Второй день Полдень Мир и личность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Второй день

Полдень

Мир и личность

О рождении и развитии — врастание в новый мир

Ласло: В начале этого века Герберт Уэллс сказал, что облик будущего определится исходом гонки между ростом просвещения и надвигающейся катастрофой. Нечто похожее мы видим и сегодня в гонке между ростом нового сознания и грозящим нам катаклизмом. Такая ситуация значительным образом сказывается на просвещении. Как можно приспособить воспитание детей от самого рождения к миру, в котором мы живем? Как заставить истеблишмент системы просвещения осознать, что мы практически подошли к критической точке, к порогу в нашей коллективной эволюции, и что у нас есть потенциальные способности влиять на ход этой революции или по крайней мере на ее общее направление? В большей части мира истеблишмент системы образования отличается невероятным консерватизмом и инерцией.

Гроф: В сфере воспитания детей и просвещения можно сделать очень много всего, помимо внедрения технологий трансформации и усилий по изменению парадигм. Проводимые в последние десятилетия исследования сознания показали, что наши паттерны мышления, эмоциональной жизни и поведения программируются нашей собственной ранней историей — причем не только младенчеством и детством, что хорошо известно из фрейдистского психоанализа, но и обстоятельствами нашего биологического рождения и даже пренатальной стадией. Улучшение физической и эмоциональной гигиены периода беременности и изменение постнатальных практик могло бы оказать далеко идущее влияние на человечество.

Есть убедительные основания для того, чтобы полагать, что обстоятельства рождения играют важную роль в становлении будущих наклонностей к насилию или саморазрушению, либо, напротив, к проявлению заботы и здоровым межличностным взаимоотношениям.

Французский акушер Мишель Одэн отстаивает в своей книге точку зрения, согласно которой этот перинатальный импринтинг способен ориентировать нашу эмоциональную жизнь в направлении любви или ненависти. Одэн иллюстрирует состоятельность такого предположения с помощью истории развития нашего биологического вида.

Процесс рождения имеет два разных аспекта, связанных с конкретными гормонами, и оба очень важны для выживания. Стрессовые переживания матери во время родов управляются главным образом адреналиновой системой. Механизмы адреналина и норадреналина сыграли важную роль и в эволюции всего нашего вида, будучи медиаторами агрессивных и защитных инстинктов роженицы в те времена, когда роды проходили в естественной среде. Благодаря им женщина сразу после родов могла быстро перейти к борьбе или к бегству, если этого требовала ситуация, например, нападение хищника. Однако необходимость в этом механизме отпала с тех пор, как созданы безопасные условия для родов. На сегодняшний день это эволюционный анахронизм.

Второй связанной с рождением задачей, равным образом важной с эволюционной точки зрения, является формирование связи между матерью и новорожденным. В этом процессе участвуют гормон окситоцин, ответственный за материнское поведение у животных и людей, и эндорфины, культивирующие привязанность и эмоциональную зависимость. Сходное воздействие оказывает гормон пролактин, играющий вспомогательную роль при кормлении грудью. Суматошная, шумная и хаотичная обстановка, царящая во многих больницах, вызывает ассоциации с опасностью, смертью, угрозой выживанию, порождая тревожность и без всякой необходимости запуская механизмы адреналиновой системы. Подобно ситуации в джунглях в доисторические времена, это провоцирует агрессивность, впечатывая в сознание картину потенциально опасного мира, и негативно влияет на процесс формирования связей между матерью и младенцем.

С другой стороны, тихая, безопасная и огражденная от вмешательств обстановка во время родов порождает атмосферу безопасности, способствующей формированию паттернов заботы и доверия. Она закладывает предпосылки для заботливого поведения, проявлений любви, сотрудничества и синергии. Радикальное улучшение обстоятельств, при которых проходят роды, способно оказать чрезвычайно важное позитивное воздействие на эмоциональное и физическое благополучие человеческого вида в целом и смягчить патологические формы поведения, угрожающие в наши дни уничтожить саму основу жизни на планете. Было бы весьма уместно начать именно с этих изменений.

Рассел: Стэн, ранее вы говорили о том, насколько важны влияния, оказываемые на нас в раннем детстве. Это еще одна сфера, в которой можно было бы инициировать глубокие изменения в человечестве. Тот факт, что раннее детство оказывает сильнейшее воздействие на становление личности, известен уже столетие; он лежит в основе многих видов психотерапии. Мы можем не только помогать людям справляться с воздействием детских переживаний на их жизнь и освобождаться от некоторых нежелательных влияний этого рода, но и во многом изменить воспитание детей, с тем чтобы они становились психологически здоровыми взрослыми.

Так же как и идея родов в естественной обстановке, изменение подхода к воспитанию уже имеет своих сторонников. Некоторые мои друзья в конце шестидесятых и начале семидесятых применяли свои изменившиеся взгляды на этот вопрос к воспитанию собственных детей. В частности, они не наказывали их, когда те совершали ошибки, но старались помочь им достичь понимания; обеспечивали им возможность большей эмоциональной близости; общались с ними как с юными людьми, а не как с безмозглыми младенцами. Сегодня их дети стали уравновешенными и здоровыми в умственном отношении взрослыми людьми. У них есть собственные семьи, и они обращаются со своими детьми в том же духе и даже еще лучше, поскольку в целом у них гораздо больше понимания важности этих вопросов, чем у их родителей. Могу сказать, что речь идет о самых замечательных, светлых, добрых, заботливых и осознающих молодых людях, которых я когда-либо встречал.

