Глава двенадцатая. Ричард

Глава двенадцатая. Ричард

Р.: Перед нами, э, столько же Гуков [53], но они в сорока ярдах на скалах. А Мак Фарлейн это, ну, мы стоим, они тоже стоят, красиво, стройными рядами, и мы стоим рядами. Стоим друг перед другом, ну, как Давид и Голиаф, такое же чувство. А Мак Фарлейн говорит… Нет, открывает огонь по этим, как их, гукам; стреляет из своего ружья. Стрелял, он п-поворачивается и кричит, чтобы мы залегли, укрылись.

«Укрыться!»,- а сам стоит. И минуты четыре в него летят пули, вы бы в-в-видели или слышали, а он стоит, и в него летят пули. Минуты четыре в него впиваются пули, а он стоит, и мы открыли огонь, я повернулся и закричал, чтобы и остальные стреляли. И вот мы стреляем в гуков, а они, а они все стоят, и так минуты четыре, где-то так.

А потом, после этого, все прекратили стрелять, была причина. Мак Фарлейн свалился на землю и - и он был убит с первого же залпа, а все стоял, принимая на себя огонь этих…, этих гуков, уж он их достал. А потом, как он упал, тогда эти… некоторые гуки стали падать во вторых рядах, а некоторые в первом, а потом еще повалились. И это, эти…, а потом голос, и черт его знает, откуда он был. В общем там, где мы стреляли, это сцена из битвы у Плимут Рока. А голос говорит: «Уж в пятый раз Плимут Рок постоял за страну». Вы знаете, мы, наверное, выиграли эту битву или вроде этого. В пятый раз в истории США.

А потом другая сцена - была передышка - так вот в другой раз я возвращаюсь с отрядом - горсткой из шести-семи человек, мы в окрестностях штаб-квартиры, здесь опять гуки, другие, оставшиеся в живых, а их, наверное, три или четыре тысячи, стоят себе вокруг.

Мы, значит, медленно гуськом идем, а вокруг они, а мы все вымазаны, грязные, усталые и все такое - и всего-то длится это все минуты четыре, а один из наших, Керби что ли, похож на того Керби из телефильма «Противостояние», мне он еще нравился, так вот он идет к гукам и говорит: «Эй, да это ж бабы. Тут женщин полно.»

И говорит: «Напугаем их, что ли?» «Вы - говорит - детей-то иметь не будете. Ведь убьют же кого.» А сам ружьем им грозит. А они стоят себе и гогочут - все: и мужики, и их женщины - знают ведь, что это он так. Они вроде бы военнопленные.

Идем наверх, где высаживались, там у нас коммутатор - телефонная переговорная система, там еще женщина сидит, ей лет за тридцать, ну вот… Что еще. Пока дошли, извините, пока я туда добрался, надо было пройти через комнату - огромную такую комнату,- а там человек сидит за столом. Он тут начальник. Но мы на него не глядим; в общем мы это, идем, значит, мимо и не глядим на него. Но я как-то вот знаю, что он уж очень нами гордится за то, что мы сделали. Я выбираюсь из комнаты, иду к коммутатору, а телефонистка и говорит: «Шеф очень вами гордится». Я добавляю, это, э…: «Мак Фарлейн там сегодня такое сделал.»"

И вот я стою там, ноги широко расставлены, ружье прикладом об пол, а наверху на стволе каска болтается. Знаете ли, ну очень драматическая поза, со спутанными волосами и все такое, и это, говорю, значит, что совершил Мак Фарлейн сегодня. Что он погиб, но совершил подвиг. А она и говорит: «Да он… говорят, что он и Эндрюс не вернутся.» Кто такой этот Эндрюс? Не знаю я Эндрюса. А сам добавляю: «Ничего бы у них не вышло без меня».

А голос шефа по интеркому говорит секретарше: «Как явится, пус-. сразу же зайдет». Это как-то не вяжется, я же только что прошел через его кабинет. Ну вот, спускаюсь я, значит, вниз по длинной-предлинной лестнице, которая ведет вниз к выходу, там стеклянная дверь. Спускаюсь где-то на одну треть по лестнице и… просыпаюсь.

Я: Так что же незакончено? [54] (Смех).

Р.: Ну, мне кажется, не хватает причины, почему я не смотрел на шефа, когда проходил мимо, или почему я не вернулся и не услышал благодарности от него, а секретарша благодарила меня как-то не прямо.

Я: Почему бы вам не закрыть глаза и не досмотреть сон. Закончить его.

