сделать их самими собой. Он верил, что «быть» - это лучшая школа психотерапевта. «Быть», по его мнению, означало быть сейчас и здесь, сознавать и нести ответственность - то есть постоянно находиться за своими собственными действиями и чувствами.

Три понятия - своевременности, осознанности и ответственности - составляют суть отношения Гештальт- терапии. Различаясь семантически, они вместе с тем являются аспектами или гранями единого образа бытия. Быть ответственным (отвечать) - означает быть в настоящем, сейчас и здесь. Быть в настоящем - значит осознавать. Осознание в свою очередь - это реальность, настоящее, состояние, не совместимое с иллюзиями и безответственностью, через которые мы извращаем свою жизнь (или знание о своей жизни, то, что мы о ней думаем).

Глубинная философия Гештальт-терапии

Основное отношение понятий своевременности или актуальности, осознанности и ответственности проявляется множеством более специфичных отношений, изучаемых гештальт-студентами и передаваемых ими в своей работе. К этим более специфичным отношениям можно относиться как к результату актуальности, осознанности и ответственности. Думаю, что эти три основные части целого и создают истинную традицию Гештальт-терапии, в то время как техника - это лишь средство выражения и передачи их понимания.

Вот несколько примеров:

1. В Гештальт-терапии существует отношение уважения к болезни человека, оно первично по отношению к эффективности изменения. Парадокс, однако психотерапевтическая деятельность, обычно понимаемая как направленность на изменение, в данном случае основывается на установке принятия человека таким, каков он есть. С другой стороны, из всех форм психотерапии известен тот факт, если и нет в теории, что принятие (в виде самовосприятия иногда наделяется внешними атрибутами) ведет скорее к росту, чем к стагнации. Жизнь - это процесс, жить - значит поддерживать процесс. С точки зрения Гештальт-терапии, не жить - значит стать в стороне от жизни, говоря себе о том, что следовало бы сделать. Таким «следовало бы» мы не развиваем себя, а только затуманиваем то, что мы есть на самом деле. В этом отношении Гештальт-терапия выделяется скорее воздержанием от действия, чем действием. Она заявляет, что осознания достаточно, что для того, чтобы произошло изменение, не нужно ничего, кроме актуальности, осознанности, ответственности. Это то, что доктор Арнольд Бейсер назвал «парадоксальной теорией изменения». Я бы оспорил термин «теория» из-за эмпирического фундамента этого отношения. В своем значении это не установка типа: «Я знаю, что он изменится, когда прекратит попытки. Я доверюсь теории и выужу его из порочного круга»,- но истинная неподдельная заинтересованность, чтобы пациент был тем, что он есть (или отсутствие заинтересованности в том, чтобы изменить его). Чем больше терапевт желает «изменения», тем больше он должен быть незаинтересован в этом. Он желает, чтобы пациент стал более актуализован, более ответствен к тому, что он есть, более сознателен. Желание пациента «измениться» меньше всего ищет причины в нем самом, а это приводит к уверткам, лжи, претензиям и так далее. Получить желаемое можно простой эмпирикой бытия, а не поисками того, чем ты не являешься.

2.Другим выражением того, что я называю основным отношением Гештальт-терапии, является позиция, изложенная доктором Резником в статье «Куриный бульон - это яд». Когда наше бытие (актуальность, осознанность, ответственность) есть все, что нам нужно, это еще не все, что мы хотим. С точки зрения Гештальт-терапии, многие наши желания основаны на нуждах, но являются страстным желанием об окружающих суррогатах того, чего мы лишены в своем бытии. Перлс понимал зрелость как переход от опоры на окружение к опоре на самого себя, с того времени Гештальт-терапевты хорошо осознают двойную отдачу, которую может иметь опора в терапевтике: и основу для роста, и суррогат ее: Гештальт-терапевт видит терапевтическую роль «помощника» с некоторой натяжкой, поскольку знает, что «помощь» может стать главным препятствием реальной поддержки. Соответственно он отделяет себя от принужденной «любви» к пациенту и ищет либо баланса между опорой и расстройством, наиболее способствующего росту, либо спонтанного самовыражения.

