Лекция 5

Лекция 5

Мы проанализировали с вами мотив животной кожи, которую в итальянской сказке «Король-поросенок» сжигают, тем самым освобождая принца. С другой стороны, когда в русском варианте этой сказки царевич сжигает лягушечий кожух своей жены, та не получает освобождения от тяготевшего над ней проклятия, но, наоборот, вынуждена покинуть мужа, говоря ему, что он все погубил и что если он теперь захочет вернуть ее, то придется искать ее «за тридевять земель, в тридесятом царстве».

В первом варианте, прежде чем кожа была сожжена, супруга Принца-поросенка проявляет большую самоотверженность в любви к своему суженому, тогда как во втором – царевич ничего подобного по отношению к жене-лягушке не продемонстрировал. Таким образом, очевидно, что недостаточно просто сжечь кожу, что от нас требуются – до или после сожжения – какие-то дополнительные человеческие усилия.

Обсуждая символизм этого мотива, мы должны прежде всего понять, что же может означать сожжение животной кожи. Огонь в большинстве случаев указывает на эмоциональное возбуждение. Примеров такой интерпретации огня можно привести очень много: когда кто-то влюбляется, в его груди «пылает огонь»; ярость уподобляют «бушующему пламени» и т. п. В меньшем масштабе, то есть, если огонь не имеет разрушительного характера, а используется для домашних нужд, то он может стать знаком окружающего любовью внимания, иными словами, эмоционального участия в том, что составляет проблемы другого человека. Следовательно, момент, когда животная кожа сжигается и уничтожается, можно было бы определить как момент энергичной атаки – на эмоциональном уровне – на бессознательный психический комплекс. Всякий раз когда совершается эмоциональная атака на бессознательное другого лица – происходит ли это во время аналитического сеанса, или в объяснении между супругами, или, наконец, в нашей собственной душе, – всякий раз при этом горит животная кожа.

В процессе анализа вы можете неоднократно указывать анализируемому на то, что в его жизни что-то идет не так и нуждается в приведении в нормальное состояние (тем более, если его сновидения говорят о том же самом), однако убеждаетесь, что это сообщение, судя по всему, не воспринимается с достаточной серьезностью вашим пациентом, не проникает в него. У вас создается впечатление, что он не понимает связи того, о чем вы ему говорите, с его жизнью в целом, и ему необходима хорошая встряска, своего рода электрический удар. Эту встряску ему может устроить сама жизнь, он может получить ее с помощью своего партнера или, наконец, аналитика. Ее нельзя запланировать заранее – это было бы слишком нелепо, даже если мы понимаем, что рано или поздно она неизбежно произойдет, поскольку человек совершенно не осознает вставшей перед ним проблемы. Однако она продолжает существовать для него в виде отвлеченного представления или незначительного затруднения, с которым, при желании, легко можно справиться, способ же, при помощи которого комплекс все это время работает, им не осознается. Бывает и так, что когда мне начинает казаться, что дальше такое ненормальное положение терпеть нельзя и надо что-то предпринимать, то ко мне, именно в тот же день, приходит вышеозначенный пациент, и оказывается, что он только что получил столь нужную встряску от другого человека.

Его проблема как бы достигла той точки, когда все вот-вот взорвется, и тогда шок обеспечивает сама жизнь, раз анализ его не создает – это и есть тот момент, когда животная кожа должна быть сожжена. Временами мне представляется, что имеет смысл самому вызывать эмоциональный шок у пациента, а не ждать до тех пор, пока это сделает сама жизнь. Подобная ситуация возникает в тех случаях, когда слишком опасно ждать решения проблемы, полагаясь исключительно на волю судьбы, поскольку вполне может случиться, что разрушения от удара будут большими, чем произведенный им положительный эффект, но если вы сами вызываете у него шок разумеется, при условии вашего эмоционального участия и сочувствия), вы держите ситуацию под контролем и в рамках существующих приличий.