Р.: Спуститься по лестнице? Вот я, значит, спускаюсь по лестнице, сейчас дошел до трети. Спускаюсь и это… хм-м-м. Волоку ружье по ступенькам, прикладом стучу по ступенькам… Возвращаюсь по ступенькам наверх (голос звучит несколько удивленно). Откровенно говоря, сам удивляюсь, на кой дьявол меня опять понесло наверх [55].

Я: Давайте узнаем…

Р.: (Тихо так, будто размышляет) Да. Поднимаюсь по лестнице (нормальным голосом). Теперь не могу решить, куда идти: к секретарше или в кабинет шефа. Стою и думаю, что же делать. Вот решаю идти к секретарше, к коммутатору. Иду к дверям, за которыми она сидит, и гляжу на нее… А она на меня не смотрит. Не знает она, что я здесь. А потом оглядывается и говорит: «Шеф хочет вас видеть». А я говорю: «Хорошо».

Куда мне теперь идти? Не хочется мне видеться с шефом… Хммм. Ну вот, я стою, прикованный к месту. А секретарша смотрит так с удивлением, будто говорит: «Зайди лучше. Он ждет». Все, что я могу увидеть,- это картинка: шеф сидит за столом, но меня там нет. Я все еще в коридоре. Но все вижу, как он сидит за столом, работает, что-то там делает. Стучит пальцем по… карандашу на столе. А теперь говорит по интеркому: «Пришлите его!» Я слышу, но не иду.

Теперь шеф выходит, чтобы узнать, что» конце концов происходит. Он недоволен, нет, не зол, а недоволен. Потом замечает меня, подходит к коммутаторской и говорит мне:

«Эй, так заходи же». А я смотрю на него, а сам не двигаюсь. Вообще не двигаюсь! Чуть покосился в право, наблюдаю за ним, а сам не двигаюсь. Стою с ружьем, держу его у груди, крепко его так держу. Дуло прямо у меня под подбородком, чувствую: так хочется нажать на курок и выйти из этой чертовщины. Но на самом деле мне этого не хочется. Наверное, это будет слишком легким для меня выходом. Хмммм. Ничего не получается.

Я: Вы забуксовали при встрече с шефом…

Р.: Да.

Я: Который, кажется, гордится вами [56].

Если бы это был натуральный сон, он бы проснулся или завершил бы сновидение, уменьшившись в размерах или уйдя в каком-то другом направлении. Здесь же я на него давлю своим присутствием и напоминаниями: «Хорошо, теперь-то что?» Вся группа ожидает, что он что-то предпримет, и становится очевидным, что он не собирается делать шаг навстречу шефу. Он не может избегать ситуацию больше, и он это знает. Так как же он повернет все в фантазии? Шеф подходит к нему: «Что тут происходит?» Теперь он не может избежать контакта. Поскольку, помните, он не может двинуться. Он стоит со своим ружьем, не произнося ни слова.

Р.: Да. Но никогда прямо не говорит мне. Сейчас он видится мне как символ моего отца. По крайней мере у нас были такие отношения. А мама всегда намекала мне, если отцу нравилось то, что я делаю. Сам же он никогда мне ничего не говорил.

Я: Поговорите с шефом, представьте, что он в видении: он знает, что вы вернулись с неохотой, скажите ему о своем нежелании говорить с ним и что вы о нем думаете [57].

Р.:…Хорошо. Я усажу его за стол и войду в кабинет. Прямо не знаю. Не хочется мне входить. Чего-то я боюсь и не то, что я не хочу… Боюсь войти и увидеть вас. Наверное, боюсь о себе нахвастать, что я и не думал этого… нет, я и в самом деле только предположил, почему я… Да потому что, знаете ли, потому что я и не думал, что вы именно это имеете в виду. Не верю я, что вы это в самом деле чувствуете. Чувствую, что вы боитесь меня… Но я и вправду хорошо сегодня дрался. «Да. Ты славно потрудился. Я как раз и хотел сказать тебе это из…, э…, чтобы ты э…, чтобы знал, что я давно наблюдаю за тобой и ты мне по нраву. И э…, ты представлен к повышению. И это… Я слышал в штабе, что хотят тебе приказом объявить благодарность с занесением. И мне это, в общем, здорово, что ты постарался для нашей организации. Да, так. Для организации (как бы в кавычках). Сделал нам доброе имя. Хорошо для нашей репутации. Да-да. Хорошо для нашей репутации. И э…, мы гордимся тобой».

