§ 1. Вербальный синкретизм

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 1. Вербальный синкретизм

Скажем сначала несколько вступительных слов о названном явлении синкретизма, независимо от тех новых обстоятельств, при которых мы его наблюдали.

Авторы, которые занимались исследованием восприятия, в частности исследованием чтения при помощи тахистоскопа, так же как и восприятием форм, пришли к тому выводу, что мы узнаем и воспринимаем предметы не после того, как мы их разложили и восприняли в подробностях, а благодаря «формам целого», которые столько же строятся нами, как и даются составными частями воспринимаемых предметов, и которые (формы целого) можно назвать схемой или Gestaltqualitet этих предметов. Слово, например, в тахистоскопе мелькает слишком быстро, чтобы составляющие его буквы могли быть восприняты одна за другой. Но одна или две из этих букв и общий размер слова воспринимаются, и этого достаточно для беглого чтения. Каждое слово, таким образом, имеет свою схему[28].

Клапаред[29] в одной работе о детских восприятиях показал, что эти схемы имеют у ребенка еще большее значение, чем у нас, так как они предшествуют, и даже намного, восприятию деталей. Так, например, ребенок 4 лет, не умеющий читать ни нот, ни букв, умеет, однако, отличать в сборнике песни по их заглавиям и просто при взгляде на страницу и притом в течение ряда дней и даже месяцев. Каждая страница для него является, таким образом, некоторой целостной схемой, тогда как для нас, воспринимающих слова и даже буквы аналитически, все страницы книги походят одна на другую. Значит, детские восприятия действуют не только посредством схем целого, но эти схемы заменяют собой восприятие деталей. Они соответствуют, следовательно, тому особому смутному восприятию, которое у нас предшествует восприятию комплекса или форм. Это восприятие детей Клапаред и назвал синкретическими восприятиями по имени, данному Ренаном для обозначения первого умственного акта — «общего, понимающего, но темного, неточного» и где «все без различия сбито в кучу» (Ренан). Так что синкретическое восприятие исключает анализ, но в то же время оно отличается от наших схем целого тем, что оно более богато и более смутно, чем они. Пользуясь этим явлением синкретизма восприятия, Декроли удалось научить детей читать «глобальным» методом, то есть научить их узнавать слова раньше букв, идя естественным путем от синкретизма к анализу и синтезу, скомбинированным вместе, а не от анализа к синтезу.

Путь мысли от целого к части имеет, впрочем, очень общий характер. Известно, что критика ассоциационизма привела Бергсона к следующему заключению: «Ассоциация не является начальным фактом; мы начинаем с диссоциации, и тенденция всякого воспоминания — привлечь к себе другие объясняется естественным возвратом ума к неделимой единице восприятия»[30].

В частности, лингвисты на каждом шагу обнаруживают этот процесс в языке, показывая, что фраза всегда предшествует слову, и анализируя вместе с Балли явление «лексикализации». Более того, они указывают на родство между явлением синкретизма и явлением соположения, о чем мы будем говорить дальше (в части II). Гуго Шухардт недавно показал не только то, что фраза-слово является раньше слова, но и что слово происходит от соположения двух фраз, каковое соположение влечет за собой координацию, а затем и «лексикализацию».

Лаланд продемонстрировал, какое значение эти указания лингвистов имеют для изучения мысли в аспекте психологии языка. Он напомнил наблюдения О. Ф. Кука, по словам которого туземцы Либерии не знают, что их собственный язык состоит из слов: для них настоящая сознаваемая единица языка — это фраза. Фразы же содержат у них, как и у нас, известное число слов; европейцы, которые говорят на их языке, придают постоянный смысл этим словам, но туземцы не осознают ни существования слов, ни постоянства их значения, как дети, которым удается правильно употреблять в своей речи некоторые трудные термины без понимания этих самых терминов, взятых в отдельности. Лаланд дополнил эти данные изучением правописания малограмотных взрослых, сливающих вместе отдельные слова (le courier vapass? ma cherami) или разъединяющих целые слова (je fini en ten beras en bien for), совершенно пренебрегая смыслом единиц, из которых строится фраза. Это не мешает тем же самым лицам говорить хорошим французским языком. Короче, в речи, как и в восприятии, мысль идет от целого к частностям, от синкретизма к анализу, а не обратно. А если это так, то синкретизм должен обнаружиться в самом понимании речи. Явления, которые подчеркивали Кук и Лаланд, относятся к основанию слова как лингвистической единицы и слова, уже понятого в его отношении ко всей фразе. Что же происходит, когда ребенок стоит перед фразой, которую он сразу не понимает? Зависит ли это непонимание от трудности мысли, выраженной в этой фразе, или от употребления в ней трудных слов?