Посредством наблюдения собственных реакций мы в состоянии заметить признаки нарастания эмоции, и нужно поэтому хорошенько подумать, а не лучше ли в нашем положении действовать, чем ждать, когда шок придет с другой стороны, с неизбежным риском причинить этим серьезный вред пациенту. Благоразумно, я полагаю, в такой ситуации выбросить из головы всякие сантименты, вроде «прирожденного человеку дружелюбия» и т. п., потому что, если вдуматься, когда вы передаете ближнему посредством аффекта свое отрицательное отношение к какой-то из сторон его поведения, вы совершаете подлинно дружелюбный поступок, разумеется, в том случае, если вы сами не оказываетесь в плену у своего аффекта!!! Если аналитик в плену у аффекта, то выразить его – небольшая заслуга, однако если вы, наоборот, оказываетесь способны «проглотить» свой аффект, то перед вами возникает определенная нравственная проблема. Мы могли бы принять отстраненный вид, но в таком случае наш партнер лишается непосредственного тепла, свойственного простейшим, почти животным формам участия. В такой ситуации быть христианином, чувствующим и понимающим человеческую душу, и в то же время отстраняться – нехорошо; от нас требуется какое-то более тонкое проявление душевного тепла, поскольку мы становимся более связаны с пациентом и не производим на него столь грозного впечатления, когда даем выход непосредственному чувству и передаем другому не только необходимый для лечения аффект, но и выражает свое эмоциональное участие.

Действуя таким образом, вы сможете постепенно сжечь животную кожу и снять слепоту человека в отношении самого себя, слепоту, которая является следствием состояния одержимости. Если в ваших взаимоотношениях с пациентом присутствует необходимое взаимопонимание (раппорт), то иногда шок – это единственный способ помочь ему осознать у себя наличие определенных комплексов. Рано или поздно эта проблема неизбежно должна быть сформулирована на другом уровне, поскольку по крайней мере несколько аналитических часов после подобного шока будут посвящены ее обсуждению (естественно, по причине того, что ваш партнер будет то и дело укорять вас за то, что вы взорвались и обрушили на него свой аффект).

Нередко сталкиваешься и с другим вариантом, когда состояние одержимости у пациента всплывает откуда-то исподнизу. Мучимый каким-то бессознательным содержанием, он напоминает своим поведением слепое животное, но тем не менее вам может показаться, что это его подлинная реакция. Однако спустя некоторое время привычка пациента по любому поводу приходить в взволнованное состояние начинает казаться несколько театральной. Просто в данном случае мы имеем дело с комплексом, на который наброшена животная шкура. Иногда наступает момент, когда вы чувствуете, что анализируемый, незаметно для внешнего глаза, расстался со своим комплексом, хотя остается верен привычке, через которую этот комплекс манифестировался. Теперь у вас имеется реальная возможность покончить с ней, и не удивляйтесь, если через некоторое время услышите от него, что он, конечно же, знал, что с этой проклятой привычкой ему следует расстаться, но у него не хватало силы воли сделать это самому.

Детям, как вы знаете, тоже свойственны некоторые не очень хорошие привычки, от которых они почти полностью освобождаются с возрастом, тем не менее дополнительная встряска необходима, чтобы помочь им сделать последний шаг. Это подразумевает обычно сначала работу над комплексом, а затем сожжение животной кожи, в то время как другой способ заключается в том, что сначала производят шок, а уже потом сжигают кожу. В обоих случаях можно говорить о наличии определенного «зазора» между комплексом и формой его проявления, поскольку животная кожа – это способ выражения, который в свое время обладал живой непосредственностью, но сейчас превратился в нечто вроде привычно произносимой фразы и, по сути дела, уже не выражает комплекса. Вы можете иногда наблюдать нечто подобное у людей, страдающих фобиями, например боязнью беспорядка на своем столе. Поначалу они находятся в совершенно загнанном состоянии, тем не менее если после нескольких сеансов анализа навязчивое стремление наводить порядок у них сохраняется, вы обязаны твердо сказать: «Хватит!». В начале курса лечения такой ход, вероятно, был бы невозможен, но он, несомненно, приносит пользу в конце анализа, означая, как правило, сжигание последних остатков негативного комплекса, с тем чтобы энергия, которая до этого уходила в симптом, могла перейти в другие формы жизненной активности.