Это пример того, как начинает разрываться порочный круг. Дети, вырастающие в несостоятельной семье, усваивают несостоятельную модель поведения и легко становятся несостоятельными родителями. Если учить людей воспитывать своих детей с большей заботой, этот круг можно разорвать, тем самым оказав на общество серьезное и долгосрочное воздействие. Порой мне кажется, что это, возможно, самое важное, что мы можем сделать для общества.

Гроф: Но образование является лишь частью проблемы. Недостаточно лишь знать, что надо сделать. Требуется нечто гораздо большее — суметь это сделать. А это предполагает подлинную эмоциональную трансформацию родителей.

Ласло: Этот порочный круг особенно сильно сказывается в формальном школьном обучении. Преподаватели учат детей тому, чему учили их самих, когда они были учениками, и что вызывает у них ощущение комфорта. Истеблишмент системы просвещения очень трудно довести до восприятия новых знаний. Этим должны были бы заниматься сами первопроходцы этих знаний, но они очень редко оказываются в положении, в котором могли бы стать влиятельными педагогами. Как правило, те, у кого возникают новаторские идеи, не слишком хорошо справляются с разъяснением и передачей этих идей. Очень важно, чтобы система просвещения стала намного более гибкой, чем сейчас, намного более открытой к усвоению новых и состоятельных идей, от кого бы они ни исходили.

Гроф: Это верно, наши институты просвещения ориентированы неправильным образом и обучают устаревшему мировоззрению, что поддерживает и усугубляет царящую в мире ситуацию. Вот вам пример: в том, как преподают историю, учеников никак не учат ценить духовные, надличностные ценности. В качестве важных фигур им преподносят Чингисхана, Наполеона, Гитлера и Сталина. На школьных уроках истории нечасто услышишь о Будде. Огромный акцент делается на конфликте, борьбе и конкуренции, на том, кто выигрывает и кто проигрывает. Причем в целом больше всего совершенно необоснованного внимания получают негативные персонажи.

Рассел: Да, очень многое из того, что мы здесь обсудили, не было бы с воодушевлением принято в системе просвещения, где принято смотреть на мистические переживания как на нечто совершенно оторванное от этого мира. Призыв к передаче школьникам знаний об измененных состояниях сознания, скорее всего, наткнулся бы на стену враждебности.

Гроф: При попытке обучать трансперсональным, подлинно духовным знаниям вы бы натолкнулись на сопротивление со стороны не только материалистически настроенных ученых, но и организованных религий.

Ласло: И тем не менее, сам факт, что мы можем провести подобную дискуссию, а затем и опубликовать ее, указывает на существование интереса к этим темам. Не исключено, что лет пять-десять тому назад у нас не было бы даже такой возможности.

Гроф: Я настроен оптимистично — по крайней мере, сдержанно оптимистично — особенно учитывая то, что какие-то мощные, хоть и не очевидные, факторы, возможно, действуют где-то за кулисами.

Ласло: О, в меня это вселяет по-настоящему большую надежду. Если такие факторы действительно есть, они будут проявляться все больше и больше!

Однако в настоящий момент меня заботит более непосредственный и срочный вопрос: как нам добраться не только до системы просвещения, но и до всей общественной информационной структуры, особенно до печатных и электронных средств массовой информации? В наши дни СМИ жаждут в первую очередь сенсационных сообщений, поскольку их особенно легко продать широкой публике. «Настоящими» новостями для них являются те, в которых содержится агрессия или катаклизм, или те, что проистекают из высказываний и поступков небольшого числа общественных фигур. Что же касается процессов, лежащих в основе мира и определяющих его форму, то они просто не достигают общественного сознания, поскольку деятели средств информации не считают, что они достойны быть освещенными в новостях.

Разумеется, если сосредоточить свое внимание на положительных сторонах ситуации, можно указать на тот факт, что уже несколько лет существуют телевизионные программы и новостные сообщения, касающиеся проблем окружающей среды и ресурсов, демографии, развития и т. д. Подлинный рост осознанности, несомненно, имеет место, но темпы его слишком низки для того, чтобы привести к существенным и эффективным переменам.

Гроф: В нашей культуре СМИ обладают колоссальной силой в распространении информации и формировании общественного мнения. Я чувствую, что в этом отношении мы приближаемся к критическому поворотному пункту. Еще в недавнем прошлом они решительно и единодушно дискредитировали и высмеивали все, что касалось «новой эры», понимая под этим практически любой вызов привычному для истеблишмента способу мышления и поведения — от предложенной Дэвидом Бомом голографической модели вселенной до марафонов нудистов, созерцания кристаллов и исследования магической силы пирамид. В последнее время ситуация стала значительным образом меняться. Все чаще в списке бестселлеров появляются книги на трансперсональные темы, быстро растет количество кассовых фильмов с трансперсональной направленностью. Издатели начинают осознавать, что людей очень волнуют эти вопросы, и поэтому на них можно делать деньги. Работников медиа изумляют растущие рейтинги таких трансперсонально-ориентированных программ, как диалоги Билла Мойера с Джозефом Кэмпбеллом. Рейтинги говорят на языке, который понятен деятелям средств информации и на который они охотно откликаются. А когда они начинают осознавать, что те или иные темы действительно живо интересуют многих людей, в обществе начинают происходить очень быстрые перемены.

