2.5. Феноменологический аспект смысла: смысл в структуре сознания

2.5. Феноменологический аспект смысла: смысл в структуре сознания

Переходя от онтологического и деятельностного к феноменологическому аспекту рассмотрения смысловой реальности, мы тем самым переходим от гипотетически конструируемых реалий и обнаруживаемых в психологическом эксперименте, но скрытых от самого субъекта психологических механизмов к смысловым содержаниям, данным самому субъекту в качестве элементов его картины мира и себя в мире.

Мы начнем рассмотрение этого аспекта с выстраивания общего представления о структуре сознания. Любое конкретно-психологическое исследование неизбежно опирается на какое-либо явное или неявное представление о природе и строении сознания. Эксплицируя наше представление, прежде всего оговоримся, что мы отнюдь не онтологизируем его; речь идет лишь о рабочей схеме, удобной для рассмотрения через ее призму конкретно-психологических проблем.

Если психика является регулятором деятельности, то сознание есть регулятор бытия. Оно не сводится к психике, как и бытие не сводится к деятельности, а включает в себя также активность внутреннего мира. Сознание – это нечто большее, чем психика, причем психика не входит в сознание как один из его блоков, а снимается им, изменяя свои свойства и находя в новом качестве свое место в системном строении человеческого сознания.

Современные представления о сознании существенно отличаются от традиционных. Сознание осмысляется, во-первых, как несводимое к осознанию, как «уровень, включающий в себя “механизмы” многих уровней разной “бессознательности”» (Леонтьев А.Н ., 1991 а, с. 184), во-вторых, как бытийствующее сознание, постоянно выходящее за пределы самого себя и не укладываемое ни в одно определение (Мамардашвили, 1990), и в-третьих, как направленное не только вовне, но выполняющее также существеннейшую функцию (точнее, систему функций) соотнесения, упорядочивания, трансформации ценностно-смысловых структур, определяющих бытие человека в мире (Василюк, 1984).

А.Н.Леонтьев (1977) рассматривал личностный смысл – пристрастное отношение к объектам и явлениям действительности – как одну из трех основных образующих человеческого сознания, наряду с чувственной тканью и значением. Этот тезис не ставили под сомнение и авторы более поздних, более многомерных и детализированных моделей структуры сознания (Василюк, 1993; Зинченко, Моргунов, 1994). Вместе с тем в рассмотрении конкретного места и механизмов функционирования личностного смысла и других смысловых образований в феноменальной структуре субъективной реальности они не продвинулись дальше общих теоретических положений. Единственным направлением исследований смысловой регуляции образа мира, далеко продвинувшимся в конкретном экспериментальном изучении смыслового слоя субъективной реальности человеческого сознания, является психология субъективной семантики, разрабатывавшаяся Е.Ю.Артемьевой (1986; 1999) на стыке психосемантики, с одной стороны, и теории образа мира А.Н.Леонтьева, с другой.

Е.Ю.Артемьева (вместе с Ю.К.Стрелковым и В.П.Серкиным) различает три слоя субъективного опыта: перцептивный мир, образуемый системой модальных образов упорядоченных друг относительно друга объектов, семантический слой – структурированную совокупность отношений к актуально воспринимаемым объектам – и образ мира в узком смысле, являющийся наиболее глубинным слоем амодальных структур, образующихся при «обработке» семантического слоя (Артемьева, 1999, с. 19–21). Элементы семантического слоя субъективного опыта, являющегося основным объектом исследований в психологии субъективной семантики, понимаются как «следы деятельностей, зафиксированные в отношении к предметам, объектам манипуляции и условиям этих деятельностей» ( там же, с. 23). Е.Ю.Артемьева констатирует близость такого определения понятиям значения и личностного смысла, обозначая понятием «смысл» «след взаимодействия с объектом, явлением, ситуацией, зафиксированный в виде отношения к ним» ( там же, с. 29).

Характеризуя смыслы в ее понимании, Е.Ю.Артемьева отмечает, что смысл предмета для субъекта является следом деятельностной предыстории отношений между ними, который зафиксирован в отношении к предмету, в его «для-субъекта-бытии» ( там же, с. 24). Она также делает оговорку, касающуюся несовпадения, хотя и близости, введенного ею понятия смысла с понятием личностного смысла по А.Н.Леонтьеву: они не тождественны по уровню сформированное™ и этапу генеза. «Необходимо дополнительное звено обрабатывающей след системы, превращающее наш “смысл” в “личностный смысл”» ( там же, с. 29). По ступеням генеза Е.Ю. Артемьева различает «предсмыслы – образные следы, зафиксированные в модальных свойствах (слой перцептивного мира), смыслы – следы внутри семантического слоя и личностные смыслы – составляющие образа мира, элементы ядерных структур субъективного опыта» ( там же, с. 30). На наш взгляд, то, что Е.Ю.Артемьева характеризует как смыслы, отчасти близко к таким понятиям как операциональный смысл ( Тихомиров, 1984) или предметные значения (см. Зинченко, Смирнов, 1983, с. 132–133), описывающим функциональные свойства, ситуативно приобретаемые объектами в контексте текущей деятельности.