В русской сказке царевна исчезает особым образом. Сначала она, как уже говорилось, появляется в образе лягушки, а затем постепенно приобретает человеческий облик. Но когда ее муж, царевич, сжигает лягушечью кожу, она исчезает, и он вынужден отыскивать ее на краю света – за морем, в лесу, где она живет в стеклянном дворце. Там ему приходится пройти через железные, серебряные и золотые двери, прежде чем он обнаруживает ее сидящей за ткацким станком и льющей горькие слезы. «Если бы ты пришел чуть позже, ты бы больше никогда не увидел меня», – говорит она мужу. Вообще это необычный мотив, но он включает достаточно типичную ситуацию, встречающуюся в сказках, рассказывающих об избавлении от заклятия, чрезвычайно часто.

Во время лекции мы обсуждали с вами схему психических событий или, иначе говоря, психологической реальности. Эту схему можно уподобить спектру с двумя полюсами, один из которых, инфракрасный, представляет собой тело с присущим ему равновесием инстинктов, другой, ультрафиолетовый – архетипы, или упорядочивающий дух.

Мы исходим из допущения, что оба полюса, вероятно, представляют собой два разных аспекта одной и той же реальности, которую, однако, можно описывать или с точки зрения первого полюса, или с точки зрения второго. Можно было бы сказать, что точкой схода в таком случае будет являться трансцендентальная реальность человеческого существования. В пересказанной мною сказке анима первоначально как раз и констеллируется именно в этой реальности. Она не смогла войти в психическую сферу сразу. Почему она не могла появиться перед царевичем во сне? Почему ей приходится сначала направиться в болото и объявиться там в образе лягушки? Почему не в человеческом облике? В сказке говорится, что это из-за того, что она была проклята своим отцом; нам не известна причина, заставившая отца поступить подобным образом, но, по-видимому, она имеет отношение к мировосприятию (Weltanschauung) человеческого существа в целом. (Согласно одному из вариантов этой сказки, помещенной в собрании А. П. Афанасьева под № 269, «Василиса Премудрая хитрей, мудрей своего отца уродилась; он за то осерчал на пес и велел ей три года квакушею быть». – Прим. рус. пер.) Если основная установка моего сознания делает невозможным проникновение в него определенных психических содержаний, то они вынуждены, чтобы попасть ко мне, идти обходным путем. Если мы не способны осознать такое положение дел, то и бессознательное в свою очередь не может проявить для нас данное содержание. В сказке, о которой шла речь, налицо преграда (blok), перекрывающая путь анимс. На этой почве могут возникать психические расстройства, сновидения и симптомы, однако бессознательное не имеет никаких средств, с помощью которых можно было бы его понять, если в сознании нет соответствующей установки, позволяющей воспринять сообщение из бессознательного.

Нечто подобное мы наблюдаем в цивилизациях, для которых характерна известная ограниченность коллективной установки, не дающая возможности новому положению вещей адекватно проявить себя в сознании. Например, сновидения современных североамериканских индейцев, о которых рассказывает в своих книгах Поль Радин (Paul Radin), равно как и их ритуалы, только недавно подвергшиеся изменениям, могут служить хорошей иллюстрацией того, как бессознательное пытается указать этим индейцам способ, с помощью которого они могли бы приспособиться к вторжению цивилизации белых. Последняя стала для индейцев причиной полнейшей психологической катастрофы, поскольку у них не оказалось никаких средств адаптации к такому вторжению, и поэтому оно стало тем, с чем они не смогли совладать. И все же содержание их сновидений свидетельствует о том, что в бессознательном делается попытка помочь им, наталкивающаяся, однако, на абсолютную неспособность их сознательного Weltanschauung к адекватному восприятию сообщения из бессознательного, поскольку и способ интерпретации сновидений отличается чрезмерным буквализмом, то есть они не истолковывают содержание снов на единственно правильном, а именно психологическом уровне. Для того чтобы по-новому взглянуть на приснившееся и объяснить, что происходит в их бессознательном, им приходится обычно обращаться к услугам человека, обладающего творческой фантазией, – шамана из их же собственного племени. Но и в сознании шамана существует та же преграда, а следовательно, хотя бессознательное и делает все возможное, чтобы выйти из затруднительного положения, оно не в состоянии заставить себя услышать в силу отсутствия адекватного средства интерпретации иначе говоря, само мировосприятие (Weltanschauung) индейцев лишает их возможности испытывать некоторые жизненно необходимые для них переживания.

