Глава 3. Ледяной поцелуй Снежной королевы

Глава 3. Ледяной поцелуй Снежной королевы

Мелодию, спрашиваем, слышишь? И что это за тяжкий бас, поющий о любви к Татьяне — совершенно так, как описывал Михаил Булгаков?[2] Ну да, разумеется, «любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны»! Можно и иначе выразиться — например, как в другом музыкальном произведении, созданном гораздо позже — «он сам нарвался».[3] Ох, уж этот простодушный военачальник, супруг Татьяны Греминой, в девичестве Лариной! Знал бы он, на чем основывается любовь, а на чем — брак! Ну, для его-то супруги, «для бедной Тани все были жребии равны» — и значит, их супружеская гармония держалась на разочаровании в любви, которое Татьяна испытала из-за неделикатности Онегина. Если бы она разочаровалась не в самом чувстве, а исключительно в конкретном бессердечном Онегине, то, вероятно, продолжала бы поиски достойного предмета страсти нежной. Может, еще кого бы полюбила пылко и безоглядно — вплоть до того, что снова попыталась бы вступить в интимную переписку. И может, ее чувство наконец имело бы «последствия».

Вот потому-то Таня наша наверняка осталась бы… старой девой. Потому что практически всем потенциальным мужьям слишком горячая любовь со стороны будущей супруги — не столько аргумент «за», сколько «против» брачных уз. Это относится не к пушкинской эпохе и даже не к моральной догме, а к мужской психологии. Так что и в наши дни, без малого два века спустя, «корреспондентки в пушкинском стиле» вызывают у мужчин целый комплекс эмоций с многосложным научным названием «как бы чего не вышло». Откуда такой стойкий страх перед темпераментными женщинами, спросите вы? А просто «среднестатистическому» мужчине (именно для брака!) требуются вовсе не любовный пыл и не женская ласка, а нечто совсем иное. Вернее, нечто диаметрально противоположное.

Как бы то ни было странно с точки зрения логики, но хладнокровные, бестемпераментные девы провоцируют большое количество мужчин на «особо теплые» отношения. Психологи называют это состояние «реконструкцией с инверсией» или «притяжением холода». Образуется «притяжение холода» из вполне закономерного явления — из нехватки доброты и внимания со стороны родителей, особенно матерей. У мальчиков в раннем детстве бывает чрезвычайно велика потребность в сопереживании, в общении, в тепле души, и оттого даже самым ласковым мамам не всегда удается «удовлетворить» нужды собственного чада, настроенного на активное общение (желательно в виде бесконечной череды похвал и нежностей). Это естественно: ведь родителям необходимо работать, вести хозяйство и отдыхать от трудов праведных, а не только с отпрысками возиться. Но ребенок подобное отвлечение и переключение внимания воспринимает как отчуждение, как приступ холодности.

Впоследствии, когда дитятко вырастает в здорового малого, которому жениться пора, в нем тем не менее никуда не исчезает детская реакция на холодность, закрытость, неприступность. И в посторонних женщинах он «узнает» это отчужденное, закрытое состояние, он мечтает изменить, а лучше и вовсе аннулировать эдакое «несправедливое» отношение к себе, неповторимому — то есть обратить на себя внимание, добиться любви и ласки. Поэтому многие мужчины при виде неприступной Снежной королевы чрезвычайно «активизируются», а то и вовсе принимаются всерьез ухаживать за своей избранницей лишь после получения хорошей «порции» равнодушия или даже пренебрежения. Это, в сущности, попытка реконструировать «детскую» ситуацию, обратив положение дел и распределение сил в собственную пользу. Правда, если позднее, в ходе совместной жизни, мужчина обнаруживает невозможность растопить свою «снежную бабу», то скорее всего, он разочаруется в этих отношениях и уйдет.

Кстати, не имеет смысла «закалять холодом» и своих детей — им, дескать, надо выживать в жестоком мире. Известно, что сыновья мам-одиночек, у которых не было столь широких возможностей для демонстрации большой материнской любви, в выборе суженой ошибаются чаще — процент разводов после неудачного первого брака достигает 60. А реже всего ошибаются мужчины, у которых есть… сестра — ненамного старше или ненамного младше самого «умелого ловца». И разводятся они втрое реже — в этой категории распадается только 20 % семей. Видишь, сколь благотворно действует на ум мужчины ежедневное наблюдение за подрастающей барышней? Такое «упражнение для глаз и для мозгов» избавляет молодого человека сразу от двух совершенно ненужных «ограничителей поля зрения»: от страха перед противоположным полом и от склонности к идеализации или, наоборот, антиидеализации оного. Девицы оказываются вполне земными, плотскими, мечтательными, практичными, глупыми, умными — словом, очень разными, но отнюдь не эфирными и не инфернальными созданиями.