3. Другим выводом основной позиции Гештальт-психотерапии является отношение, с которым терапевт рассматривает кажущиеся нежелательными аспекты личности своего пациента. Гештальт-терапевт, в лучшем смысле слова, равно воспринимает импульсивность натуры пациента и его защитный механизм. В обоих случаях он усматривает энергию, деструктивно действующую во тьме, но при осознанности имеющую конструктивное выражение. Этого вполне достаточно терапевту, чтобы увеличить %|l осознанность пациента, его чувство актуальности и ШЯ ответственность, или, скажем, этого трехчлена нам Шя будет достаточно, чтобы стать полнокровным ™ человеком, уверенным в правильности своей натуры. С этой верой нам не нужно манипулировать собой или другими, чтобы сохранить наше «хорошее» и избежать катастрофы хаоса и разрушения. Гештальт-терапевт знает, что такие манипуляции не только излишни и энергопотребляющи, но и разрушительны, они отчуждают нас от того, что мы есть, порождают несчастья как во внутреннем, так и во внешнем мире и приводят к еще большей необходимости манипулирования, чтобы избежать несчастья или заполнить пустоту.

Сказать, что Гештальт-терапевт верит в правильность человеческой природы, не означает, что он воспринимает достоверность как условие без боли и разногласий. Как выразил это Фритц Перлс: «Все, что я могу, это, возможно, помочь людям реорганизовать себя, чтобы функционировать лучше, чтобы больше радоваться жизни, чувствовать - и это очень важно - чувствовать искренне. Чего еще? Жизнь - это не только музыка и цветы».

Гештальт-терапевт не говорит, что агрессия не разрушает и не ранит, но что мера агрессии является частью нашего органичного функционирования и что, когда она неосознана, скрыта, искажена, то ее потенциал скорее всего выльется в сильно возросшую разрушительность, так же как и в личное несчастье. Соответственно, работа Гетп-тальт-терапевта характеризуется высшей степенью пределов, до которых он сводит вспыльчивость характера, агрессивность или наоборот. Он не боится нагнетания чувств или отсутствия контроля, наоборот, ищет их, как проявления истинности сущности, чтобы пациент обрел ответственность, осознал их как часть своего бытия.

То, что справедливо для импульсивного выражения - частично включая выражения гнева - также верно для выражения контроля. Гештальт -терапия не рассматривает сопротивление как нечто такое, что нужно сломить, но как еще одно действие, чтобы осознать его, отнестись к нему с ответственностью. Защита - это не нечто «случающееся» с нами, от которого нас можно избавить, но то, что мы создаем, мы выбираем, продолжать сопротивляться или нет, согласно нашему развитию, или нашим нуждам, или ситуации. Как в Дзю-до или Тай Чи Чуане, отношение терапевта в Гештальте в направлении пациента к использованию энергий, которым он скорее сопротивлялся бы как оппонент. Для этого терапевт сначала должен войти в контакт с его оппонентом: выслушать его, увидеть, что с ним. Возможно, он поймет, что он по природе «таков».

4. Другим отношением, выражаемым в деятельности Гештальт-терапевта, является игнорирование Отношение и Практика Гешталът-терапии пояснений, интерпретаций, оправданий и объяснения понятий в целом. Такая позиция или то, что я называю основным отношением, объясняется тем, что легко увидеть, если считать, что, говоря о чем-то, мы тут же отстраняемся от нашего непосредственного восприятия этого.

Оправдание обычно исходит от недостатка самовосприятия - по крайней мере в момент оправдания - и превращается в старания избежать ощущений дискомфорта поисками внешнего одобрения. Гештальт-терапевт должен прежде всего воспринимать, а не играть в общественную игру. Кроме того, он может помочь пациенту обрести ответственность за самообвинения или, если это всего лишь призрак, растворить это в осознанности и примирить его с его поступками. Объяснения в основном держатся на той же эмоциональной почве, что и оправдания. За большинством «почему» находится молчаливое эхо родительских наставлений: «Если ты не можешь объяснить своего поступка, то не имеешь на него права». Такой тип объяснений видится как оправдание в значении причинности, а не оправдание в значении целей и намерений или неприсущих стандартов. Оправдание в значении прошлого или будущего, причины и цели есть попытка подвести основу под ощущения, не соотносимые с действительностью. Для Гештальт-терапев-та нет другой реальности, кроме вот этой самой, сиюминутной, здесь и сейчас. Принятие того, какие мы здесь и сейчас, придает ответственность за наше истинное бытие. Противное - это уход в иллюзорность.