Ласло: Но как можно запустить быстрое и своевременное разворачивание этого процесса?

Гроф: Огромные изменения уже произошли.

К примеру, озабоченность проблемами окружающей среды и интерес к натуральным продуктам питания, которые еще совсем недавно воспринимались как смехотворные причуды хиппи, сейчас практически вошли в состав идеологии мейнстрима. И это произошло не оттого, что кто-то взял и составил блестящую стратегию оказания воздействия на общественное мнение и в отношении средств информации. К этому привели изменения, происходившие посредством самых различных механизмов в десятках, сотнях и тысячах людей, таких, как вы и я. Каждый из нас по отдельности — лишь песчинка в пустыне, но вместе мы оказываем существенное влияние.

Рассел: Многие тысячи людей делают то, что, по их ощущению, является правильным. И правильных действий тоже много разных. Вот вы, Стэн, выполняете свою работу и чувствуете, что для вас правильно ею заниматься и стараться осуществлять ее наилучшим образом. Это же верно и в вашем случае, Эрвин, как и в моем собственном. Все мы вносим свой вклад по мере своих сил, и нас поддерживают сотни и тысячи других людей, также вносящих свой вклад, делающих то, что каждый из них считает для себя правильным.

Критически важно понять, как каждый из нас мог бы выполнять то, чем он занимается, с большей эффективностью, б?льшим воздействием на других. Чем эффективнее я справляюсь со своей собственной работой, тем больше она ускоряет изменения, происходящие в других людях. И чем эффективнее другие делают свою работу, тем в большей степени она влияет на меня.

Для меня, как писателя, одна из самых больших радостей — слышать от людей, что нечто, написанное в моих книгах, произвело на них глубокое воздействие, что это было для них чем-то вроде частички мозаики, попавшей на свое место. Я уверен, что вы, Стэн, чувствуете то же самое, получая обратную связь от людей, прошедших ваши дыхательные семинары. Мы все собираем по кусочку мозаику, которая позволит нам сделать свою жизнь более осмысленной, счастливой и здоровой, наполнить ее большей взаимной заботой. Ценно каждое, даже самое крошечное, звено мозаики. Порой именно оно может внезапно объединить все остальные ее части, приведя к прорыву или духовному пробуждению.

Если бы мы полагали, что наша задача — менять других, это означало бы, что мы упускаем главное. Мы считали бы себя какими-то особенными, имеющими право командовать и контролировать ситуацию. Все мы — части одного и того же рисунка. Каждый из нас должен задать себе главный вопрос: как я могу привести свою собственную жизнь в большее соответствие с этим рисунком? Что я должен сделать, чтобы моя крошечная, стотысячная доля была способна хоть в какой-то мере ускорить этот позитивный сдвиг?

Ласло: Фактически, Пит, вы утверждаете, что если каждый из нас будет наилучшим образом справляться со своей частицей целого, то в результате мы получим мощный и действенный процесс.

Гроф: Я согласен с этим, но хотел бы добавить, что наблюдать ситуацию со стороны, полагаясь исключительно на внешнее воздействие, недостаточно. К этому необходимо подключить и внутреннюю работу. К.Г. Юнг, и не он один, подчеркивал необходимость дополнять любую нашу внешнюю деятельность систематическим самоисследованием и зондированием бессознательной области своей психики. Он говорил о потребности подсоединиться к более высокому аспекту себя, своей самости, подключаясь к мудрости коллективного бессознательного и доступным нам духовным ресурсам. Получаемые нами в этом процессе глубокая информация и энергия помогают выработать правильные жизненные стратегии в мире.

Ласло: Как было сказано здесь вчера, то, что мы совершаем «внутри», воздействует на «внешнее». Однако, как мы уже отмечали, если бы люди больше ценили взаимосвязь между внутренним и внешним, они бы проявляли больше ответственности во внутренней работе, тем самым увеличивая свои шансы на успех в деятельности внешней.

Рассел: Я, как и вы оба, Эрвин и Стэн, верю, что бывают чудеса. Но мы не можем заставить их случаться, мы можем лишь учиться позволять им происходить. Судя по всему, это можно делать, развивая правильное внутреннее умонастроение, правильное состояние сознания.

Ранее мы говорили о синхронистичности, и я высказал предположение о высокой степени соотнесенности между внутренним состоянием и синхронистичными проявлениями во внешнем мире. Я не могу по своей воле вызывать синхронизмы — они по самой своей природе случайны и находятся за пределами моего контроля и влияния. Но я могу ввести себя в такое состояние сознания, которое позволяет им происходить.

Может быть, это верно и на коллективном уровне. Чем выше наш общий уровень сознания, тем больше возможность различных неожиданных чудес. Мы можем не иметь ни малейшего представления о том, какими именно они будут и когда именно произойдут, но, заботясь о своем внутреннем благополучии, мы сможем увеличивать шансы на их проявление.

Ласло: Ваши слова напомнили мне связанное с музыкой переживание, которое бывало у меня в мои юные годы. Когда вы исполняете музыкальное произведение — необязательно на публику, можно делать это и для самого себя, — если все идет правильно, то произведение разворачивается так, как оно должно разворачиваться, а не так, как вы этого сознательно хотите. Музыка спонтанно выстраивается в некий паттерн, и вам трудно избавиться от ощущения, что вы являетесь частью ее движения, что вы подключены к ней. Это изумительное чувство. Его невозможно вызывать по желанию, но можно делать что-то для того, чтобы подготовиться к нему. Потому что, если вы не подготовлены, этого не произойдет. Но когда это происходит, вам надо «оставаться в потоке силы». Возможно, такая сила действительно существует и мы должны учиться двигаться вместе с ее течением. Можно ли научить людей этому?