И тут срабатывает общее правило: лишившись некоторых мифов, человек отчетливее понимает суть вещей — он уже не клюет на мормышку и не покупается на уловки. А проще говоря, взаимно изучив друг друга, мужчины и женщины могли бы, наконец, обратить взор на собственные надобности, поработать над личной системой приоритетов, дабы не попадать в семейную жизнь, будто в мышеловку, и не сползать в нее, словно в ловчую яму. Поэтому стерва может посоветовать лишь одно: не надо изображать недотрогу, как нам советует традиционный кодекс «женских ужимок». Просто побудь собой — пока мужчина тебе не интересен, не изображай восторгов и не расточай ласк. А когда (если) он завоюет твое расположение, стань искренне теплой, покажи свое реальное отношение. Обман — не самый лучший фундамент для строительства близких отношений.

Ведь когда «ловушка» захлопывается, мужчина выбирает партнершу, наименее подходящую для совместной жизни. Поелику женщины любящие и добросердечные оказываются «за бортом» будущей семейной лодки. То, что сойдет со стапелей, понемногу начинает напоминать незабвенный «Титаник». Во-первых, потому что старые, как Эдипов комплекс, «женские уловки» строятся на «интуитивном психоанализе», а точнее, на доисторических охотничье-рыболовецких приемах, или даже инстинктах — выбирается подходящая наживка плюс крючочек нужного размера. Итак, усредненная схема, которую родительницы, испуганные общим падением нравов, советуют дочкам, а умудренная опытом стерва не советует никому. Первая стадия — мимикрирующая: в начале знакомства притвориться холодной и равнодушной и держать на лице выражение «фи!», пока оно помогает, а не мешает удерживать кавалера. «Он бы мой ответ месяц дожидался, я б его до паники довела!» Затем следует неизбежная вторая стадия — засадная, (ее стерва не отвергает, если исполнение данных «заветов» не противоречит твоим желаниям): в качестве «подманивающей» стратегии всякой «идущей по следу» девице необходимо освоить и регулярно исполнять благоподательные функции «маменьки», раз уж мужик подсознательно хочет встретить в Прекрасной даме подобие собственной родительницы. А там пусть пеняет на себя! Наступает третья стадия (честно скажем, стерве она наименее симпатична) — паразитарная. Ибо, как говорят англичане, «девушке подавай только мужа, а замужней подавай уже все».[4]

Но, прежде чем предъявить полный-преполный список «всего» требуемого, девушка предъявляет «все» имеющееся. И не только у нее. Народная мудрость гласит, что для женитьбы нужны двое — одинокая девушка и… озабоченная мать.[5] А коли маман о чем-либо не в курсе (что бывает исключительно редко!), то за недостающими инструкциями обращайтесь к святому писанию жрецов великого бога по имени Домоводство. Вообще, согласно старинному поверью (к каковому охотно присоединяются и многие психологи, незнакомые с идеей партнерских отношений в браке) самый главный мужской аргумент для вступления в брак есть обустроенный быт. Глаженые рубашки и горячая пища. И превращение захламленного логова во вполне цивилизованную, чистенькую квартирку. Второй аргумент — регулярный и безопасный секс. Безопасный в плане недугов, имеющих жуткое название ЗППП (заболевания, передающиеся половым путем). Третье — не так скучно вечером, если некуда пойти. Идеальный вариант: жена и телевизор в одном флаконе — щебечет, напевает, развлекает, много знает и выключается одним нажатием кнопки. Словом, в браке сильный пол ищет то, что Зигмунд Фрейд называет отношениями по типу мать-сын. К тому же традиционное представление о распределении обязанностей в браке подтверждено статистикой: во время социального опроса только 22 % мужчин упомянули, что жена станет для них другом.

Впрочем, нечего их ругать. Ведь мы, противоположный пол, не так уж далеко ушли от этих инфантильных созданий. У нас своя «психологическая ловушка» — та самая любовь. Хотя отвлеченно мы все понимаем, что у сказки сюжет, как правило, кратковременный и завершается (а вернее, обрывается) свадьбой, так что с детства остается невыясненным: есть ли жизнь после свадьбы? И создается ощущение, что жизнь всегда слишком длинна, даже для огромной любви. Вот почему женщине не избежать разочарований в «любви страстной», когда она сдуру про кого-то скажет: «Это он!» лишь потому, что «душа ждала… кого-нибудь, и дождалась» — самых тривиальных, но оттого не менее мучительных разочарований. А пережив крах иллюзий, новая Татьяна (или ее заботливая мамаша, «старушка Ларина») осознает: для жизни требуется не денди-мизантроп-плейбой Онегин, а рядовой-деловой-надежный партнер — не кто иной, как «толстый этот генерал». Супруг любящий и слегка подслеповатый (чтобы по пустякам не нервничал), способный предложить избраннице решение всех финансовых проблем, тепло, заботу и определенную долю понимания — но не чрезмерную. У разочарованной и потускневшей (зато опытной) Тани уже не имеется ни надежд, ни нужды в откровениях и дружбе. Для 86 % женщин лучшим другом становится не муж, а другая женщина. Оставшиеся 14 % — показатель «женской семейной дружбы» — это даже меньше, чем 22 %, выпавших согласно статистике «мужской семейной дружбы». Выходит, представителю любого пола легче общаться с кем-то, у кого такое же устройство мозга, сходные интересы и аналогичная система ценностей. А любовь — что любовь? Всего лишь порыв, пусть и благотворный.