Начнет ли ребенок с анализа и постарается ли понять слова или группы слов, взятые отдельно, или же понимание его пойдет сначала путем схем целого, которые, в свою очередь, дадут смысл отдельным терминам? Иначе говоря, имеется ли синкретизм в понимании, как есть синкретизм в восприятии или в языковом сознании? Настоящая глава как раз и преследует цель установить существование этого синкретизма и описать несколько относящихся к нему явлений.

Однако следует отличать этот синкретизм понимания от явления, с которым мы столкнемся в ближайшем будущем (§ 3 главы V) и которое один из нас назвал синкретизмом рассуждения или объяснения[31]. Под этим названием следует разуметь процесс, когда одно предложение влечет за собой другое или причина влечет следствие не благодаря логически проанализированной связи или причинному отношению, выявленному в деталях (анализ «как»), но, опять-таки, благодаря схеме целого, которая соединяет два предложения или два представления. Эта схема дана непосредственно в неотчетливом и глобальном виде, что заставляет рассматривать два предложения или два явления как составляющие единое целое, одну неразложимую массу.

Пример:

Беа (5 л.). «Луна не падает, потому что это очень высоко, потому что нет солнца, потому что это очень высоко».

Тот факт, что луна не падает, что она очень высоко и что она дает свет, когда нет солнца, составляет одну массу, ибо эти черты всегда воспринимаются вместе. А отсюда для ребенка одна из характерных черт луны объясняется попросту перечислением других.

Между синкретизмом понимания и синкретизмом рассуждения имеется естественная взаимозависимость, а потому мы и увидим на примере явлений, которые сейчас опишем, что эти две формы смешиваются.

Следует, наконец, напомнить по поводу синкретизма прекрасную работу Кузине о детских представлениях[32]. Под названием «непосредственной аналогии» Кузине описал одно из явлений, связанных с синкретизмом восприятия. По его словам, дети, смешивающие два восприятия под одним и тем же именем, не сравнивают их предварительно (например, дети не сравнивают явно сову и кошку, прежде чем назвать первую «мяу»), но они видят сравниваемые предметы как подобные раньше, чем сделать какое бы то ни было осознаваемое сопоставление. Таким образом, имеется аналогия не посредственная, а непосредственная, ибо испытуемый «не сравнивает восприятия, а воспринимает сравниваемое». И сам Кузине говорит: дети воспринимают различные предметы так, как если бы они были совершенно одинаковыми, потому что детские представления образуют «неразложимые массы», иначе говоря, потому что у детей имеется синкретизм восприятия.

Это положение Кузине нам представляется совершенно верным, но мы думаем, что в только что описанном синкретизме понимания и рассуждения имеется нечто большее, чем «непосредственная аналогия». Действительно, большая часть примеров Кузине статична. Они свидетельствуют только о синкретизме восприятия или о концептуальном представлении. Данное восприятие уподоблено другим восприятиям. В таком именно виде и представляется первоначально синкретизм; мы вовсе и не думаем что бы то ни было оспаривать в том весьма ценном, что сказал Кузине; но мы полагаем, что идея синкретизма богаче этой «непосредственной аналогии», ибо только что видели, что даже в таких опосредованных операциях, как понимание и рассуждение, может обнаружиться синкретизм, то есть образование масс, схем целого, которые связывают предложения одни с другими и таким образом создают взаимоотношения без предварительного анализа.

Итак, мы предлагаем наше понятие синкретизма мысли как более общее, чем понятие синкретизма восприятия и непосредственной аналогии, и как содержащее и то и другое в качестве частных случаев.