Глава 8 Ложь, которой мы живем. Часть первая Панацея обмана

Глава 8

Ложь, которой мы живем. Часть первая

Панацея обмана

За последние двадцать лет в медицине произошел серьезный прорыв. В частности, появился совершенно новый способ лечения сердечных заболеваний. Лазерная хирургия сегодня по всему миру используется при лечении пациентов с тяжелой формой сосудистых заболеваний, и в особенности при борьбе с осложнениями. Британская национальная система здравоохранения, тем не менее, не предоставляет пациентам возможности пройти операцию с использованием этого метода, да и в США, где, собственно, и зародилась методика лазерной хирургии, лазер принято считать последним средством в борьбе против болезни. Но врачи, работавшие с лазером, самым лестным образом отзываются об эффективности его использования. Они утверждают, что пациенты, согласившиеся на операцию, быстро идут на поправку и полностью избавляются от практически неизлечимых болезней.

Доктор Уильям О’Нилл из Мичиганского госпиталя Уильяма Бомонта рассказал репортеру из «Associated Press», что за двадцать лет в медицине ему не приходилось видеть более действенного метода, дающего настолько серьезные преимущества для пациентов. В числе его больных был Фрэнк Уоррен, сорокалетний автомеханик. На протяжении многих лет Уоррен страдал от проблем с сердцем. Он очень быстро уставал, и практически любая физическая активность вызывала у него резкий приступ сердцебиения. Иногда боль возникала во время отдыха. Фрэнк пережил восемь операций, но ни одна из них не помогла. Однако после последней — лазерной — операции он сразу же почувствовал прилив сил. Улучшение самочувствия было настолько ощутимым, что год спустя Фрэнк участвовал в марафонском забеге и показал результат 4 часа 29 минут, что является большим достижением.

При заболеваниях сосудистой системы артерии человека закупориваются, замедляя кровоток, а вместе с ним и доступ кислорода к сердцу. В результате у больного очень быстро появляется отдышка, физические нагрузки даются ему с трудом, нередко возникают неприятные ощущения в области сердца, и, что самое страшное, значительно возрастает риск умереть от сердечного приступа. При таких заболеваниях проводится коронарное шунтирование — операция, в процессе которой хирурги подсаживают к сердцу пациента здоровую вену, способную нормально проводить кровь в обход блокированных сосудов.

При лазерной хирургии действуют по-другому. Между ребер пациента делают небольшой разрез. После этого внешний слой сердца (перикард) оттягивается, чтобы обнажить сердечную мышцу (миокард). Но вместо того чтобы пересадить туда здоровые ткани, хирург нацеливается на сердечную мышцу лазерной установкой — дорогим и удивительным даже по своему внешнему виду прибором. Небольшая точка красного цвета указывает на то место, куда придется удар. Хирург нажимает на «спусковой крючок» (который на самом деле является педалью) и выстреливает в сердце, проделывая в миокарде микроскопическое отверстие. Это повторяется около двадцати раз. На первый взгляд проделать в сердце человека отверстие кажется абсурдной идеей, но смысл операции заключается в создании некоего эквивалента артерии — эквивалента, способного восстановить нормальный кровоток и поступление кислорода к сердцу.

Исследования эффективности этого метода, в которых участвовали пациенты с серьезными сосудистыми заболеваниями, были проведены еще в конце 1990-х годов. Результаты поражали: операции были успешными в 75–80 процентах случаев. Это намного больше, чем при традиционных способах лечения. Но здесь возникает одна проблема: никто толком не знает, как работает лазер. Конечно, теория, на которой строится метод лазерной хирургии, вполне складна и подтверждается неопровержимыми фактами статистики. Дело, однако, в том, что проделанные лазером отверстия зарастают уже через несколько часов после операции, и нет ровным счетом никаких доказательств улучшения кровотока в области сердца.

Мартин Леон, профессор медицины из Колумбийского университета в Нью-Йорке, — один из ведущих мировых кардиологов. По его словам, просто замечательно, что лазерная хирургия дает блестящую статистику, но, тем не менее, пока еще нет ни одного исследования на тему: можно ли вообще назвать ее лечением?

В 2005 году Леон пристально наблюдал за экспериментом, участниками которого стали триста человек в возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет. Естественно, все они страдали от сосудистых заболеваний. Всем участникам хотя бы раз делали операцию на сердце, но болезнь все равно давала о себе знать.

Пациентов разделили на три группы: в первой во время операции делалось 20–25 выстрелов лазером, во второй — 10–15, а в третьей врачи лишь имитировали хирургическое вмешательство. Как это происходило? Пациентам показывали аппарат, объясняли принцип его работы и подробно описывали технологию проведения операции. Затем им давали легкое снотворное, просили закрыть глаза (это было обязательное условие; большинству даже предложили надеть повязку) и включали тихую, спокойную музыку. Пациенты, таким образом, могли полностью абстрагироваться от реальности. Как только они просыпались, хирург сообщал им, что операция прошла успешно.

Спустя год большая часть пациентов из всех трех групп стала чувствовать себя гораздо лучше. Более того, многие ощутили небывалый прилив сил, а потому стали проявлять физическую активность. На приеме у врача они с радостью говорили, что чувствуют себя здоровыми, чего не было уже долгие годы. Проведенные психологические тесты только подтвердили их слова — никто из них не врал. Все бы ничего, но пациенты из третьей группы тоже чувствовали себя лучше. Им не делали операцию, вообще никак их не лечили — но они все равно утверждали, что частота и интенсивность болей у них значительно уменьшились. По большому счету, между пациентами из всех трех групп не было никакой разницы — лучше стало всем.