Гештальт-терапия в противоположность психоанализу не многое может добавить к динамике интерпретации психопатологического феномена. Это больше «терапия», чем теория, больше искусство, чем психологическая система. Но, как и психоанализ, Гештальт-терапия имеет философскую основу. Отношения, показанные выше, с их трехчленной предпосылкой составляют философский фундамент Гештальт-терапии. Более того: Гештальт-терапия держится на негласном философском положении, передаваемом от терапевта пациенту или студенту посредством определенной процедуры без необходимости объяснения. Кроме этого: я хотел бы предположить, что эмпирическая ассимиляция столь трудно выговариваемого Weltanschauung (нем. «мировоззрение» - прим. перевод) является скрытым ключом к терапевтическому процессу. Все это требует, чтобы особая философия жизни стала основой Гештальт-терапии, так же как особая философия сопутствует психоаналитической терапии.

Передача отношений, подобных приведенным выше, через средства, характерные Гештальт-терапии, подобна процессу создания скульптуры мастером с использованием средств его искусства. В обоих случаях содержание выходит за возможности каждого инструмента, хотя инструменты и подбираются для его выражения. К сожалению, одной из наших человеческих слабостей является вера, что формулировки и техника сделают для нас все, это показывает история любого культа, история непрекращающегося оцепенения правды в закоснелых формах.

Говоря о «невыражаемости» в прямом виде философии Гештальта, я не имею в виду таинственность, как в психоанализе. Она просто не выражается, такая невыразимость сама по себе является результатом ее природы и содержания: Гештальт-терапевт вкладывает больше в поступки, чем в слова, в эмпирику, чем в мудрствования, в живой процесс терапевтического взаимодействия и в результативность внутреннего изменения, чем в действенность верований. Действие порождает субстанцию или касается ее. Идеи могут легко проплывать мимо, скрывая или даже подменяя реальность. Поэтому ничто не может быть столь далеким от стиля Гештальт-терапии, чем священство. И все же некоторое священство, но без всяких предписаний или верований, ему присущих, это похоже на то, как художник через свой стиль передает свое видение мира.

Идеи столь же опасны, как и техника, поскольку подменяют реальность ощущений, но они подкупают своей ясностью и четкостью. Мы попадаем в «волшебную» пропасть равенства знания и бытия, понимания и поступка, выска-занности и эффективности. И все же, кроме идей и техники, у нас ничего нет, и мы должны принять, что то, что служит нам, может усыпить нас и занять наше место.

Мораль вне Хорошего и Плохого

«Хорошее» и «плохое» подозрительны Гештальт-тера-певту, который привык воспринимать большинство человеческих советов, подобных скрытой манипуляции, разглагольствованиям на темы морали, как самооправдание и рационализацию нужд, утверждения о полезности и бесполезности, как сверхобобщение и проекцию личного опыта на окружение с присущей человеку готовностью уйти от ответственности из-за чувств и реакции.

Вот как говорит об этом Фритц Перлc:

Хорошее и плохое - это ответная реакция организма. Мы говорим: «Ты меня с ума сводишь», «Из-за тебя я чувствую себя счастливым», но гораздо реже: «Из-за тебя мне хорошо», «Из-за тебя мне плохо». Такие фразы особенно часто возникают у примитивных людей. Еще мы говорим «Мне хорошо», «Мне неважно», без подразумевания какого-либо стимула. Но что происходит, как получается, что прилежный ученик «заставляет» учителя хорошо себя чувствовать, послушный ребенок «заставляет» чувствовать себя хорошо своих родителей. Хорошо болельщикам от побед любимого боксера. Книга или картина имеют тот же эффект, если соответствуют нашим эстетическим требованиям. И наоборот: если люди или объекты не соответствуют нашим требованиям, не приносят удовлетворения, на нас они действуют плохо.

Следующий шаг - это когда вместо того, чтобы с собственным опытом обращаться только как со своим собственным, мы проецируем его, а ответственность за собственные реакции переносим на побудителя. (Такое происходит из-за нашей боязни возбуждения, чувств, что мы не выдерживаем волнения, хотим уклониться от ответственности и т.д., и т.п.). Мы говорим, что ученик, ребенок, боксер, книга, картина «являются» хорошими или плохими. В этот момент навешивая на возбудитель ярлык хорошего или плохого, мы отсекаем хорошее или плохое от нашего собственного опыта. Они превращаются в абстракции, а объекты-возбудители соответственно обретают ярлык. Этому сопутствуют последствия. Изолировав мышление от чувств, рассудок от интуиции, мораль от самосознания, осмотрительность от спонтанности, высказываемое от невысказанного, мы теряем «самость», сущность существования, мы превращаемся либо в холодных человеке»-роботов, либо в растерянных неврастеников.