Рассел: Думаю, да. Я знаю из собственного опыта, что именно мешает мне быть в ладу с силой, как бы мы ее ни называли. Это мое собственное сопротивление, моя зажатость, проистекающая из моих страхов. Страх бывает полезен, когда что-то угрожает биологическому благополучию, но в современном западном мире мы избавились от большей части физических опасностей. На нас нечасто нападают дикие животные; нам редко приходится убегать, спасая свою жизнь. В большинстве случаев переживаемые нами страхи являются психологическими, причины которых — наша обусловленность своими концепциями и следы переживаний наших ранних лет. Мы боимся того, что другие могут подумать о нас, мы боимся лишиться ощущения безопасности, утратить контроль и т. д. Эти и им подобные страхи и мешают нам жить полной жизнью, быть в потоке. Глубоко внутри себя мы все время находимся начеку, на случай, что наше чувство психологического благополучия окажется под угрозой.

Нечто чрезвычайно важное, что мы можем сделать ради себя, это обнаружить эти страхи, увидеть их такими, какие они есть, и научиться жить без них. Я знаю из опыта, что чем отчетливее я вижу беспочвенность своих страхов, отсутствие у них реальной субстанции, тем реже они вмешиваются в мои взаимоотношения с внешним миром, мое общение с людьми, мое реагирование на их поступки. Чем больше я способен отпустить страх, тем полнее я могу жить, пребывая «в потоке».

Гроф: Самым значительным препятствием этому виду открытости является история травматических переживаний, ведущих к формированию эмоциональных и физических блоков, к возникновению отделяющего нас от остального мира панциря, о котором говорил Райх. Есть способы растворять этот панцирь, освобождаясь от травматических отпечатков в своем сознании и становясь более открытым по отношению к другим людям, природе и космосу.

Ласло: Становятся ли люди, прошедшие через надличностные переживания, лучше в качестве членов сообщества?

Гроф: Не обязательно после одной сессии переживаний, хотя иногда случается и такое. Мне доводилось видеть, как жизнь человека полностью менялась после одного-единственного мощного психоделического или холотропного переживания. Но это, разумеется, нельзя считать правилом. Вероятность позитивной трансформации значительно возрастает, когда индивид занят последовательным и систематическим личным поиском.

Ласло: Не хотите ли вы сказать, что людям необходимы целые серии надличностных переживаний, которые длятся неделями, месяцами или даже годами?

Гроф: Именно так. Я сам открыл существование трансперсональной сферы, благодаря своей клинической работе. И я неоднократно видел, что люди приступают к этому процессу как к терапии после того, как пережили ситуацию, связанную с эмоциональным и психосоматическим дискомфортом, но в результате последовательности сессий неожиданно открывают нуминозные измерения собственной психики. После этого их главной заботой в процессе становится уже философский и духовный поиск смысла, а не просто терапия. Зачастую поиск приводил их к полной переориентации отношения к себе, другим, природе и к жизни в целом.

Новая карта реальности?

Ласло: Сознание изменяется, способствуя появлению новых прозрений. В связи с этим я хотел бы предложить вам обоим обсудить вопрос, кажущийся мне особенно интересным и важным, — вопрос о нашем представлении о мире. На данном этапе оно выглядит весьма фрагментарным, полным расколотости и зазоров между разумом и телом, между внутренним и внешним, между человеком и миром…

Гроф: Эрвин, мне кажется, вы клоните к тому, что нам необходима исчерпывающая парадигма, способная интегрировать, свести воедино все наши расколотые представления.

Ласло: Мы уже говорили о смене парадигм в науке. Теперь мы можем пойти дальше. Что это за парадигма, возникновения которой мы можем ожидать?

В какой парадигме мы на самом деле нуждаемся? Очевидно, новой парадигме придется интегрировать нашу нынешнюю фрагментированную карту реальности. Она должна вобрать в себя все знание, накопленное естественными науками, особенно новой физикой, и внести его в контекст гуманитарных и общественных наук. Подобный парадигматический сдвиг может оказаться критически необходимым, поскольку мы живем во времена нестабильные и чрезвычайно чувствительные к любой «флуктуации», к любым новым идеям, мировоззрениям и ценностям, какими бы незначительными они ни казались сами по себе. В такой ситуации может появиться и новый Гитлер и новый Мессия. Мы должны осознавать силу, лежащую как в самих идеях, так и в деятельности по их распространению, особенно если они соответствуют величайшим нуждам нашего времени. Речь идет о распространении парадигм, способных оказать позитивное воздействие на человечество и на мир в целом.

Гроф: Я усматриваю проблему в том, что базовые элементы и концептуальные строительные блоки старой парадигмы выглядят весьма логичными и очевидными, и для большинства людей они гораздо понятнее. Фундаментальные принципы ньютоновской механики легко воспринимаются и кажутся согласующимися со здравым смыслом, поскольку они конгруэнтны нашему повседневному мировосприятию. Понимание же новой парадигмы, как следует ожидать, может потребовать разносторонней осведомленности в широком диапазоне дисциплин, включая высшую математику, квантовую физику и физику относительности. Кроме того, ее основополагающие принципы противоречат интуиции, по крайней мере пока мы находимся в обычном состоянии сознания.