Негативная реакция вытесненного комплекса не проявляется в сказке непосредственно: анима становится жертвой проклятия со стороны другого архетипа – колдуна, рассерженного тем, что его не желают признавать, Вследствие своего Weltanshauung, о котором уже шла речь ранее, анима оказывается в положении, когда у нее нет возможности проникнуть в сознание каким-либо иным образом, кроме как через телесную сферу, результатом чего и становится появление ее в образе лягушки, сидящей в болоте, что достаточно ясно указывает на соответствующий полюс реализации.

У индейцев-алгонкинов существует предание, рассказывающее о том, как великий бог пожелал передать их племени некоторые тайные знания и магические ритуалы. Чтобы сделать это, он не стал созывать шаманов, но обучил всему необходимому рыбу, выдру и ряд других мелких водяных животных; он посвятил их в свои тайны, и именно они затем научили всему этому людей. Если вдуматься в смысл этого мотива, то из него следует, что бог не способен прямо передавать знание людям, но должен научить этому знанию животных, которые, в свою очередь, могут научить человека. В психологическом плане это означает, что в умах индейцев, по-видимому, отсутствует какая-либо содержащая ядро идея или понятие, с помощью которых они могли бы усвоить эти знания; им приходится усваивать их посредством инстинктивных движений тела, то есть делать примерно то же, что и мы пытаемся осуществить в ходе анализа, когда предлагаем пациентам обратиться к активному воображению и следовать главным образом за тем, что им подсказывает их тело. Когда проблема заключается в том, чтобы заставить подняться наверх глубоко запрятанные содержания бессознательного, то иногда рекомендуется, взяв в руки карандаш, просто бесцельно водить им по бумаге. Со временем материал фантазий станет значительно богаче, однако отправной шаг в процессе фантазирования должен быть сделан при помощи тела. Фактически мудрость такого бессознательного содержания, а именно его сообщение является спрятанной в теле. Мне кажется, что подобный способ осознания некоторых вещей типичен для представителей племен, находящихся на примитивной стадии развития, – я имею в виду их привычку играть с какими-нибудь предметами в ожидании, когда к этому подсоединится фантазия.

Среди индейских племен распространен миф, унаследованный ими от далеких предков, который рассказывает об изобретении лука и стрелы. В нем говорится, что лук ведет свое происхождение от одного из индейских прародителей. Женой этого прародителя была тетива, которая постоянно обвивала шею своего мужа руками, как бы желая навсегда заключить его в свои объятия. В подобном виде они показались людям, и благодаря этому человек понял, как сделать лук и стрелу и как стрелять из лука. Супружеская чета после этого исчезла, уйдя в землю. Следовательно, для того чтобы орудие открылось человеческому уму в своем завершенном виде, прежде всего, должен был иметься глубоко в бессознательном какой-то архетипический материал, реализуемый с помощью фантазии, и именно это обстоятельство и привело, если верить их преданию, к изобретению лука. Я убеждена, что для большинства великих человеческих изобретений роль спускового крючка выполнял подобный игровой архетипический материал фантазий.

Традиционно считается, что великие открытия совершаются благодаря божественному вдохновению или божественной магии, а отнюдь не только по утилитарным мотивам. И это представление, конечно, связано с тем, что люди давно уже заметили, какая большая роль в великих открытиях принадлежит импульсам, получаемым из бессознательного. Справедливость этого наблюдения подтверждается и в наши дни, когда многие замечательные создания науки и искусства обязаны своему возникновению, по свидетельству их творцов, сновидениям и инстинктивным импульсам.

Вам, наверно, приходилось сталкиваться с ситуацией, когда вы чувствовали, что нечто очень важное скрыто от вашего сознания и вы даже не представляете, что именно. Тогда единственное, что вам остается, – просто прохаживаться по комнате, беря мимоходом в руки все, на чем останавливается ваше внимание, е целью уяснить, почему это притягивает к себе вашу психическую энергию. Взяв привлекшую ваше внимание вещь в руки, хорошо с ней поиграть, не смущаясь тем, что со стороны это может выглядеть несколько смешным. Если вы позволите вашей фантазии вступить в игру с вещью, то вы таким образом дадите возможность подняться наверх чему-то, что скрывалось от вас в бессознательном. Эта установка на чисто детскую игру с вещью, известная человеку с первобытных времен, весьма плодотворна.