Ну точно, как мой папа. Репутация семьи всегда у него на первом месте.

Я: Как вы все это ощущаете?

Р.: Не нравится мне это. Он мне не нравится - он не видит во мне человека. То, что я делаю, отражается на его репутации, оно не отражается на мне, это всегда честь семьи. Точно, как мой отец.

Я: Скажите ему о своих чувствах.

Р.: Что за ерунда эта репутация? Если у тебя есть уверенность в себе, на кой черт ты будешь беспокоиться о своей репутации? А я что? Я один из тех парней, что хорошо поработали. Я сделал это, потому что захотел, потому что хотел хорошо сделать свое дело. Так где же я во всей этой ерунде? Я - это не репутация…

Я: В видении полно репутации. Плимут Рок…

Р.: Да.

Я:…И так далее; и желание похвастать, и неохота принять похвалу. Поэтому я бы хотел немного поэкспериментировать с хвастовством. Похвастайте собой немного.

Р.: Что ж, я рад, что вам нравится моя игра на гармошке, ведь я и в самом деле чертовски здорово сыграл на ней. Я поработал, и у меня здорово все вышло. Именно здорово. Лучше, чем у других. Вот ты не знаешь, Джо, а я лучший игрок в пинг-понг (смех). Я уложил на обе лопатки кучу народа. Да ты бы слышал, как я говорю. Нет, я на самом деле здорово говорю, у людей внутри все переворачивается. Хе-хе… На днях я говорил о твоем желудке, так у самого все кишки чуть не повылезли. Ну, конечно, для этого нужно иметь талант. Я думаю, что я… не хочу выражаться, хотя, конечно, я смышленый малый, легко приспосабливаюсь, достаточно гибкий, чтобы поддерживать с тобой отношения с самого начала курсов. Такой уж я совершенный. Я, наверное, самый что ни на есть совершенный.

Я: Так о чем вы хвастаете?

Р.: Я хвастаю о своей…

Я: Вместо того, чтобы говорить «совершенный», не могли бы вы сказать, что вы «совершенство»? (смех).

Р.: Ух ты! (смех). Ну да, я само совершенство. Ух ты! (смех). Кто же со мной сравнится. Ну как, остроумный я?

Я: Можно немного серьезнее? Представьте, что вы совершенны, или заставьте поверить, что вы совершенны. И не сводите все к шутке.

Р.: М-м-м-м. Да. Не делать из себя шута, да?… Хммм. Хорошо. Я - совершенство. Мне даже не нужно быть здесь (смех). Черт, да не нужны вы мне. Если бы мне захотелось быть здесь, я, наверное, стал бы полным идиотом, какое ж тут совершенство.

Я: А может, это мы в вас нуждаемся.

Р.: Ну да. Все, что я ни делаю,- самое лучшее, оно для меня совершенно. Так. Другим не всегда нравится это, а для меня я само совершенство. Разве можно захотеть от меня большего. Все равно это вам не поможет. Ничего для меня не сделаете, так я и не прошу ничего, что вне меня. Да-да. Вот, я в отличной форме (смех) [58].

Я: Вы можете обыграть ту часть своего видения, где вы с ружьем?

Р.: Конечно. Дайте мне этот костыль (смех). Я стою на площадке с секретаршей, она говорит, что Мак Фарлейн совершил сегодня подвиг: «Да, говорят, что он и Эндрюс не вернутся.» А я говорю: «Без меня у них ничего бы не вышло (хвастливо)»,- и я очень горжусь собой и мешаю ей сказать это про меня. Мне не нужно, чтобы она говорила, что гордится, поэтому сам это говорю - у меня так часто бывает. Я говорю: «Посмотрите на меня. Я просто великолепен» [59].

Я: Скажите нам: «Посмотрите на меня. Я просто великолепен». Добавьте… Проработайте это немножко.

Р.: Х-м-м-м. Хорошо. Так, я все еще совершенен… (громко). Посмотрите на меня. Я просто великолепен. Я пошел и сделал свое дело… (смех).

Я: «Просто великолепен»,- сказали вы снова. Что вы чувствуете, когда произносите это?

Р.: «Просто великолепен?» Думаю, что я выделяю себя, поэтому мне не нужно быть совершенным. Да. Посмотрите на меня. Я великолепен. Я хорошо сделал свою работу, и я вернулся, я снова готов идти туда, где я нужен. Смотрите на меня. Вот самый великолепный парень. Он все делает совершенно правильно. Его работа великолепна.