Но в таком случае получается, что каждый может «вылечиться» с помощью лазерной хирургии, даже не прибегая к операции…

* * *

Плацебо (placebo) в переводе с латинского означает «я буду угоден». Слова Placebo Domino («Восхваляю Господа») встречаются в псалме 116 латинской версии Библии[45]. Именно эта версия использовалась на протяжении всего Средневековья. Части псалма вошли в католический обряд погребения, но из-за того, что священники требовали немалую плату за проведение обряда, слово «плацебо» стало употребляться с уничижительным оттенком. Люди стали воспринимать его как неискреннее утешение.

Философ XVII века Френсис Бэкон, размышляя над природой политики, также обращался к этому слову. В своих трудах он предупреждал, что не стоит слишком открыто высказывать свое мнение тому, у кого собираешься спросить совета, иначе этот человек может начать говорить только то, что ты хочешь услышать: «Споет тебе песню плацебо».

Первое известное нам упоминание о плацебо в медицинском контексте относится к 1785 году: второе издание «Нового медицинского словаря» Георга Мазерби определяет его как «банальная медицина или метод». Даже в этом сухом и очень кратком определении есть оттенок пренебрежения. Неудивительно, что вскоре слово стало расхожим и начало обозначать любое лечение, основанное не на настоящем научном знании и основополагающих медицинских принципах, а скорее на «ублажении» пациента.

Современные врачи знают, что ложное лечение тоже может принести пользу пациентам. Однако далеко не каждый способен пересилить себя и использовать ложь, даже во имя спасения человека. Это не только вызывает моральные сомнения, но и практически бессмысленно, по словам самих же врачей.

Сегодняшняя медицина выросла из тяжелого противостояния науки и суеверий. По своей сути это разделение очень близко к разделению физических и умственных, ментальных феноменов. Но плацебо не поддается такому разделению. Сложно сказать, к чему оно относится. По словам Эдуарда Эрнста, профессора Экстерского университета, эффект плацебо — «привидение, обитающее в большом доме научного объективизма». Именно поэтому его воспринимают иллюзорным, туманным и не заслуживающим серьезного научного исследования.

Так было вплоть до середины ХХ века. Только тогда целебную силу плацебо стали воспринимать всерьез. И случилось это после того, как один военный врач совершил замечательное открытие.

Открытие Генри Бичера

Двадцать второго января 1944 года объединенные союзнические войска Великобритании и Америки высадились на берег Италии неподалеку от курортного городка Анзио. Операция была превосходно спланирована: немецкие солдаты были застигнуты врасплох, и это дало союзникам возможность подготовить для себя плацдарм, с которого они могли бы в дальнейшем успешно продвигаться вперед. Тем не менее уже через неделю войска вермахта окружили их и начали крупномасштабную операцию по вытеснению противника, которую Адольф Гитлер назвал «Абсцессом Анзио». На протяжении следующих месяцев у Анзио проходили ожесточенные бои. Потери союзнических войск составили примерно пять тысяч человек, еще восемнадцать тысяч солдат получили ранения.

Генри Бичер был одним из тех, кто в тот день высадился на побережье Италии. Он не был солдатом. Скромный доктор, профессор Гарвардского университета, он вступил в ряды армии США волонтером, чтобы внести посильный вклад в борьбу против фашистской Германии. Основной специальностью Бичера была анестезиология. В Италии он трудился в походном госпитале, где оказывал первую помощь раненым солдатам, ожидающим эвакуации на безопасную территорию. В госпитале была катастрофическая нехватка необходимых препаратов. Это особенно ощущалось в те дни, когда проходили наиболее ожесточенные сражения: потребность в обезболивающих опережала их поставку в несколько раз.

Однажды в лагерь привезли солдата с тяжелейшими ранениями. Морфин закончился буквально за несколько минут до этого. Бичер был обеспокоен тем, что без анестетика раненый может умереть от болевого шока. Но выбора не оставалось — операция была жизненно необходима.

Одна из медсестер, которая не могла смотреть на страдания молодого парня, вколола ему дистиллированную воду, чтобы тот хоть немного успокоился, думая, что это морфин.

То, что случилось дальше, навсегда изменило мнение Бичера о медицине. После укола солдат расслабился и перестал кричать. Он вел себя точно так же, как и другие раненые после инъекции морфина. Во время операции никаких признаков шока не наблюдалось. Бичер был изумлен. Вода, которую сестра по доброте душевной вколола парню, подействовала так, будто это был сильнейший анестетик!

На протяжении следующих месяцев Бичер и его коллеги повторяли этот маленький трюк всякий раз, когда заканчивался морфин, и всякий раз вода срабатывала просто безупречно.

После войны у Генри Бичера не осталось сомнений в том, что, если пациент верит, что ему оказывают необходимую помощь, эта вера в значительной степени влияет на его физическое состояние.