Примером может служить ваша собственная работа, Эрвин. Вас отличает экстраординарное владение научными знаниями и способность творчески соотносить друг с другом данные из самых разных дисциплин. Но то, что вы пытаетесь объяснить, среднему читателю крайне трудно понять без обязательной предварительной подготовки. Вопрос в том, как перевести эти концепции на обычный язык и представить их таким образом, чтобы они могли обогатить среднего человека.

Ласло: В отношении способности новой парадигмы к распространению я настроен несколько более оптимистично, чем вы, Стэн. Мне она не представляется более сложной, чем старая: в основе своей она очень проста. Мы уже упоминали здесь Альфреда Норта Уайтхеда. Недавно один из его учеников и сам по себе тоже великий философ Стивен Пеппер написал книгу о «мировых гипотезах», где он показывает, что в общей сложности существует лишь с полдюжины основных мировых гипотез, то есть способов последовательно мыслить о себе и о мире. Та, которая зарождается в настоящее время, представляет собой гипотезу органичности, уподобляющую мир живому организму. Организмами являются не только отдельные люди, но и вся биосфера, и даже вся вселенная. Это весьма естественный способ мышления. Как только вы начинаете проникаться им, все становится на свое место. Я часто сталкивался с этим явлением: вы делаете некое открытие, которое на первый взгляд лишено всякого смысла, но как только вы меняете ракурс и смотрите на него под другим углом, оно внезапно оказывается частью более широкого контекста — того, который Грегори Бейтсон называл «объединяющим паттерном».

Органичная гипотеза выглядит новой, но в действительности это очень старая идея. Она лишь возвращается к нам в новом обличье — более конкретном и убедительном, подкрепленном современными науками. Однако понять ее совсем не трудно. Просто наше образование было основано не на этой идее, а на ньютоновском механистическом мировоззрении.

Гроф: И вы не видите проблемы в том, что ньютоновская картина мира в большей степени согласуется с повседневным восприятием действительности и выглядит очевидным и логичным способом мироописания?

Ласло: Оно кажется таковым лишь людям, воспитанным в западном или вестернизированном мире.

Гроф: Я неоднократно сталкивался с тем, что в мистических состояниях люди обретают непосредственный эмпирический доступ к альтернативному восприятию и пониманию мира. Надличностные переживания способны пробуждать нас от того, что Вильям Блейк — не вполне справедливо по отношению к Ньютону — называл «сном Ньютона». Тем не менее, у меня нет никакой уверенности в том, что новую органичную модель вселенной на самом деле можно, используя одни лишь интеллектуальные средства, довести до понимания людей, не имевших непосредственных переживаний, которые указали бы им такое направление. В особенности, когда они так глубоко запрограммированы гипотезой противоположного характера.

Если новые способы мышления удастся соотнести с присущим западной культуре мифологическим видением, ситуация, конечно, будет выглядеть иначе. Этим вопросом особенно сильно интересовался Джозеф Кэмпбелл. Изучая культуры прошлого, он пришел к выводу, что все они поддерживались и стимулировались мощными мифологическими видениями. Он пытался найти ответ на вопрос, возможно ли прямо сейчас идентифицировать доминирующий мир нашей культуры или же это будет сделано лишь тогда, когда она уже отойдет в прошлое. Что это за миф, в котором мы живем? — спрашивал Кэмпбелл. Можем ли мы его распознать? Можно ли как-то вынести на поверхность, чтобы можно было сознательно черпать из него вдохновение?

Рассел: Ориентированный на механистичность западный ум при восприятии органичной модели сталкивается еще с одной проблемой, которая состоит в том, что она сопричастна, что она побуждает нас ощущать себя частью живой вселенной. Наши редукционистские модели и так называемый здравый смысл ведут нас в противоположном направлении, отделяя от целого.

Гроф: Многие культуры успешно существовали в сопричастной вселенной, воспринимая себя частью всего остального, которая связана со всем остальным. При этом их ритуалы перехода, мистерии и духовные практики обеспечивали доступ к надличностным переживаниям. В таких культурах переживания этого рода были несравнимо более доступными, чем в нашей.

Ласло: Источником проблемы являются наши фрагментарные институты и способы существования, не дающие доступа к интегрированным, холистическим, соучастным переживаниям. Подступающий к нам кризис станет преображающим тиглем для западного образа восприятия себя и мира. Он продемонстрирует взаимосвязанность и взаимозависимость всего и утвердит новое мировоззрение. Однако вопрос вопросов в том, как донести до сознания широкой общественности это органичное мировосприятие без того, чтобы ей пришлось учиться ему трудным способом.

Рассел: Большинство не желает посмотреть в упор на недостатки нынешней модели. Они не отпускают взлелеянные убеждения и поведенческие паттерны, если их не вынуждает к этому ситуация, но тогда может быть слишком поздно.