Таким образом, если анима сидит в виде лягушки в болоте и притягивает к себе медную стрелу царевича, то я бы предположила, что в бессознательном имеется какое-то непреодолимое физическое влечение. Человек, которого заколдовали, часто появляется в сказках в образе лягушки, которая, кстати, имеет черты определенного сходства с человеческим телом: у нее маленькие руки и ноги, и вообще среди мелких холоднокровных животных она до известной степени напоминает собой карикатуру на человеческое существо. Мы нередко называем маленьких детей лягушатами. Если какое-то бессознательное содержание проявляет себя в образе лягушки, я обычно делаю отсюда вывод, что оно могло бы стать сознательным, более того – оно нуждается в этом. Существуют бессознательные содержания, которым свойственно ускользать, и такие, которые сопротивляются осознанию, однако в данном случае само это относительное сходство строения лягушечьего и человеческого тела предоставляет хорошую возможность для символического выражения чего-то, что до известной степени захоронено в соматических слоях бессознательного, но при этом имеет несомненный стимул к тому, чтобы вернуться в сознание. Лягушка притягивает к себе медную стрелу. Это, право, забавный мотив, если вспомнить, что лук и стрела играют огромную роль в символике любви.

Лауренс ван дер Пост является обладателем маленького лука и стрелы – изделия бушменов, обитающих в пустыне Калахари. Так вот, у бушменов если юноша проявляет интерес к девушке, то он делает такого типа лук и стрелу. Бушмены, как известно, умеют накапливать жир на своих ягодицах, что делает их зад заметно выделяющейся частью тела; за счет этих жировых запасов они могут существовать в тяжелые для них времена. Юноша выпускает стрелу из своего лука в упомянутую часть тела заинтересовавшей его девушки. Та извлекает ее и отыскивает глазами того, кто стрелял; если она принимает ухаживание со стороны юноши, то идет к нему и возвращает стрелу, если – нет, то ломает ее и, бросив на землю, топчет ногами. У них до сих пор в употреблении стрелы Амура! Теперь вы понимаете, почему Амур, бог любви у древних греков и римлян, имел при себе лук и стрелы!

В психологическом плане такую стрелу можно интерпретировать как проекцию. Если я проецирую свой анимус на какого-нибудь мужчину, то происходит как бы перетекание части моей психической энергии к этому мужчине, во время которого я испытываю к нему влечение. По характеру действия это и вправду напоминает полет стрелы, так как заряд психической энергии нацелен на определенный объект. В результате неожиданно устанавливается связь. Стрела, выпущенная бушменом из пустыни Калахари, как бы говорит девушке: «Либидинозная энергия моей анимы попала в тебя», и та принимает ее или отвергает. Однако характерно, что она не оставляет стрелу у себя – она возвращает ее; иначе говоря, юноша должен взять обратно свою проекцию, но посредством этого как раз и устанавливается человеческое взаимоотношение. Весь символизм брака виден на этом примере.

Медь является металлом планеты Венера и соотносится также с самой богиней любви Венерой (или Кипридой, поскольку местом ее рождения считался остров Кипр). Поэтому медь имеет отношение ко всему, что связано с проблемами любви. Лягушка в сказке подбирает стрелу – и любовная связь устанавливается. Ярь-медянка, получаемая из меди ядовитая соль, интерпретировалась алхимиками как опасный аспект стихии любви. Медь легко может становиться ядовитой, поскольку очень быстро подвергается внешним воздействиям; это – опасный металл, он мягкий и ковкий, но обладает отравляющими свойствами. Ее можно также использовать для изготовления сплавов, что вполне соответствует характеру любви; она обладает вяжущими свойствами и легко вступает в соединение с другими металлами, подобно тому, как любовь связывает людей вместе. Вероятно, именно благодаря ее способности к соединению этот металл атрибутировали богине любви – Венере. Мягкие металлы обычно представляют женское начало, а твердые – мужское.

Анима, то есть Царевна-лягушка, убедительно доказывает собравшимся на царский пир, что она на самом деле не является лягушкой. Обладая сверхъестественными способностями, она печет изумительные пироги, может соткать за ночь прекрасный ковер, наконец, предстает перед гостями на пиру писаной красавицей, затмевающей остальных женщин своей красотой. Она бросает во время танца спрятанные ею в рукав остатки пищи – и из них тут же вырастает дерево с сидящим на нем котом, который умеет петь песни и рассказывать сказки. Анима тем самым показывает, что, хотя ей и пришлось вначале появиться в облике, не соответствующем ее сущности, она вовсе не лягушка, а сверхъестественное существо – богиня, способная трансформировать одни элементы в другие.