По возвращении в Гарвард Бичер собрал единомышленников и начал проводить серьезные исследования этого феномена. В многочисленных статьях, написанных ими на эту тему, доказывается одна простая вещь: эффект плацебо распространен гораздо шире, чем представлялось ранее. Бичер сокрушался, что научный мир никогда не отвергал существование такого эффекта, но при этом никому и в голову не приходило, что он может принести столько пользы. Если организм человека воспринимает воображаемую помощь как настоящую, это говорит о значении такого рода помощи даже в самом сложном, научно обоснованном лечении.

В 1955 году Бичер опубликовал статью под названием «Могущественное плацебо», в которой утверждал, что клиническое изучение новых видов обезболивающего будет неполным и неточным до тех пор, пока врачи не станут принимать во внимание эффект плацебо. Даже если препарат действительно работает, сам факт того, что его порекомендовал врач, способствует успешному терапевтическому лечению.

Бичер утверждал, что при тестировании новых лекарственных препаратов следует вычесть эффект плацебо. Так и только так можно узнать, насколько действенно лекарство. (В частности, при тестировании нового анестетика Бичер предложил делить пациентов на две группы: в одной люди на самом деле получали препарат, проверенный на животных, а в другой им давали обыкновенные «пустышки» типа сахарина, разумеется, не сообщая об этом.)

Работы Бичера спровоцировали революционные изменения не только в американской медицинской практике, но и во всем мире. С тех пор, чтобы лекарство получило сертификат, оно должно «положить на лопатки» плацебо по меньшей мере в двух независимых испытаниях. Двойная проверка проводится для того, чтобы полностью исключить все эффекты обмана и самообмана.

Вместе с тем Бичер сумел доказать, что препараты-плацебо обладают вполне конкретным физиологическим эффектом, соизмеримым, а иногда даже превосходящим настоящие лекарственные средства. Тем не менее в медицинском сообществе и по сей день бытует мнение, что плацебо — это нечто, отклоняющееся от нормы, нечто, не имеющее права на существование. Те, кто придерживается этой точки зрения, находят объяснение действенности лечения препаратами-плацебо в личных качествах пациентов. Как правило, скептики называют «восприимчивыми к плацебо» людей, которые, по их мнению, слишком легковерны, слишком неуравновешенны или просто умственно отсталые. В 1954 году в журнале «Lancet» была опубликована статья, автор которой заявлял, что плацебо работает только среди «необразованных или неадекватных пациентов». Как бы там ни было, ни одного подтверждения теории, что плацебо влияет только на какую-то особенную категорию людей, до сих пор не найдено.

В 1980-х годах ученые попытались дать объяснение биохимическим процессам, вызываемым эффектом плацебо. Среди них был психиатр Роберт Адер. Он давал подопытным мышам питьевую воду, подслащенную сахарином, и одновременно вводил раствор, подавляющий иммунную систему. Когда первой группе мышей перестали делать уколы, но воду давали, как и прежде, иммунитет животных продолжал снижаться, хотя для этого не было никаких объективных причин. Объяснение здесь одно: подслащенная вода у подопытных мышек ассоциировалась с вводимым ранее препаратом, а потому в отсутствие уколов сахарин «работал» как иммунодефицитное средство. Таким образом, Адеру удалось зафиксировать неоспоримое физиологическое воздействие эффекта плацебо на организм. (Строго говоря, Адер исследовал ноцебо — препарат, вызывающий заболевание; в переводе с латинского nocebo означает «я наврежу».)

Чуть позже исследователи обнаружили способность плацебо стимулировать физиологические изменения в человеческом организме.

Фабрицио Бенедетти, невролог из Университета Турина, экспериментировал с плацебо на протяжении двадцати лет. Он выяснил, что с помощью плацебо можно не только облегчить боль, но и помочь пациентам справиться с заболеваниями желудка, депрессией и даже с болезнью Паркинсона (последнее удалось, когда Бенедетти сказал пациенту, что в его мозг имплантировали специальный электронный модуль, который снижает симптомы болезни; такая ложь часто срабатывает, но, к сожалению, имеет кратковременный эффект). Ученый установил: чем сильнее человек верит в действенность лечения, тем сильнее активизируются биохимические процессы в его организме. По словам Бенедетти, плацебо — внутренняя система здравоохранения человека. Когда вы видите дым и слышите пожарную тревогу, уровень адреналина в крови повышается, сердце начинает биться чаще — это готовит вас к быстрой эвакуации из опасной зоны. То же самое происходит, когда вы принимаете лекарство-плацебо, — мозг настраивается на то, что в организме произойдут изменения, и действительно, запускаются восстановительные процессы.

Но эффект плацебо не всесилен. В частности, нет никаких доказательств, что он может остановить развитие раковой опухоли.

Получается, что плацебо работает только при снижении боли и при некоторых других заболеваниях, таких как депрессия, например. То есть когда мы готовы к улучшению самочувствия, наш организм становится склонным к положительным изменениям, пусть даже наша готовность вытекает из лжи.

Сегодня фармацевтическая индустрия во многом полагается на эффект плацебо, и в особенности на исследования Бенедетти и других ученых, его коллег. Возможно, эффект плацебо послужит прекрасной основой для значительного расширения границ современной медицины. Но ложь, ограниченная сознанием только одного человека, не имеет шансов. Чтобы плацебо выполнило свое предназначение, в него должны поверить многие.