Нечто подобное происходит и на индивидуальном уровне. Врач может сказать человеку, ведущему нездоровый образ жизни, что он должен меньше курить, изменить питание, больше заниматься физическими упражнениями и т. п. Но люди, если они не видят никаких внешних знаков неблагополучия, склонны игнорировать эти рекомендации. До тех пор, пока не происходит какая-нибудь неприятность, они не видят никакой необходимости в изменениях. Потом может случиться сердечный приступ, развиться рак или другое заболевание, и это заставит их прислушаться к тому, что им говорили в течение последних десяти лет. А пока жизнь наша комфортабельна, мы не желаем делать ничего из того, что кажется нам чересчур неудобным. Необходимость в переменах доходит до нас лишь тогда, когда все уже очень плохо. Поэтому, судя по всему, нам остается лишь уповать на то, что кризис разразится как можно раньше и что он будет достаточно мощным, чтобы пробудить нас, но недостаточно — для того чтобы нас уничтожить.

Ласло: Это трудно осуществить в реальном мире.

Рассел: Я не утверждаю, что мы должны осуществить это. Я хотел лишь отметить, что обычно мы не беремся за ум до тех пор, пока ситуация не станет слишком скверной. Разумеется, не каждому необходимо заболеть для того, чтобы начать меняться; есть и такие люди, которые прислушиваются к советам и меняются заблаговременно. Именно такое отношение мы и должны поощрять на глобальном уровне.

Ласло: Я согласен с вами. Но это лишь подчеркивает настоятельную потребность в новом взгляде на себя и на мир, то есть на новой карте реальности. Стэн, вы в своих книгах пишете о новой картографии сознания. Не следует ли из этого и новая картография космоса? Если в сознании есть поразительные аспекты, и если сознание связано с космосом, то вполне можно предположить наличие необычных аспектов и в космосе. Это должна быть картография, отличная от общепринятой.

Гроф: Новая, существенная расширенная карта психики, о которой я говорил и писал, в то же время является и новой картой реальности, поскольку две категории переживаний, которыми она обогащает традиционную картографию, рассматриваются в ней не как патологические нарушения, а как аутентичные аспекты существования как такового. Содержание переживаний, относящихся к первой из этих категорий, описывает привычный нам из повседневной жизни мир, но воспринимаемый с радикально иной точки зрения. Вместо того чтобы переживать его разнообразные элементы как объекты, мы становимся ими. И, как это ни странно, становясь ими, мы получаем доступ к новой и совершенно незнакомой ранее информации о них. Это радикально иной способ приобретения знаний о вселенной — мы не регистрируем различные качества внешних объектов посредством своего сенсорного аппарата с дальнейшим анализом и синтезом полученной информации, но становимся самими этими объектами.

Переживания второй категории еще более удивительны. В них фигурируют измерения реальности, существование которых отрицается западной индустриальной цивилизацией. Я говорю о мифологическом измерении существования, архетипических существах и областях, к которым древние и туземные культуры относились как к божественным. В момент переживания они столь же реальны или даже более реальны, чем наш повседневный опыт материального мира. И они тоже способны поставлять новую и точную, неизвестную прежде информацию.

Ласло: Складывается впечатление, что посредством таких переживаний мы обретаем совершенно иную картографию реальности.

Гроф: Совершенно верно. Ведь, в сущности, мы говорим о коллективном бессознательном Юнга или, как минимум, об одном из его важных аспектов. Другой интересный его аспект — это область, содержащая запись полной истории человечества. Взгляды Юнга на архетипические области не всегда отличаются ясностью. Первоначально он считал их чем-то изначально встроенным в «аппаратное обеспечение» мозга. Это в какой-то мере напоминает предрасположенность к инстинктивному поведению. В других случаях он ссылается на нее как на общее культурное наследие человечества. Еще позже Юнг стал рассматривать архетипы в качестве космических паттернов, превосходящих реальность консенсуса.

Данные, полученные при изучении неординарных состояний сознания, значительно подкрепляют третью точку зрения. Они дают основания предполагать, что область архетипов расположена между реальностью консенсуса и недифференцированным сознанием космического творческого принципа. К примеру, архетип Великой Матери-Богини подобен универсальному трафарету, находящему свое конкретное выражение в конкретных матерях.

В этой связи вспоминаются проходящие в наши дни философские дебаты между номиналистами и реалистами вокруг платоновской концепции идей. Номиналисты считают их абстрактным прообразом широкого диапазона конкретных объектов, и лишь последние для них являются реальными. Между тем, реалисты убеждены, что где-то на самом деле есть область, в которой платоновские идеи ведут реальное самостоятельное существование. Так или иначе, в измененных состояниях мир архетипов переживается весьма убедительным образом. Мы можем посещать множество различных архетипических областей, населенных мифологическими существами, точно так же, как материальный мир населен людьми, животными и растениями. Архетипические существа пребывают, по-видимому, на гораздо более высоких энергетических уровнях и окружены отчетливой аурой нуминозности. Представляется очевидным, что они принадлежат к более высокому порядку, однако влияют на события на нашем уровне. Поэтому древние и туземные культуры считали их божествами. Такое отношение к архетипам очень легко понять.

Ласло: Стэн, могли бы вы привести примеры из более близких к нам времен?

Гроф: Много лет назад вышел очень интересный фильм о Ясоне, аргонавтах и поисках золотого руна. Сюжет его разворачивался на двух различных уровнях. На материальном уровне с Ясоном и его путниками случались разнообразные приключения. На другом уровне — в мире олимпийских богов — происходили свои события: конфликты, напряжения, любовные истории и т. п. Между уровнями существовала отчетливая взаимная связь. У каждого божества была своя сфера влияния на земле, свои любимцы и свои враги среди людей. События мира богов проецировались на материальный уровень, сталкивая человеческие персонажи с бурями, свирепыми животными и другими опасностями либо принося им различные подарки судьбы.