Я: Продолжайте еще, проиллюстрируйте это из своей жизни.

Р.: Моей жизни?

Я: М-м-м-м. Да. Перенесите это из видения в реальную жизнь.

Р.: Вы имеете в виду, чем я занимаюсь?

Я: М-м-м-м. «Смотрите на меня. Я великолепен».

Р.: Да я уж достаточно наговорил этого. Ну, наверное, еще смогу (смех).

Я: А я думаю, до главного вы еще не дошли.

Р.: Главного? Наверное. Ну, да. Смотрите на меня. Я великолепен. Я лучший отец. У меня здорово получается быть отцом. Я знаю, чего хотят мои малыши и что им нужно; я знаю, как их воспитывать, как их радовать и как помочь им быть счастливыми, как расти, быть добрыми и открытыми людьми. Они и есть такие. И это в основном потому, что я с ними, потому что я такой. Смотрите на меня. Я великолепен. Я, э…, я умный и гибкий, я… я ничего не упустил. Смотрите на меня. Боб, вот я великолепный. Я хорошо справляюсь, люди ко мне хорошо относятся, я им нравлюсь; даже когда я им не нравлюсь вначале, потом они находят, что во мне есть что-то настоящее, чего они не разглядели, что имеют дело с настоящим человеком, а не пустышкой.

Я: Как вы себя чувствуете сейчас?

Р.: Очень хорошо, это…

Мужчина: У меня сильное чувство, что…

Другой мужчина: А давай посмотрим, Ричард, по-другому, если пользоваться костылем как костылем. Думаешь, будет так же?

Я: Что значит пользоваться костылем как костылем?

Мужчина: Опустить его нормально вниз и сказать: «Мне для ходьбы нужен костыль».

Р.: Нет, я не хочу.

Я: Вам неохота принимать похвалу, позволять другим гордиться…

Р.: Я всегда сам это говорю первый.

Я: Поэтому мне и интересна другая сторона этого: что заставляло вас превратить все в шутку, говорить «просто великолепный», а самому быть вне игры. Сможете обыграть «одного из парней?»: «Я не лучше вас. Я как все».

Р.: Ну конечно. Хорошо. Я и это могу.

Я: Такой совершенный, что и это сможет (смех).

Р.: Правильно. Так. Я все могу, могу даже сплясать, если вы не против [60]. Вы знаете. Могу быть с вами на любом уровне, там, где вы, там и я. Я могу, э…, говорить о политике, могу хлопнуться об пол. Петь. Ну все, что угодно. Могу быть простым, а могу чопорным. Все, что угодно. Одним из парней? Пожалуйста. Пострелять в тире - с удовольствием. Я отличный стрелок. Прекрасный. Для деревенщины - лучше не бывает.

Я: Говорите о том, что вы не лучше других.

Р.: Я не лучше?

Я: Нет.

Р.: А вот это трудновато.

Я: «Это Мак Фарлейн. Не я» [61].

Р.: Ах, да. Мак Фарлейн. Я довольно-таки хорош, но на вторых ролях. Да мне не очень-то и нравится быть первым. У меня хорошо получается быть вторым, знаете ли, исполнять приказы. На самом деле я лучший второй по должности командир (смех). Ну да, я совсем не…да. Я в общем-то ничем и не отличаюсь от вас. Вы занимаетесь своим, а я своим. Пусть оно так и будет.

Я: Как вам нравится эта роль?

Р.: Очень даже. Нравится. Да. Гораздо удобнее, даже спокойнее.

Я: Ведь это старший командир получил все пули.

Р.: (Улыбаясь). Ну да, конечно. Это верно. (Смех). Ух ты! Да. Это ведь он, не так ли? Верно. Так гораздо безопаснее быть вторым. На мне чуть больше дерьма, но зато я не убит [62].

Я: А первым быть веселее.

Р.: Согласен.