Семя Новой науки: Франклин против Месмера

Двадцать второго мая 1784 года выдающиеся мыслители Франции собрались в цветущем саду американского посольства в северной части Парижа. Они пришли, чтобы увидеть то, что обыкновенный человек мог бы принять за какой-то странный обряд инициации или, что еще хуже, за дешевое шоу. На глазах у почтенной публики мужчина средних лет водил от дерева к дереву двенадцатилетнего мальчика, лицо которого закрывала повязка. Каждый раз, когда они подходили к дереву, мальчик прикасался к стволу и стоял так минуты две. Возле первого дерева мальчика затрясло, он начал кашлять и обильно потеть, в уголках его рта выступила пена. Возле второго ребенок пожаловался на сильное головокружение. У третьего дерева странные симптомы только усилились, и мальчик со стоном повалился на землю. Мужчина перенес его на залитую светом лужайку. Ребенка продолжало сильно трясти. Внезапно тряска прекратилась, мальчик встал, отряхнулся, повернулся к публике и заявил… что его болезнь прошла. Собравшиеся джентльмены, однако, не стали аплодировать. Только пара человек записали что-то в свои книжки. Среди них был и сам посол — Бенджамин Франклин.

Эта сцена не была ни обрядом, ни представлением — это был своего рода тест, хотя человека, идеи которого проверялись, среди собравшихся в тот день не было. Более того, первооткрывателя «животного магнетизма» даже не поставили в известность о проверке его теории.

Если бы не месмеризм (что, собственно, и означает «животный магнетизм»), увековечивший Франса Антона Месмера, этого худощавого человека запомнили бы как болтуна, обманщика или шоумена, как сказали бы сегодня. Но сам Месмер, немец по происхождению, считал себя великим ученым. Когда он был еще молодым врачом в Университете Виенны, его заинтересовала идея о применении открытий Ньютона в медицине. Месмеру захотелось доказать, что человеческие тела находятся в гармонии с телами небесными. Чтобы обнаружить и зафиксировать наличие поля у человека, он мог часами водить над телом пациента магнитом. Пациенты (преимущественно женского пола) говорили, что, когда Месмер делает так, во всем теле ощущается прилив энергии, некоторые даже начинали биться в конвульсиях, по их словам, поддаваясь неожиданному приливу сил.

Вскоре Месмер заметил, что может добиться точно такого же эффекта, просто проводя рукой рядом с телом пациента. Это открытие стало для него упавшим с дерева яблоком. Он пришел к выводу, что открыл новую форму магнетизма, присущую всем живым телам, — форму, напрямую связанную с космосом, всепроникающую и окружающую нас повсюду.

В соответствии с его теорией, болезни возникают лишь в том случае, если в какой-то части человеческого тела потоки энергии блокируются. Соответственно, лечение должно заключаться в возобновлении таких потоков. Так как во Вселенной, частью которой является человек, существуют гармония и равновесие разных энергий, роль врача, по Месмеру, заключается только в том, чтобы помочь в восстановлении пошатнувшегося баланса; однако это искусство дано далеко не каждому. Разрабатывая свою теорию, Месмер, как представляется, переложил религиозную теорию экзорцизма на научный язык, объявив себя при этом кем-то вроде священника.

По воспоминаниям современников, Месмер был немногословным и очень властным человеком с колючими глазами-буравчиками и широким, чистым лбом. Коллеги в Виенне порицали его «ненаучные» представления, и потому в 1778 году, в возрасте сорока четырех лет, Месмер переехал в Париж — культурный центр и излюбленное место интеллектуалов. На деньги жены он снял роскошные апартаменты на Вандомской площади, где во всех комнатах распорядился постелить ковры, смягчающие звуки. В гостиной новый хозяин разместил множество диковинных приспособлений. Так, в самом центре комнаты он поставил громоздкий аппарат, представлявший собой десятифутовую дубовую бочку, доверху наполненную бутылочками с «намагниченной водой». В крышке этой бочки были небольшие отверстия, из которых высовывались соединенные между собой металлические трубки. Когда все приготовления были завершены, доктор из Виенны объявил, что готов начать свою практику.

Он стал проводить групповые сеансы терапии, которые вскоре завоевали среди парижан невероятную популярность. Посетители приходили в ту самую комнату, где размещалась странная бочка. В комнате было темно; при наглухо зашторенных окнах гости, скрестив ноги по-турецки, рассаживались на полу вокруг бочки и, следуя указаниям ассистента Месмера, брались за длинную веревку, образуя тем самым «магнетическую цепь», через которую во время сеанса должны были проходить потоки «мистической энергии» — точно так же, как электричество бежит по проводу. Из соседней комнаты раздавалась тихая музыка. Как только стихали последние разговоры, в комнату входил сам Месмер. Облаченный в сиреневый халат, он медленно обходил комнату, прикасаясь к посетителям стальной палочкой. Потом ненадолго присаживался напротив каждого гостя, клал руку ему на плечо и не отрываясь смотрел в глаза. Во время этой процедуры многие начинали стонать, вздыхать, а кое-кто даже заваливался на пол в конвульсиях. Таких ассистент Месмера сопровождал в одну из комнат (так называемую «кризисную комнату»), где они постепенно приходили в себя. По окончании сеанса гости Месмера выходили из темного помещения на залитые солнцем парижские улицы. Все в один голос утверждали, что чудесный врач помог им излечиться от всевозможных болезней: от апатии до астмы, от подагры до эпилепсии.