Она может также, словно настоящий волшебный, вызвать откуда-то дерево, способное появляться и исчезать, – дар, который она, по-видимому, унаследовала от своего отца. Про нее можно было бы сказать: вот человек, который преображает любого рода реальность в исполненный смысла образец (pattern), которому присуши те же искусство, красота и чувство, что и творческим проявлениям архетипических образов. Анима вносит в жизнь мужчины элемент как несбыточной мечты, так и разочарования. Она дает мужчине ощущение значительности всего совершающегося в его жизни и становится вдохновительницей его творческих фантазий. Ну а то, как данный мужчина реагирует на аниму, зависит от его внутренней установки.

К сожалению, в нашей сказке все, что создается фигурой, олицетворяющей аниму, появляется во время пиршества. Легко впасть в недооценку подобного проявления анимы. Между тем, случись такое наяву, нам, право же, следовало бы упасть в благоговейном страхе на колени и вопрошать о том, что же за этим скрывается. По-видимому, в относительно слабой реакции на появление среди них богини кроется причина того, почему царевич так беспечно сжигает лягушечью кожу, из-за чего царевна вынуждена удалиться на край света, и он должен приложить неимоверные усилия, чтобы снова ее найти. Так всегда случается, и это является весьма типичным в тех случаях, когда мужчина воспринимает воздействия и проявлении анимы только эстетически, не пытаясь серьезно осмыслить их в нравственном плане.

Если подобному легковесному восприятию анимы попытаться подыскать аналогию не во внутренней, а во внешней жизни, то это означало бы относиться к какой-нибудь конкретной женщине, скажем, как это делал Дон Жуан, то есть слегка флиртуя с ней, что мы и видим в сказке во время пира. Разве мало художников и писателей, создающих прекрасные произведения, но попробуйте спросить их о смысле ими сделанного, и они уклонятся от ответа, говоря, что психологическая интерпретация разрушает произведение искусства. Такая установка типична для многих современных художников, не желающих растравлять себе душу размышлениями о всей серьезности того, что несут в себе их произведения. В результате они готовы утверждать, что в своем произведении не преследовали никакой другой цели, кроме развлекательной, чтобы доставить себе и зрителю художественное наслаждение, то есть, по сути дела, приравнивают свое творчество к «игре на пиру». Поэтому мы имеем право сказать, что исходное затруднение, выражающееся в определенной предубежденности сознания, все еще сохраняется, чем и объясняется то, что все рушится у героев сказки, как только кожа брошена в огонь. Сознательная установка не принимает аниму всерьез, в результате чего происходит катастрофа, и царевичу необходимо пройти через множество испытаний, прежде чем он снова обретет ее.

Интересно, что, когда он находит ее, она сидит во дворце, расположенном в лесу, судя по всему, в сооружении, которое мы бы интерпретировали как более женственный аспект символа Самости, такое здание обычно является символом самого глубокого мистического опыта, описываемого в сочинениях христианских мистиков, например у Терезы Авильской. Упоминаемая ею «внутренняя крепость» из золота и серебра – достаточно известный образ для сокровеннейшего центра души (psyche), который в аналитической психологии называется Самостью.

В этой крепости, или замке, обитает некое опасное существо которого никто не видел. Не вполне ясно: либо это отец-колдун, либо, возможно, дракон. Так или иначе, девушка находится в его власти, и жениху необходимо добраться до нее и бежать с ней как можно быстрее от этого места – не то их ждет страшная беда. Если сопоставить эту историю с другими, близкими ей по сюжету, то вы увидите, что опасную фигуру, о которой только что шла речь, в большинстве случаев отождествляют с дьяволом. Недооценивание фигуры анимы становится, как видим, причиной необычного компенсаторного процесса. Анима подвергается порче со стороны фигуры, воплощающей темную сторону образа Бога.