Сходная концепция лежит в основе представлений лучших представителей астрологии. Согласно их идеям, события, происходящие как в нашей психике, так и во внешнем мире, являются выражением архетипической динамики, которая, в свою очередь, соотносится с движением и положением планет. Поскольку планеты наблюдаемы, мы можем извлекать из этого наблюдения выводы о происходящем в мире архетипов, а также получать косвенную информацию о том, чего можно ожидать в материальной сфере. Эти связи по природе своей синхронистичны и не имеют ничего общего со случайностью. Поэтому материалистическим ученым, жестко ограниченным мышлением в терминах причины и следствия, так трудно допустить возможность, что в астрологии может быть какая-то ценность.

Ласло: Идеям Юнга присущ элемент, сходный с такими представлениями. Как хорошо известно, Юнг сформулировал свою концепцию архетипа в сотрудничестве с Вольфгангом Паули. Юнгу не давал покоя тот факт, что в то время как его собственное исследование человеческой психики ведет к встрече с такими «неприличными» объектами, как архетипы, исследование в области квантовой физики точно так же приводят к «неприличным» микрочастицам физической вселенной — к сущностям, которые, по всей видимости, полностью объяснить невозможно. Юнг пришел к заключению, что существование двух «неприличностей» вполне допускает возможность того, что в действительности речь идет не о двух различных явлениях, а об одном и том же. Согласно Юнгу, этим общим и единственным фактором, лежащим в основе всего и объединяющим мир физики и психологии, является unus mundus, единый мир. Это значит, что области разума и материи — psyche и physis — являются дополняющими друг друга аспектами одной и той же трансцендентальной реальности всеохватного unus mundus. Архетипы представляют собой фундаментальные динамические паттерны, разнообразные проявления которых характеризуют и ментальный, и психический процессы. В ментальной сфере они организуют образы и идеи; в физической — структуры и преобразования материи и энергии. Однако фундаментальная реальность — это unus mundus, не являющийся сам по себе ни психическим, ни физическим. Он лежит за пределами обеих этих сфер. В данном контексте нетрудно вспомнить выдвинутую в более поздние времена идею имплицитного порядка, также подразумевающую трансцендентную область за пределами пространства и времени, где все сведено воедино. Их разделяет лишь наше взаимодействие с эксплицитным порядком, который «разворачивается» в пространстве и времени.

Гроф: Сходные представления фигурируют и в процессуальной философии Уайтхеда, согласно которой все прошлое вселенной присутствует в каждом новом мгновении, в каждом конкретном «сейчас», как часть причинно-следственной действенности. Уайтхед находит место и для Бога, а также для иных так называемых вечных объектов. Читали ли вы недавно вышедшую книгу Рика Тарнаса «Страсть западного ума»?

Ласло: Я читал. Рик описывает там историю европейской мысли, обсуждая взаимоотношения между двумя уровнями реальности: общеизвестной, эмпирической — и архетипической, платоновской, или высшей, реальности. Кстати, он показывает, что ход европейской истории систематически обнаруживает корреляцию с положением планет. Например, Уран всегда фигурирует в ситуациях, когда великие, прометеевские личности, вроде Ньютона, Декарта, Фрейда, Юнга или Дарвина, совершают прорывы.

Рассел: Позволяет ли эта корреляция делать астрологические предсказания о времени свершения следующего прорыва?

Гроф: Она делает возможными архетипические прогнозы о качествах действующих энергий, но не конкретные предсказания. В таком прогнозировании остается место для определенной степени творчества и игры в пределах конкретной природы архетипов. Например, сейчас мы движемся в тройной связке с участием Урана, Нептуна и Юпитера. В астрологических терминах Уран, помимо прочего, соотносится с прорывами и революционными преобразованиями прометеевской природы. Нептун связан с растворением границ и с мистическим сознанием. Юпитер, в свою очередь, расширяет и увеличивает все, что вступает с ним в контакт. Поэтому мы можем прогнозировать, например, что такая комбинация астрологических архетипических энергий выразится в крупномасштабной духовной революции океанической природы с растворением и трансценденцией границ. Первыми симптомами этого архетипического влияния были падение Берлинской стены, объединение Германии, освобождение Восточной Европы и распад советской сверхдержавы.

Все это сильно отличается от революционного процесса шестидесятых годов. Он тоже происходил во время тройной связки — но с Плутоном вместо Нептуна. Плутон выражает дионисийскую энергию, связанную с сексом, смертью и возрождением, он приводит в действие динамические силы. Революционный импульс тех лет характеризовался иным качеством и привел к кровавым столкновениям с полицией и властями.

Следует добавить, что Рик Тарнас написал также небольшую книжку «Прометей пробуждающий» о роли Урана в научных, артистических и общественных революциях. Там приводится, в частности, пример прорыва в духе Урана, когда за один год Эйнштейн написал три брошюры, которые полностью перевернули физику. Тарнас сравнивает этот период с другим, уже под влиянием Сатурна, когда Эйнштейн вел теоретические споры с Нильсом Бором и отстаивал весьма консервативное отношение к развитию квантовой физики. Подобный же урановский прорыв совершил Дарвин, когда на его судне «Бигль», достигшем Галапагосских островов, его посетило внезапное озарение об эволюции видов.