Месмер прибыл в Париж в год смерти Вольтера, когда мыслящей интеллигенции, вовлеченной в постоянные обсуждения достижений эпохи Просвещения, уже не в новинку было увлекаться новаторскими идеями. Интеллигенция живо интересовалась открытиями: как научными, так и псевдонаучными. Мир того времени действительно был наполнен удивительными явлениями, волновавшими пытливые умы: здесь и сила притяжения, открытая Ньютоном, и эксперименты Франклина с электричеством, и исследования кислорода, проводимые Лавуазье, и воздушные шары Монгольфье, способные оторвать человека от земли и пронести его по воздуху… Неудивительно, что идеи Месмера о невидимой энергии, наполнявшей все живые существа, воспринимались настолько же серьезно, как и предположения о других, еще неизведанных субстанциях (таких, как эфир, ядовитые испарения и флогистоны). Почему нет, если на свете еще так много неизведанного?

В таких условиях месмеризм очень скоро стал настоящей сенсацией, а его первооткрыватель — одним из самых обсуждаемых людей в Европе. Благодаря нескончаемому потоку пациентов и выгодным предложениям о сотрудничестве со стороны тайных обществ Месмер заработал неплохое состояние. Его практика стала предметом обсуждения во многих научных журналах. Он был центральным персонажем огромного количества карикатур, актеры пародировали его на сцене, он получил поддержку самой королевы Марии Антуанетты, а его идеи горячо обсуждались во всех научных сообществах, кафе и салонах. Удивительно, но по поводу месмеризма было написано гораздо больше памфлетов, чем на политические темы, хотя в то время французская государственность трещала по швам и дело неуклонно шло к революции. Последователи Месмера в один голос заявляли, что их гуру раз и навсегда решил проблему человеческих страданий. Но в то же время находились и критики, называвшие его шарлатаном, охочим до женского внимания.

Растущая популярность Месмера стала беспокоить традиционных врачей, чье благополучие оказалось под угрозой. И вот в 1784 году король Франции после долгих обсуждений решил, что настало время провести четкую линию между наукой и предубеждениями, между правдой и ложью. Он распорядился сформировать Королевскую комиссию, которой надлежало установить, на самом ли деле методы Месмера оправданны и основываются на животном магнетизме — или же их эффективность объясняется внутренней убежденностью пациентов, полагающих, что методы работают. В комиссию входили Антуан Лоран Лавуазье, почитаемый и сегодня как отец-основатель химии, астроном Жан Сильвен Бальи и профессор анатомии Жозеф Игнас Гильотен (чье имя дало название приспособлению, которое вскоре лишит головы как Лавуазье, так и Бальи). Но самым уважаемым членом комиссии был Бенджамин Франклин.

Может показаться странным, что король захотел привлечь к внутреннему расследованию американского посланника, тем более что главной задачей последнего было получение ссуд для своего правительства из французского бюджета. Но Франклин занимал особое положение в сердцах современников. Он высоко ценил и французов, и англичан (что, к слову, по возвращении на родину стало вызывать подозрения со стороны некоторой части политических деятелей Америки). Уважали его и французы: монсеньор Франклин имел славу человека, сумевшего приручить молнии[46] и изменить внешний облик Америки. Его ценили за преданность идеалам независимости и свободомыслия, обожали за щедрость, отзывчивость и невероятный шарм. Портреты Франклина были практически везде: в газетах, на листовках с приватными объявлениями, на декоративных перстнях, монетах и даже на коробках для нюхательного табака. Участие Франклина в расследовании было необходимым: если бы кто-нибудь и смог убедить общественность в независимости и объективности комиссии по отношению к популярному иностранному врачу, то это был именно он.

Итак, Франклину предстояло встретиться с человеком, методы которого ему нужно было исследовать и дать по поводу их обоснованное заключение. Надо сказать, что жизненные пути Франклина и Месмера пересекались, пусть и не напрямую, на почве общего увлечения музыкой, а если точнее, на почве интереса к усовершенствованному Франклином музыкальному инструменту — стеклянной гармонике, которой многие приписывали целебные свойства[47]. Месмер любил этот инструмент и держал его дома. Он частенько играл на нем для гостей, в числе которых бывали Леопольд Моцарт и его сын Вольфганг Амадей, написавший в дальнейшем несколько произведений для гармоники. При переезде в Париж, Месмер захватил гармонику с собой и в 1779 году пригласил к себе Франклина и мадам Бриллон, их общую подругу, чтобы устроить небольшой домашний концерт, который был всего лишь предлогом для встречи. На самом деле хозяин весь вечер пытался втянуть Франклина в разговор об открытом им магнетизме. Но тот упорно продолжал восхищаться музыкальными талантами Месмера.

К тому времени как Королевская комиссия была сформирована, Месмер уже отчаялся найти официальное подтверждение своим методам. Тем не менее он наотрез отказался сотрудничать. Он чувствовал, что корифеи Просвещения объявят его обманщиком: на это их вынуждала ситуация — давление со стороны и явный скепсис медицинского сообщества. По мысли Месмера, главным аргументом в его пользу была очевидная эффективность лечения, которую могли подтвердить сотни пациентов, побывавших у него. «Я прежде всего взываю ко мнению общественности», — говорил он, надеясь сладить контраст между мнением далеких от науки парижан и мнением коррумпированной элиты. Однако членов комиссии мало интересовал вопрос, действует ли метод животного магнетизма. Их главной задачей было понять, как это действует. Иными словами, они хотели разобраться, почему пациенты Месмера во время сеансов падают на пол в конвульсиях, а потом утверждают, что все их хвори прошли.