Кроме подобных взглядов на хорошее и плохое Гештальт-терапия богата и другими вопросами, например, о желательности определенного отношения к жизни и восприятию. Это моральные правила в смысле направленности на хорошую правильную жизнь. Хотя понятие морали в общем употреблении призвано указывать на определенные жизненные стандарты, не присущие человеку, возможно, что все главные вопросы морали происходят из гуманистической этики, где добро и зло не выделяются из человеческих условностей. Так, понятие «правильности» в иудаизме, замечательной религии, имеющей законодательные начала, указывает на обусловленность бытия законами или волей Бога, которую можно понимать как соответствие закону не верящих Богу, живущих по системе Тао китайцев - этот закон требует следовать определенному Пути. Таким образом, то, что в жизни видится правильным, адекватным, хорошим, после обретения силы закона поворачивается против людей, делают их рабами некоего авторитета, стоящего выше человека.

Если мы захотим составить список невыражаемых моральных установок Гештальт-терапии, то он будет либо длинным, либо коротким в зависимости от уровня общности или частности нашего анализа. Без претензии на системность и полноту здесь мы приводим импрессионистское понятие стиля жизни по порядку:

1) Жить сейчас: концентрироваться на настоящем, а не прошлом и будущем.

2) Жить здесь: иметь дело с тем, что есть, а не с тем, чего нет.

3) Не давать воли воображению: воспринимать реальность.

4) Прекратить ненужное обдумывание; лучше пробовать и видеть.

5) Выражать, а не манипулировать, объяснять, оправдывать, судить.

6) Отдаться неприятному и болезненному как удовольствию; не ограничивать сознание.

7) Не принимать других «долженствований», кроме своих собственных: «Не сотвори себе кумира».

8) Будь полностью ответствен за свои поступки, чувства, мысли.

9) Будь таким, каков ты есть.

Парадокс, что подобные установки могут явиться частью моральной философии, определенно рекомендующей не следовать никаким установкам и правилам, может быть разрешен, если смотреть на них с точки зрения справедливости, а не долженствования. Ответственность, например, это не обязанность, а неизбежный факт: мы и есть ответственны за все, что делаем. Единственной нашей альтернативой будет либо признать ответственность, либо отвергнуть ее. Все, что говорит Гештальт-терапия, заключается в том, что, принимая правду (от неделания к невмешательству), мы растем: растет наше сознание. Оно излечивает нас от нашей лжи.

Думаю, что эти специфические правила Гештальт-терапии могут быть в свою очередь, сведены к трем общим принципам, о которых я говорил раньше:

1) Оценка настоящего, актуальность (своевременность против прошлого и будущего), пространственная (наличие против отсутствия) и вещественная (действие против символа).

2) Оценка сознательности и восприятия.

3) Оценка целостности или ответственность.

Если их посчитать только как технические установки или же как терапевтические средства, это явится недооценкой их роли. Возьмем, например, такую ситуацию, не думаю, что она является исключением в Гештальте:

(По актуальности)

П.: Вчера я чувствовал себя очень угнетенным…

Т.: Вижу, вы хотите мне рассказать.

П.: Ну, да… Сейчас-то такого чувства нет, но я думал,

что будет лучше разобраться, в чем же дело;

иначе меня беспокоит, что в следующий раз…

Т.: А как это вас беспокоит?

П.: Ну, если не думать о будущем, то зачем же я здесь тогда?

Т.: Давайте подумаем вместе.

Или представим себе следующее (по вопросу об ответственности):

П.: Я беспокоюсь, потому что чувствую, что вы ожидали меня увидеть с чем-то таким…

Т.: Кто,я?

П.: Ну, мне кажется… нет, скорее я бы хотел сделать вам приятное или произвести на вас впечатление… Хотя я, конечно, не должен был бы так чувствовать.

Т.: Кто так говорит?

П.: Мне не хочется так чувствовать. Это делает меня слабым.

Т.: Что «это»?

П.: Ну, я сам чувствую свою слабость. Вяну. Я как бы отключил энергию.