Я: Теперь я хотел бы, чтобы вы были Мак Фарлейном. Вы Мак - Фарлейн, стоите во весь рост [63]. Почувствуйте, каково быть им, пусть он сам скажет. Что чувствуешь, когда ты - командир…

Р.: Хорошо, хорошо. Понял. Я Мак Фарлейн и отвечаю за четыре тысячи вояк, и мы…, я организовал их, мои младшие командиры натаскали их, все сделали, чтобы они стали организованными, дисциплинированными, единой командой. И вот я беру их на поле битвы, мы знаем, что предстоит драться. Будто свидание у нас назначено с этими чертовыми гуками. Мы будем драться с ними, мы стоим на поле битвы, и я впереди, я, э…, я прямо перед рядами солдат, я знаю, что с тактической точки зрения, чтобы победить, мне надо собой пожертвовать. И я готов, потому что я… это моя работа. Да. Я говорю это, как Мак Фарлейн. Я работаю не для себя. И вот они все там, час настал, я стою с ружьем, и - этого во сне не было, но я сейчас это чувствую - я делаю шаг вперед, целюсь и стреляю в гуков - просто стреляю. Все равно, куда стрелять - их так много. Больше одного - двух выстрелов мне не сделать. Так, хорошо, я должен собой пожертвовать [64]. Тактический маневр привлечет их огонь. Вдруг я в пуленепробиваемом жилете, но это ничего не остановит. Нет, это не Мак Фарлейн. Тот, кто надел жилет,- это опять я.

Я: Представьте, что в вас, как в Мака Фарлейна, впиваются пули.

Р.: Этого я и боюсь. Ну, хорошо. Поднимаю ружье и дважды стреляю (как-то тихо, колеблясь), залп с другой стороны, получаю прямо сюда - первая пуля бьет сюда, над сердцем. Другая в шею. А теперь они сыпятся градом, вонзаются во все тело, в ноги, мышцы, голову. А я все стою.

Я умираю, больше не будет больно, но я все равно стою непреклонно, а в меня летят пули. Я отклонился вперед, чтобы не упасть от ударов. Пули впиваются в меня, но я этого больше не чувствую. Кругом грохот выстрелов, рвется одежда, разрывается плоть, но мне уже все равно. Но во мне еще теплится сознание, скачет мысль, а что если мне оторвет ногу, и я упаду до завершения тактического приема. Это будет катастрофой для всех. Получилось не так уж и плохо,как я думал.

Я: Побудьте еще немного раненым.

Р.: Хорошо. Я и вправду думал, что это будет гораздо труднее.

Я: Постарайтесь говорить в настоящем времени, добавляя, по возможности: «Это я. Это моя жизнь». Посмотрите, появится ли какой-то дополнительный оттенок, если включать «Это моя жизнь» после описательных высказываний.

Р.: Это о ранении?

Я: Да.

Р.: X-м-м-м-м.

Я: Можно поинтересоваться? Привлечь огонь - означает ли это вызвать огонь на себя?

Р.: Да, вероятно. Как будто я попросил об этом.

Я: Намеренно?

Р.: Да.

Я: Сконцентрировав его на себе?

Р.: Да, я это сделал, э… я делаю это, как… ну, как часть героизма, но и потому что я на самом деле верю, что это моя миссия, и это главная ее составляющая. Итак, я открываю огонь?

Я: Только не забудьте говорить: «Это моя миссия. Это моя жизнь».

Р.: Хорошо, хорошо. Я собираюсь стрелять в этих, стрелять в этих гуков не оттого, что мне нравится убивать людей, просто теперь это моя обязанность. Я знаю, что на самом-то деле и не убью многих, поскольку меня самого скоро убьют. Так вот. Я пожертвую собой во имя победы в сражении. Это очень важный бой, его обязательно нужно выиграть во имя человечества и так далее, я весь в этом, это моя жизнь. Да, именно этого я и хочу, но боюсь. В жизни я хочу этого - принести большую жертву.

Я: Из гордости самоутверждения.

Р.: Нет. Во славу Ричарда. Во имя светлых идеалов человечества. Итак, со мной все в порядке. Вот теперь стрельну пару раз, приму на себя все пули, буду стоять во весь рост и принимать их на себя, потому что это моя работа, это моя жизнь - делать ее. В общем-то мне будет даже и не особенно больно. Поскольку это тоже моя жизнь, у меня не должно быть чувств, поэтому я не почувствую боль. Буду делать то, что я знаю, что должен сделать, это моя жизнь. Через все преграды - и это моя жизнь. В этом и есть смысл моей жизни. Это моя жизнь.

Я: Скажите шефу об этой своей жизни. О том, что вы герой.

Р.: Мак Фарлейн или я, или что?

Я: Попробуйте, как Ричард - Ричард его избегает, он не желает получать похвалу. Посмотрите, сможете ли вы заставить себя как Ричарда - вместо того, чтобы избегать похвалы - сказать ему. Не то, что вы действовали просто замечательно, а что вы герой.