Из уважения к возрасту Франклина (посланнику уже исполнилось 78) и его физическому состоянию (он страдал от камней в почках) большая часть работы комиссии проводилась в его резиденции. Интересы Месмера согласился представлять его коллега и друг, доктор Чарлз Деслон, ранее занимавшийся судебной экспертизой (свое прежнее место он потерял из-за увлеченности месмеризмом).

Деслон был полон желания доказать, что животный магнетизм имеет право на существование. Для начала члены комиссии потратили несколько недель на то, чтобы выслушать пространные лекции по теории месмеризма, во время которых кое-кто уже начал чувствовать влияние «новой науки» на свое настроение и самочувствие (Франклин, к примеру, заявил, что явственно ощутил смертельную скуку).

По окончании лекций пришло время ставить эксперименты. В ходе одного из них некоей женщине сказали, что ее только что излечил Деслон, который «в данный момент находится за дверью» (хотя его там конечно же не было). Одного этого заявления хватило, чтобы дама погрузилась в транс, хорошо знакомый всем пациентам Месмера.

Другой женщине, большой поклоннице месмеризма, завязали глаза, чтобы она не видела пасов, и попросили Деслона приступить к «лечению». Но, что бы он ни делал, никакого эффекта это не дало.

В третьем эксперименте перед пациенткой Деслона (они были знакомы) поставили пять стаканов с водой и сказали, что в одном из них находится заряженная вода. Когда женщина допивала четвертый стакан, ее охватили судороги, хотя в действительности «заряженная» вода находилась в пятом стакане (его она выпила совершенно спокойно).

И вот, наконец, последний эксперимент — тот, с описания которого мы начали этот рассказ. Перед его проведением Деслон «намагнитил» персиковое дерево с помощью стальной палочки. После этого ему предложили самому выбрать себе пациента. Выбор пал на уже известного вам двенадцатилетнего мальчика — именно его Деслон посчитал наиболее восприимчивым к животному магнетизму. Но и тут все пошло не так, как задумывалось: мальчик упал на землю еще до того, как приблизился к заряженному дереву, четвертому по счету… В сущности, это были первые в истории эксперименты по исследованию плацебо.

Заключение комиссии, опубликованное в 1784 году, было образцом прямолинейности и объективности, которыми так славились Франклин и его коллеги. В нем досконально описывалось, как высокая комиссия искала доказательства теории Месмера, но так и не нашла подтверждающих ее научных аргументов. Тем не менее авторы доклада не отрицали, что метод Месмера действенен — у них не было оснований утверждать, что мальчик или кто-либо в ходе исследований всего лишь изображали «конвульсии, ведущие к исцелению», подыгрывая проверяемому. Но объяснение этому феномену предлагалось искать в другой области:

«…Все это лишило нас возможности найти физическое подтверждение животного магнетизма. Потому мы решили обратиться к ментальному объяснению происходящего, действуя не как врачи, а как философы… Так как описываемый магнетизм более не кажется нам реально существующим, мы считаем, что имеем дело с двумя наиболее могущественными человеческими свойствами: воображением и имитацией. Их воздействие на физическое состояние есть семя новой науки, способной, возможно, доказать влияние духовного над физическим».

Во Франции месмеризм оставался популярен еще на протяжении нескольких лет, но вскоре после публикации доклада Королевской комиссии сам Месмер переехал сначала в Англию, а потом в Италию, пытаясь дать новый старт своему делу, чего так никогда и не случилось. Он умер в безвестности в 1815 году, находясь в Германии, неподалеку от родного города. На его похоронах звучали волшебные аккорды стеклянной гармоники. Деслон же умер многим раньше: в 1786 году его сердце остановилось в разгар сеанса месмеризма…

Авторы доклада сделали вывод, что причины эффективности животного магнетизма находятся в прямой зависимости от социальных и психических факторов («имитация и воображение»). К счастью, они не посчитали эти факторы несущественными или недостойными подробного изучения. «Новая наука», о появлении которой они говорили, не что иное, как основа современных социальных наук: психологии, антропологии, социологии и биологической медицины.

На протяжении двух столетий медицинская профессия не могла взрастить то, что посеяли Франклин и Лавуазье. В своем стремлении отделить официальную медицину от суеверий, магии и обмана врачи возвели прочную стену, отделяющую материальную науку от чего-то неосязаемого. В результате «влияние духовного над физическим» стало табу, запретной темой в медицинских кругах. Медики предпочли позиционировать себя как ученых, занимающихся изучением физического мира, составной частью которого является человеческое тело — «машина, подчиняющаяся всем законам природы». (Хотя Месмер, в сущности, позиционировал себя точно так же.) Однако, по словам специалиста по истории медицины Дэвида Морриса, если изучать человеческое тело как машину, то использование при лечении обмана будет для врача таким же абсурдом, как наполнение топливного бака автомобиля не бензином, а чаем.