О том, чем чревата (и в буквальном, и в фигуральном смысле) любовь, вроде бы знают все, кому за… ну, скажем, у кого еще есть время до официально-цензурированной лекции о пчелках, о тычинках и о нравах в Амстердаме на некой монохромно освещенной улице. Но это знание — отрывочное, идеализированное или травестированное — можно расценивать как искаженное. Для многих формирование представления о любви начинается с цитат из культового песнопения в честь свадьбы богов Таммуза и Иштар, а также в честь Суламифи, доставленной в гарем Соломона прямо с родного сеновала, на котором оставалась с носом, подобным «башне Ливанской, обращенной к Дамаску», первая любовь незадачливой певицы.[6] Итак, цитируем то, что и не нуждается в цитировании: «крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность». Есть и более древние хрестоматийные свидетельства о «стрелах огненных» и «пламени весьма сильном». Этак веков за десять до создания «Песни песней» один хитрован египетский излагает свой замысел по-свойски:

«Улягусь я на ложе

И притворюсь больным.

Соседи навестят меня.

Придет возлюбленная с ними

И лекарей сословье посрамит,

В моем недуге зная толк».[7]

Уже тогда, три тысячи лет назад, возникало — и неоднократно — предположение о том, что любовь есть «недуг». Причем опасный, а во многих случаях — и вовсе неизлечимый. Позже ты увидишь, насколько древняя метафора недалека от истины.

Мы часто добавляем ко всему, что касается этого чувства страшноватый эпитет «вечная». Вечная любовь, вечная страсть, вечная печаль, вечная весна, вечный покой… Тьфу! В смысле пардон. Само сказалось. Но, несмотря на кажущуюся «вечность» любви, можно говорить не столько о долговременности, сколько об исключительно широкой распространенности этого чувства, а также о глобальности интереса, который человечество испытывает к любви. Род людской задавался и задается одним вопросом: что это за сила, нарушающая адекватность восприятия и поведения? И еще одним: как с ней бороться — и есть ли смысл в такой борьбе? Ну и еще… примерно миллионом вопросов на ту же тему. И, как оно водится, вместо ответов возникали и возникают легенды. Они вполне соответствуют невежеству отрочества и неведению старости: будоражат воображение и облагораживают воспоминания. Но никакой ясности, как понимаешь, в проблему не вносят. Так что глобальная невинность человечества в любовных делах изрядно затянулась — и все продолжается и продолжается…

В наш век, когда входит в силу индивидуализм, человек хочет иметь «глубоко личный» контакт с партнерами любого рода — с партнерами по бизнесу, с партнерами по отдыху и уж конечно с партнерами по браку! В то же время наладить подобный контакт намного труднее, чем заполучить — в результате поиска или откровенного чуда. Вот мы и ищем «своего человека», взыскуем благодати, нервничаем, что время уходит — а психоаналитики тем временем усердно, но безуспешно лечат нас от наших же попыток развеяться. Ведь мы ищем любви не просто так, не ради приключений на свой филей. Сексолог и психолог Александр Полеев считает: «влюбляемся мы вовсе не тогда, когда встречаем подходящего для нас человека, а тогда, когда — чаще на подсознательном уровне — переживаем внутренний кризис, когда нуждаемся в ярких чувствах, когда хотим отвлечься от удручающей повседневности».[8] Американский психотерапевт Фрэнк Питман утверждает, что с помощью любви большинство людей спасается от депрессии. И, как оно чаще всего и бывает, мы наживаем новые проблемы, стараясь избавится от старых. Все-таки хоть какое-то разнообразие.

Почему стерва (вкупе с некоторыми специалистами) так иронически отзывается о любви? Честно говоря, это не самый ужасный взгляд на столь вожделенное чувство. Куда хуже то мнение, которым готово осчастливить человечество наука психология. Для этой сферы человеческой деятельности, насколько известно, нет ничего святого. И она отчетливо трактует любовь как сдвиг в сознании, от которого с равной вероятностью можно ожидать и хороших, и плохих последствий. Сегодня мы гораздо меньше смущаемся, обсуждая во всех подробностях сексуальные взаимоотношения, нежели говоря о своей эмоциональной сфере. А что там, собственно, творится? Знаем ли мы «про это»?