Р.: Ну, знаете ли, я считаю, что «просто замечательно» означает, что я жду, что они скажут мне: «Да, это было великолепно. Да. Грандиозно.» Или что я был великолепен. Я хорошо поработал, и я герой. Я вел людей, после гибели Мак Фарлейна командиром стал я, я вел людей и хорошо поработал, я герой. И я заслуживаю грамоты.

Я: Вы чувствуете, что хотите этого?

Р.: Ну, и да, и нет… Да. Мне нужна грамота, как символ того, что я сделал и что я такое есть. Но я буду ее стесняться и куда-нибудь засуну, положу куда-нибудь в ящик и не буду никому показывать, в общем вот так… После того, как я получу ее. Вот что мне нужно.

Я: Может, вы составите диалог между гордым, хвастливым Ричардом и Ричардом скромным? Обыграйте эти две стороны.

Р.: Хорошо, на некоторое время побуду гордым, хвастливым Ричардом. Хотя нет. Я уже довольно нахвастал. Я буду…, я слушаю его, я лучше отвечу на весь этот вздор.

Ты, парень, считаешь себя просто великолепным. Тебе хочется, чтобы все только и говорили о твоем величии. А они говорят, а потом поворачиваются и смеются с друзьями: «Вот задница!» Ты этого хочешь, чтобы тебя все время называли задницей?

Нет, я не этого хочу. Я хочу, чтобы людям нравился во мне я, чтобы они относились ко мне, как к личности, а не как к идиотскому символу величия или благородного жертвователя, или как к выпендрежнику. Я хочу, чтобы они тянулись ко мне.

Но ты постоянно навязываешь себя, вместо того чтобы просто впустить их. Это невыносимо. Ты меня достаешь этим [65].

Знаешь ли, это уж мое дело. Ты тащишься вслед и подбираешь остатки. А я великолепен и вполне могу позволить людям знать об этом. И мне это нравится. А ты с этим ничего не поделаешь. Ничего ты не сможешь.

(Почти шепотом). Эх-хе-хе (очень грустно). Это верно!… Так оно и есть, ты прав.

Ты всегда рассуждаешь вроде бы здраво. А в то же время полон дерьма. Тебе больно от того же, что и мне, я знаю это. Но я открыт, свободен, люблю людей и им нравлюсь. А ты этого не можешь. Ты не можешь кого-то любить, когда берешь на себя инициативу и говоришь, какой ты хороший. И тебя нельзя любить таким образом, потому что нет возможности с тобой быть самим собой [66]. Ты отталкиваешь. Ты отталкиваешь во имя себя и меня тоже. Фактически тут ни для кого не остается места. И ты не получишь, чего добиваешься. А я знаю, ты добиваешься. Ты можешь не признавать этого, но добиваешься [67]. На самом деле ты слаб. Ты слаб и неуправляем. Ты неврастеник, принуждающий и безрассудный. И занимаешься дерьмом собачьим. Ты - большая куча дерьма.

Так что же ты от меня хочешь? Чтобы мне стало стыдно? Но это не мой стиль. А ты меня достал. Такого раньше не было. Должен признать, что ты прав в интерпретации. Что же теперь делать? Я скажу тебе. Я кое-что сделаю с тем, что есть.

Не уверен, что смогу, но то, что я собираюсь делать сейчас, в этом будет, возможно, больше осмысленного. Может, ты мне помог бы. Я попытаюсь слушать, если же я не буду слушать, будь добр, напомни мне, что я не слушаю. Можешь? Потому что мне это действительно надо. (Плачет). Вот чего я хочу. Надежда, что… я не хочу быть кучей дерьма. Я не хочу быть совершенным. (Все еще плачет). Черт! Я никого не знаю таким. Никто меня по-настоящему не знает! (Всхлипывает на самом деле). Боже, как больно! (Конвульсивно всхлипывает). Ах, черт! Я должен все изменить! (Пауза, голос возвращается к норме).

Вот этого я и ждал. Ты, конечно, испытал мое терпение. Ну, да ладно. Давай, что с этим делать. Знаешь? Да не беспокойся ты о напоминаниях. (Примирительно). Все равно это не сработает. Ты просто успокойся, расслабься. Пусть все идет своим чередом. Хочешь грустить, как только что, так грусти. Не нужно извиняться передо м-мной или еще перед кем. Я буду слушать… X-м-м-м. Хочу пожать твою руку. Он тоже хочет. (Вздыхает).

Я: Может вы хотите сказать что-то присутствующим? Не ему, а…

Р.: Я, наверное, хочу сказать, что вот он я здесь. Да. Я здесь. Это я.