Т.: Вот так-то вы и причиняете себе беспокойство…

П.: Да, понял. У меня есть выбор…

Думается, что это ситуации, где поведение терапевта можно рассматривать как практическую демонстрацию обоснованности или качества жизненной философии. Чаще бывает, что взгляд на вещь узок в частности, но консистенция точки зрения постепенно приводит к построению новой модели убеждений. Опытным путем пациент может найти, что, к примеру, поддавшись чувствам, которых он до того избегал, можно прийти к их трансформации; если их принимать, они изменяются, если же следовать своей обычной позиции, то они лишь усиливаются. В процессе интенсивного временного «забывания» волнений прошлого и будущего он может обнаружить, к своему удивлению, что вовсе не обязательно все время быть с ними; и действительно, он может своим новым отношением справиться лучше, а не хуже со своими проблемами. Подобный тип ситуационного взаимодействия в Гештальт-терапии имеет параллели в Дзене:

Сенвцан просит у Хуике, говоря: «Я болен: умоляю тебя очистить меня от греха». Хуике сказал: «Принеси мне свой грех, и я очищу тебя от него». Сеньцан подумал немного; затем сказал: «Не могу до него добраться». Хуике ответил: «Вот я и очистил тебя от него».

За пределами Отношения: Прямое Восприятие

Основное отношение оценки настоящего и наличествующего - осознанность и ответственность - превращается, подобно белому свету, разбитому на цвета радуги, в более специфичные отношения или идеи, воодушевляющие Гештальт-терапевта в его практике. Каждое из этих специфических отношений или невысказываемых установок исходит из того, что мы называем трехчленным центром, как частная форма выражения общего закона. И все же было бы не точным думать об их деривации, как о чисто логической, выраженной их взаимоотносительностью, видимой в логических понятиях.

Говоря об отношениях, я не выделял достаточно четко эмпирическую основу характера или установок, приложимых к последующему описанию. Понятие «отношение» адекватно тому, что означает глобальную реакцию, оно предполагает наличие жизненной философии и поведенческих аспектов. Стоит пояснить, между тем, что изучение отношений, выделяемых мной как центральный процесс в Гештальт-терапии, не должно восприниматься как предмет изменения установок или имитация поведения. Субстанция перехода, имеющего место в психотерапии - это не идеи или стиль поведения, но опыт, из которого исходят и идеи, и поведение, не описание, но эмпирика актуальности, осознанности, ответственности, несущая в себе гарантию своей правильности и восприимчивость возможности другого бытия. Живущий в настоящем не только прочно стоит на ногах и скорее получает удовольствие, чем страдает от жизненных невзгод, но и может видеть, как другие растрачивают энергию сопротивлением или бесплодными стремлениями. Ему не нужно приспосабливаться. Он воспринимает себя достойным существования и того же ждет от других. Как терапевт относится к себе, точно так же он относится и к пациенту; он не против всего наносного в нем, его это просто не интересует.

Совершенно очевидным будет признать, что учебный процесс в Гештальт-терапии - это скорее эмпирика, чем интеллект и поведенчество. И все же думается, что он заслуживает констатации, что справедливо считать, что терапевтический процесс состоит из передачи переживаний. В психотерапии много писалось о технике, т.е об эффективности воздействий или интерпретаций терапевта на пациента. В рассуждениях подобного рода переживания пациента всегда видятся извлеченными умышленно. Однако то, что опускается, и есть понятие, что переживание можно передавать и что раз жизнь происходит от жизни, определенная глубина переживания может быть, вероятно, вызвана наличием другого бытия той же глубины, а не манипуляциями. Если отношение глубже, чем техника, и если техника отталкивается от отношения, переживание еще глубже, чем отношение, и составляет их источник. Без соответствующего отношения технические приемы превращаются в пустые формы. Без переживания даже отношение становится подержанной догмой. Подобно мертвому организму, не способному к воссозданию себя, мертвые отношения не могут породить ни одного соответствующего отношения в другом бытии. Переживание же, с другой стороны, самодублирующееся. Оно создает внешние формы, передающие его пульсирующее сердце.

Уверен, что все изложенное справедливо для любой школы психотерапии и тем более для Гештальт-терапии, где врач подвергается двойному испытанию, являясь одновременно и обнаженным человеческим существом, и художником. Бетховен говорил о своей музыке, что она идет от сердца к сердцу, точно так же я вижу действия Геш-тальт-терапевта наполненными смыслом до тех пределов, которые ему даны, это более чем приемы техники, это выражение перспективы, олицетворение истинного понимания, генерирующего понимание в другом человеке. В границах понимания пережитого действия терапевта генерируют веру или доверие, необходимые, чтобы превратить психотерапию в глубинную связь, а не в игру словами.