Чем упорнее тот или иной мужчина не желает понять значение анимы для своего сознания, тем большую та проявляет склонность становиться дьявольской или отождествляться с бессознательным в целом и образом Бога. В результате этот мужчина вынужден бессознательно как бы возвести ее на престол и поклоняться ей, словно Богу, – и всего лишь потому, что ему недостает осознания того, что он делает. Такое состояние очень похоже на одержимость дьяволом, да и переживается оно субъективно как религиозная эмоция.

Нечто подобное можно наблюдать, исследуя феномен нацизма. Нацисты или, скажем, коммунисты, не признают существования внутренних психических фактов самих по себе, вне их обусловленности внешними по отношению к ним детерминантами: расовыми, в случае нацизма, или социально-классовыми – для коммунистов. Вследствие этого их эмоциональная жизнь приобретает резко выраженный бессознательный характер и связывается с живущим в их бессознательном образом Бога; отсюда и проистекает тот странный «религиозный» фанатизм, с которым мы сталкиваемся во всех подобного рода движениях. Их участники готовы даже умереть за свое дело, или, если понадобится, разжечь мировой пожар. Почему, спрашивается, так круто, если речь идет всего лишь о национальной политической программе? Кроме того, вы постоянно будете обнаруживать, что они фактически проецируют на свои политические идеи, за которые готовы погибнуть, не что иное, как Царство Божие. Они хотят установить его на земле «справедливым образом» и, следовательно, имеют право расправиться с любым инакомыслящим или умертвить «каких-нибудь несколько тысяч человек». Беседуя с такими людьми, вы убеждаетесь, что это их бессознательная эмоциональная установка. Они по большей части являются одержимыми, и их энтузиазм – это не что иное, как проекция образа Бога, с которым прочно связана их идеалистическая эмоция. Это красноречивый пример контаминации анимы с образом Бога, когда символ Самости имеет тенденцию обернуться разрушительной одержимостью.

Символ Самости, или образ Бога, которого не желают признавать, обладает в высшей степени разрушительными свойствами, потому что, когда его не признают, он становится силой, действующей из-за спины, в результате чего мы имеем дело с разрушительными эмоциями и массовыми предрассудками всех сортов. Вот почему бесполезно в разговоре с такого рода одержимыми апеллировать к логике и здравому смыслу; их эмоциональная жизнь целиком привязана к образу Самости, чего они не осознают, поскольку не способны взглянуть на себя с психологической точки зрения в то время, как Самость полностью остается вне их – в проекции. Подобная регрессия фигуры, воплощающей аниму, – крайне опасная, разрушительная вещь. Царевна в сказке говорит: «Если бы ты пришел чуть позже, ты бы никогда больше не увидел меня», что может подразумевать не только прекращение всякого реального психологического развития, но также и смерть данного индивида. Поэтому от царевича потребуется немало усилий и терпения, чтобы заставить эти содержания бессознательного вернуться назад, так как в противном случае они будут проявляться лишь на эстетическом уровне, а затем снова исчезать в бессознательном.

Дворец в лесу приводит нас к алхимическому символизму. Металлы всегда ассоциируются с планетами: железо обычно символизирует планету Марс и войну; серебро связано с Луной, женственностью, белым началом, это мягкий металл, легко вступающий в соединение с другими металлами; что касается золота, то оно обычно ассоциируется с Солнцем. Стеклянный дворец с железными, серебряными и золотыми дверями предстает носителем четырех субстанций Самости, что сравнимо, например, с участием четырех элементов при получении философского камня. Железо (или свинец) символизирует собой стадию нигредо (nigredo), за железом следует серебро, представляющее стадию альбедо (albedo), то есть белизны, преобладания женского начала, за ними наступает черед золота, иными словами, красной стадии – рубедо (rubedo), когда, собственно, и появляется золото. Стекло – это субстанция, представляющая дух или духовную материю в конкретной форме Однако в нашей сказке алхимический символизм Самости выступает с негативным оттенком, поэтому я бы предпочла и все названные элементы рассматривать с таким же отрицательным знаком, констатируя, что фигура анимы становится пленницей собственной бесчеловечной жестокости. У людей в наше время преобладает отрицательный образ Самости, и это делает человека невероятно бесчувственным. Некоторые нацисты убивали в своей душе всякое человеческое чувство с почти спортивным азартом, ибо предполагалось, что искусственно выработанная и не знающая жалости бесчувственность является признаком героизма.