Ласло: В мире природы существуют связи, перед пониманием которых разум бессилен. Видимо, в природе действуют какие-то тонкие силы и энергии, о которых у нас нет пока эмпирического знания, хотя может быть знание символическое.

Гроф: Астрологическое мировоззрение само по себе не относится к конкретным силам; оно рассматривает реальность в терминах синхронистичного порядка, а не причинных связей. Оно рассматривает космос как единую, высокоорганизованную и взаимосвязанную систему, отражающую некий грандиозный проект, разработанный высшим разумом.

Рассел: В том, как астрология практикуется в наши дни, я не слишком разбираюсь, но мне интересны ее исторические корни, то, как древние видели этот мир. Мне выпала удача прожить многие годы в такой части Англии, куда не слишком доходит освещение от главных дорог и городов, и поэтому ночью там можно беспрепятственно наблюдать небо. В результате я стал хорошо понимать, как движутся планеты относительно положения звезд.

Могу сказать, что мое видение неба в основе своей совпадает с тем, которое было у людей тысячи лет назад, если не считать того факта, что их небеса были гораздо темнее, чем наши. Во время заката никакого искусственного освещения у них не было вообще, да и воздух был намного чище, чем сейчас, поэтому звезды, очевидно, выглядели куда ярче. К тому же у людей было больше времени и причин для того, чтобы смотреть на них, ведь их внимание не отвлекали телевидение, кино, компьютеры и даже книги. Половину их времени занимало одно лишь ночное небо — сверкающее и поглощающее все внимание.

Наблюдая движения планет, я заметил, что, похоже, и в моей собственной жизни все значимые события как-то соотносились с небесными конфигурациями. Одно такое событие произошло недавно, когда Луна находилась на полпути между Юпитером на одной стороне и Марсом с Венерой в связке — на другой, в то время как на востоке поднимался Сатурн. Не знаю, есть ли причинная связь между паттернами в небесах и моей жизнью; мне кажется, что эта связь скорее синхронистичная, непричинная, и тем не менее — осмысленная.

Интересно, откуда взялась астрология? Вероятно, древние время от времени смотрели на небо и видели, как планеты выстраиваются там, создавая любопытные конфигурации. Наблюдали ли и они соотнесенность между небесными рисунками и событиями их собственной жизни? Если да, то вполне естественно, что они стали вычерчивать эти рисунки для того, чтобы предсказывать будущие конфигурации и связи.

Гроф: Мне трудно поверить в то, что астрология на самом деле развивалась путем постепенного накопления данных в результате индивидуальных астрономических наблюдений и попыток соотнести их с историческими событиями и личными переживаниями. Мне это представляется маловероятным. Подозреваю, что открытие пришло сразу, во всей своей тотальности, как просветляющее видение высшего порядка, связывающее движения планет с архетипами, а также внешними и внутренними событиями. В истории творчества есть много примеров таких откровений.

Коль скоро мы уже говорим о небе и небесных телах — думали ли вы когда-нибудь о поразительном сочетании размеров Солнца и Луны и их расстояний до Земли, благодаря которому они кажутся нам примерно одинакового размера? Ведь именно это обстоятельство делает возможным такое зрелищное и незабываемое событие, как полное солнечное затмение. Доводилось ли вам это видеть? На мое шестидесятилетие Кристина подарила мне круиз на Гавайские острова, даты которого были специально подобраны так, чтобы участники круиза смогли наблюдать полное затмение. Это было потрясающе!

Прежде я уже не раз видел частичные солнечные затмения, смотрел на Солнце через пленку или закопченную стеклянную пластинку и видел, что часть Солнца отсутствует, словно его откусили. Признаться, это не производит особенного впечатления. Полное солнечное затмение отнюдь не является еще одним шагом в том же континууме. Это совершенно отдельное, уникальное явление. Даже когда затмение достигает восьмидесяти процентов, у вас еще нет никакого представления о том, что вас ожидает. Но когда появляется так называемое «бриллиантовое кольцо» и затмение становится полным, вас словно швыряет в совершенно иную реальность. Я оказался неспособен отнестись к этому как к природному явлению, это была чистейшая магия. Было семь часов утра. Мы находились на теплоходе вместе с несколькими сотнями людей. Многие в ожидании затмения пили «кровавую Мэри» и проводили время на палубе в самых разных формах пустых развлечений. Но когда началось затмение, все были захвачены этим явлением.

Мы часто слышим, что древние и примитивные культуры так чувствительно реагировали на затмения потому, что не знали природы происходящего. Но мы на этой палубе прекрасно понимали, что именно происходит, как, когда и почему, профессиональный астроном прочитал нам лекцию, тщательно подготовив нас к предстоящему событию. И тем не менее оно оказалось для нас потрясающим и невероятным.

Ласло: Мне кажется поразительным, что обычно люди не способны откликаться на достаточно часто происходящие природные явления. Например, на багровые закаты и потрясающий вид луны. Это фантастически прекрасные явления, однако люди их не замечают. Только подумайте: совершенно неожиданно наше Солнце словно проваливается за горизонт. Если смотреть на это таким образом, а не думать о том, что это всего лишь солнце и оно делает одно и то же ежедневно, нельзя не испытать изумления. Как могут люди так всецело быть поглощены своими делами, когда природа являет им столь величественные виды! Разумеется, люди искусства замечают их, но большинство людей — нет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.