Только в последние годы широко распространилось мнение, что болезни, равно как и здоровье, зависят не только от биологического состояния человека. В числе главных причин, играющих роль в укреплении здоровья, все чаще называют подражание. Попробуем объяснить это. Воздействие Месмера было эффективнее, когда сеансы проводились в группах, то есть когда пациентов окружали другие люди, находящиеся в равных с ними условиях. С высоты сегодняшнего дня можно найти множество доказательств тому, что наше поведение и внутреннее состояние во многом зависит от нашего окружения. И речь идет не только о подражании друг другу, как на приеме у Месмера: не так давно было доказано, что некоторые серьезные заболевания (вроде проблем с сердцем или излишнего веса) могут распространяться даже через социальные сети.

Наше здоровье напрямую связано с нашими взаимоотношениями с другими людьми, и особенно с теми, кто старается помочь и предложить лечение. От того, какие импульсы посылает нам врач (то есть как он, осознанно или неосознанно, убеждает нас в эффективности лечения), зависит очень многое. По выражению антрополога Дэниэла Моермана, поведение врача «активирует лечение». Изучение медицинской статистики о лечении сердечно-сосудистых заболеваний показало, что эффективность препаратов, широко применяемых в 1940— 1950-х годах, значительно снизилась к концу 1960-х. Это явление сложно объяснить с точки зрения биохимии: состав препаратов существенно не изменился, и уж тем более за десять лет не произошло никаких изменений в структуре человеческого организма. В результате ученые пришли к выводу, что это связано с отношением лечащего врача к тому или иному препарату. Практика двойной проверки препаратов в некоторых случаях показала практически одинаковый уровень воздействия настоящих лекарств и лекарств-«пустышек». Какому же из них отдать предпочтение? Выяснилось, что пациенты, принимавшие лекарства по назначению врачей, уверенных в эффективности препарата, быстрее и чаще шли на поправку, но только в том случае, если сам врач не сомневался в выписываемых им средствах[48].

На эффективность лечения может повлиять любая мелочь. Психолог Ирвинг Кирш попросил группу студентов поучаствовать в тестировании новой анестезирующей мази, которую он назвал красивым и непонятным словом: «Триварикан». Собравшимся продемонстрировали баночку, на которой было написано: «Только для исследовательских целей». Тестирование проводила женщина, которая была представлена как «исследователь поведенческой медицинской практики». На ней были плотный белый халат и хирургические перчатки — по ее словам, для того, чтобы мазь не попала ей на кожу и чистота эксперимента была соблюдена. Всем студентам намазали указательный палец и попросили подождать минуты две-три, чтобы средство успело подействовать. После этого каждый палец по очереди укололи стерильной иглой, попросив определить, какой из них окажется наименее чувствительным. Естественно, все заявили, что при уколе в указательный палец боли почти не чувствовалось.

Предположение о нашей внушаемости еще раз подтвердило другое исследование британских ученых. Они занимались изучением таблеток от головной боли и выяснили, что если неизвестное в широких массах, но неплохое по своим свойствам средство работало лучше, чем таблетка раскрученного бренда, оно все равно получало низкие баллы — вероятно потому, что не обладало популярностью.

Когда человек получает настоящую медицинскую помощь, следует выделить три важные составляющие. Во-первых, врач посредством операции или медикаментов начинает воздействовать на организм пациента. Во-вторых, включается великолепно отлаженная система самосохранения, присущая всем людям; ее действие во много раз усиливает мысли о скором выздоровлении — не в последнюю очередь в результате правильных действий врача. В-третьих, на физиологическое состояние влияют уверенность пациента в компетентности врача, а также всё, что так или иначе ассоциируется с лечением. Термин «плацебо» применим к двум последним составляющим. Конечно же они могут существовать и сами по себе, но в таком случае их стоило бы назвать «верой в выздоровление» или «эффектом веры», ведь «пустышка», если отнестись к плацебо уничижительно, по определению не может быть эффективной. Но плацебо не «пустышка» — этим словом (плацебо) называют внутреннюю убежденность человека в действенности предоставляемого ему лечения (к самолечению оно не относится) И роль врача иногда заключается в том, чтобы убедить своего пациента. В конце концов, если вы не поверите в ложь, она не заставит вас чувствовать себя лучше.

* * *

Отношение Франклина к месмеризму хорошо видно из письма, отправленного им незадолго до начала работы Королевской комиссии одному больному человеку, спросившему, стоит ли предпринять поездку в Париж, чтобы испытать на себе чудодейственный метод доктора Месмера. В присущей ему манере Франклин вложил в письмо сложный и неоднозначный подтекст:

«В мире так много заболеваний, поддающихся самолечению, и так много возможностей для того, чтобы люди обманывали друг друга по этому поводу… остается только надеяться, что великие ожидания, связанные с новыми методами избавления от болезней, оправдают себя и не будут развеяны в скором времени.

С другой стороны, даже заблуждение может сослужить неплохую службу. В любом городе есть хоть один человек, у которого наблюдаются постоянные проблемы со здоровьем, а все потому, что он просто обожает лечиться, из-за чего его организм начинает постепенно разрушаться. Если убедить такого человека хоть ненадолго отказаться от всех принимаемых им средств и посоветовать обратиться к врачу, способному излечить одним прикосновением своей волшебной стальной палочки, он, возможно, найдет новый метод вполне действенным, пусть и ошибется в причинах этого явления».

Франклин явно намекает на необходимость определенной доли обмана в медицинской профессии. Ложь помогает человеку чувствовать себя лучше и при этом не находиться в пагубной зависимости от всевозможных препаратов, способных навредить при частом употреблении. Но всегда ли допустимо обманывать собственных пациентов? Некоторые врачи считают, что допустимо (ну, или по крайней мере убеждают себя в этом).