Разработанный Е.Ю.Артемьевой (1980; 1986; 1999) экспериментально-методический подход к изучению семантического слоя субъективного опыта с помощью модифицированного метода семантического дифференциала и ряда других методов дал основания утверждать, что «оценка объектов человеком в условиях свободных инструкций осуществляется не в модальном, а в семантическом коде, едином (или, по крайней мере, сильно пересекающемся) для объектов разных модальностей» ( Артемьева, 1999, с. 78). Под семантическим кодом понимается набор (профиль) оценок по шкалам семантического дифференциала, которым Е.Ю.Артемьева пользовалась в своих исследованиях. В наших более поздних исследованиях было показано, что семантический код может быть выявлен и с помощью других методических инструментов, например, цветового теста отношений ( Эткинд, 1987) или методики ценностного спектра (Леонтьев Д.А., 1997 в). Цветовой и ценностный коды обладают своей спецификой по сравнению с семантическим, однако подчиняются общим закономерностям психологии субъективной семантики. Был выявлен феномен семантических или семантико-перцептивных универсалий (хотя Е.Ю.Артемьева отмечает, что они имеют не столько перцептивную, сколько эмоциональную природу) – сходных оценок одних и тех же объектов разными испытуемыми. Мера межиндивидуального сходства семантических кодов получила название напряженности семантического кода ( Артемьева , 1999).

Е.Ю.Артемьевой (1980; 1999) было экспериментально показано, что при решении задач опознания, запоминания, собственно оценивания объектов ключевым рабочим кодом является именно семантический код, а не перцептивные признаки (цвет, форма). Экспериментально подтвердилась также выдвинутая ею гипотеза «первовидения» – предположение о том, что поаспектному «аналитическому» восприятию образа актуалгенетически предшествует его недифференцированное целостное семантическое оценивание. Эксперименты с варьированием времени предъявления визуальных стимулов показали, что, во-первых, для характеристики объекта вначале используются эмоционально-метафорические категории, обозначающие отношение к объекту, и лишь позднее, с увеличением времени экспозиции дается его логико-категориальная характеристика; во-вторых, точность оценивания по ряду значимых эмоционально-оценочных шкал в условиях дефицита времени восприятия не только не ниже, но даже выше. Таким образом, сделан вывод о том, что по меньшей мере в зрительной модальности первой по времени является обработка семантического кода объекта, обеспечивающая его «допредметную» эмоционально-оценочную квалификацию, и лишь позднее происходит категориально-понятийная репрезентация объекта ( Артемьева , 1999, с. 121). И наоборот: при локальных поражениях мозга именно семантические коды сохраняются от распада дольше всего, обеспечивая адекватную семантическую квалификацию объектов, когда все остальные механизмы опознания уже не работают (там же, с. 301).

Обработка семантического кода оказалась также тесно связана с процессами метафоризации; было экспериментально доказано, что субъективно предпочтительный тип метафоризации (характер преимущественно используемых метафор) связан с точностью семантического оценивания. Было также экспериментально показано, что удельный вес эмоционально-оценочных координат субъективного опыта по сравнению с предметно-денотативными резко возрастает в условиях эмоционального шока и снижается по мере знакомства с объектом (там же, с. 154).

Возвращаясь к теоретическому осмыслению полученных результатов, Е.Ю.Артемьева указывает, что, как явствует из полученных данных, «предметами в субъектно-объектных отношениях являются не вещи, не объекты, ситуации, явления, а свернутые следы взаимодействия с ними, некоторое состояние, реализация в здесь-и-сейчас образа мира» (там же, с. 136). Природу семантического оценивания она усматривает в идентификации воспринимаемого объекта или ситуации со следом эмоционального состояния, а семантические оценки на уровне глубинной семантики «суть оцени! эмоций, возникших в процессе контактов с объектом в личном опыте испытуемого, или оценки тех же эмоций, присвоенные при освоении общественного опыта» (там же, с. 156).

Сближаясь по своей природе с личностными смыслами, семантические оценки (семантические коды) изначально не связаны с ними структурно. В ситуации первовидения или «первовосприятия» опознается генерализованный смысл нового объекта, который, при наличии достаточного времени для детального опознания объекта, или при обнаружении высокой значимости этого объекта (например, его опасности) регулирует настройку сенсорных систем, вычерпывающих информацию об объекте; если же времени мало и опознанный генерализованный смысл не привлекает особого внимания к объекту, новый смысл не образуется. В процессе вторичной обработки осуществляется восстановление полного смысла объекта. «Далее принимается решение о том, является ли “новый” смысл конфликтным по отношению к ядерной системе смыслов и если является, то конфликт разрешается на основании информации об успешности деятельности, в которой он возник, и в случае неадекватности “старого” смысла перестраивается сама ядерная структура» (там же, с. 204). Полный смысл «меняет или не меняет состояние глубинного слоя. “Образ мира” в зависимости от согласия или конфликтности со “старым смыслом”, становится личностным смыслом» (там же, с. 306). Если же конфликта между «старым» и «новым» смыслом нет, перестройки не происходит и взаимодействие с объектом «проходит вхолостую для формирования субъективного опыта» (там же, с. 162).

Мы видим, что в психологии субъективной семантики получает подробное описание и объяснение феноменология непосредственного формирования субъективного отношения в актуальном взаимодействии с объектами, поверхностный, недифференцированно-эмоциональный слой смыслов. Семантические оценки (коды), действительно, нельзя отождествлять со смысловыми оценками до тех пор, пока в процессе восприятия не восстановлен тот жизненный контекст, из которого они черпают свою значимость. Изолированные оценки не являются смыслами; смыслами они становятся, будучи интегрированы субъектом в картину мира, себя и своей жизнедеятельности, найдя в ней свое место. Вместе с тем не вызывает сомнения связь механизмов семантического кодирования со смысловой регуляцией. Нам представляется правомерным рассматривать семантические коды как главные индикаторы смыслов в феноменологической плоскости рассмотрения последних.