По словам Энни Хельм из Орегонского университета медицинских наук, примерно 35–45 процентов всех выписываемых рецептов — самое обыкновенное плацебо. В 2003 году в Дании проводилось исследование, в котором приняли участие около восьмисот врачей. Более половины из них признались, что эксплуатируют эффект плацебо, выписывая рецепты по меньшей мере десять раз в год. Нельзя сказать, что это «чистое» плацебо — врачи рекомендуют своим пациентам принимать биологически активные добавки в небольших и практически ни на что не влияющих дозах.

Несмотря на распространенность плацебо, его применение в медицинской практике все же остается спорным вопросом. Ведь целебная сила «пустышек» отчасти основывается на внутренней убежденности пациентов. По словам Сиселлы Бок «допустить распространение практики обмана… значит подготовить огромное поле для обид и растущего недоверия». Но ведь почти все стадии нашего выздоровления являются «соучастниками» обмана — обмана, который становится панацеей. Статья из журнала американской фармацевтической ассоциации даже дает прямое указание для работников аптек, столкнувшихся с недоверием пациентов к выписанному рецепту: «Очевидно, стоит сказать им: „Да, это так — люди идут на поправку, когда принимают более высокую дозу этого препарата, но ваш доктор считает, что в вашем случае вполне достаточно и такой дозы“».

Конечно, врачи обманывают нас не потому, что не желают нам добра или экономят лекарства. Нет, они делают это из благих побуждений, запуская те самые механизмы самовосстановления. Согласитесь, в таком контексте их действия нельзя однозначно назвать ложью. Если врач рекомендует пациенту таблетки, которые не могут оказать существенного влияния, но при этом надеется, что они как-то помогут справиться с болезнью, будет ли это обманом?

Да, врачи не всегда честны. Но если бы они являлись правдолюбцами, то им бы пришлось говорить своим пациентам примерно следующее: «Эти таблетки не помогут вам, но ведь надо во что-то верить, верно? Вот я и решил их вам выписать». Подобное начисто разрушило бы надежду на выздоровление. Уолтер Браун, профессор клинической психиатрии из Браунского университета, предлагает в исключительных случаях говорить пациентам, что то или иное лекарство не содержит активных веществ, «но многие находят его очень эффективным».

Настоящей ложью можно назвать ситуацию, когда врач придумывает «научное объяснение», чтобы доказать действенность препарата. Именно это явление в последнее время все чаще огорчает ученых. Оно широко распространено в области альтернативной медицины, то есть там, где принято одалживать терминологию биохимии для сложных объяснений действенности природных лекарств. Типичный пример — появление на рынке новых гомеопатических средств. Их эффективность объясняется сложным языком фармакологии, однако некоторых скептиков приводит в ярость позиция производителей гомеопатии, называющих свои препараты движущей силой альтернативной медицины и в то же время использующих научные термины, чтобы доказать их природное происхождение.

Но гомеопатические средства все равно успешно работают и помогают пациентам справиться с болезнью, пусть даже благодаря простой вере в эффективность принимаемых гранул и капель. Это и удерживает скептиков от предложений раз и навсегда устранить гомеопатию из аптек. Поэтому врачам не стоит категорически отказываться от применения в практике гомеопатических препаратов. Но если пациент сомневается и даже более того — видит между конвенциональными (условными) и реальными средствами лечения не только различия, но и своего рода антагонизм, ему лучше обратиться к традиционной (официальной) медицине, так как она может помочь реально, без эффекта плацебо…

В любом случае важно направить усилия на изучение того, что помогает больному излечиться. Это куда более продуктивно, чем ссориться по поводу того, «научна» или «ненаучна» гомеопатия. Врачи уже давно считают метод убеждения неотъемлемой частью любого лечения, а потому стараются вдохновить своих пациентов. Врач, который во время приема смотрит на экран своего компьютера, вряд ли поможет человеку справиться с болезнью. Другое дело, когда он внимательно слушает все, что говорит ему пациент, и дает понять, что ему небезразлична его судьба.

Такого рода внимание напоминает необходимость позитивного социального общения. Согласитесь: пожилые люди, поддерживающие активный образ жизни, всегда чувствуют себя лучше, чем их замкнутые и необщительные ровесники, да и выглядят они намного лучше. Это уже не только научное предположение, но и доказанная реальность.

Тем не менее пройдет еще много времени, прежде чем мы сможем уверенно сказать, что врач — не только лекарь нашего тела, но и лекарь нашего духа.

* * *

Научно обоснованная медицина сегодня повсеместно распространена, но не будем забывать, что в историческом контексте она стала развиваться относительно недавно. На протяжении многих тысячелетий люди придерживались разных, как правило, ошибочных представлений об устройстве нашего организма. Единственным общедоступным способом справиться с болезнью долгое время были всевозможные примитивные способы лечения, в том числе и ритуальные. В наши дни многие из них кажутся абсурдными, но когда-то они считались понятными и привычными, примерно такими же, как сегодня использование спрея для носа[49]. Если больные и их родственники положительно реагировали на ритуалы шаманов, эликсиры, изготавливаемые апотекариями, и даже опасное для жизни кровопускание, это означало, что они по-настоящему верили в эффективность предлагаемых методов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.