В своей работе «Психология переноса» Юнг отмечает, что сегодня бессознательное в качестве реакции на угрозу полного растворения индивида в массе развивает в людях отвердение индивидуального начала. В современном человеке вы легко сможете разглядеть эту тенденцию к отвердеванию индивидуального. Если процесс отвердевания принимает неправильные формы или совершается бессознательно, то следствием его становится бесчувственность, которой се обладатели – если они к тому же одержимы – очень гордятся. Что касается их лидеров, то они, соответственно, демонстрируют несгибаемую волю и решительность; закостенение индивидуального в данном случае произошло неправильным образом. Мы можем сказать, что сегодня у нас имеется только один выбор: или стать бессердечными и несущими разрушение субъектами (таким путем бессознательно защищая себя), или стать твердыми, скорее, внутренне, нежели внешне. В первом из указанных случаев мы одержимы символикой Самости, вместо того чтобы быть се слугами.

Таким образом, четыре субстанции в сказке указывают на кватерность Самости, однако с негативным оттенком: символика становится разрушительной, если к ней относиться неправильно.

Смертоносный аспект одержимого или заклятого существа до известной степени приоткрывается на материале другой сказки, на сей раз датской, носящей название «Король Линдорм» («King Lindorm»). «Линдорм» – кельтско-германское слово, означающее «змей» или «дракон»; им называют также течение реки, имеющее змееобразную форму, как, например, у реки Лиммат или же у реки Линдт у нас в Цюрихе. Оно может означать также большого червя или ящерицу – летучего дракона, королевского дракона, напоминающего своим видом змею.

У короля и королевы нет детей. Проснувшись после свадебной ночи, они обнаружили над своим ложем надпись, гласящую, что у них никогда не будет детей. Как-то раз королева, потерявшая уже всякую надежду, встречает старушку, которая обещает помочь в ее горе. Она советует королеве прийти ночью в северо-западную часть сада и взять с собой чашу, которую она должна будет перевернуть вверх дном и оставить в таком положении до утра. Утром, когда она придет за чашей, она обнаружит под ней красную и белую розы. Если королева съесть красную розу, у нее родится мальчик, если белую, то девочка, однако ни в коем случае ей не следует съедать обе розы одновременно, потому что это приведет к великому несчастью.

Королева поступает так, как ей было посоветовано, и на следующее утро находит под чашей две розы. И тут ей приходит на ум, что если она съест красную розу и у нее родится мальчик, то, когда он подрастет, наверняка уйдет на войну, и его могут убить, а если она съест белую розу и у нее родится девочка, то ей тоже придется с ней расстаться, когда, достигнув положенного возраста, та выйдет замуж. Королева не видит причины, почему бы ей не съесть обе розы и не родить двойню. Так она и поступает, но производит на свет не двойню, а ужасного дракона, тварь мужского пола. Тот немедленно начинает демонстрировать свой отвратительный характер, угрожая разрушить замок и проглотить любого встречного, если его желания не будут удовлетворены. Когда король, который в момент его рождения был на войне, возвращается домой, дракон встречает его и приветствует как отца. Пораженный король восклицает: «Да ну, неужто я твой отец?». «Да – отвечает дракон, – а если ты не захочешь быть моим отцом, я уничтожу и тебя, и твой замок».

И вот страх погибнуть в пасти дракона овладевает жителями королевства. Когда дракону исполняется двадцать лет, у него возникает желание жениться. Король пытается втолковать ему, что никто не захочет выйти за него замуж, но дракон неумолим и заявляет, что если король не найдет для него невесты, то он уничтожит короля и замок. И вот прекрасную принцессу находят, но в первую же брачную ночь чудовище пожирает ее. Та же судьба постигает и следующую невесту, и скоро обеспечивать дракона женами становится непростым делом. Однако дракон все более и более распаляется, и король, исполненный отчаяния, отправляется к старому пастуху и просит его отдать свою дочь в жены дракону. Пастуху не хочется этого делать, но он вынужден уступить и рассказывает дочери о предложении короля.

Зная, что ее ожидает, девушка с плачем убегает в лес. Там она встречает старушку, которая спрашивает ее, чем она так сильно опечалена. Девушка рассказывает, что она должна стать женой дракона и неизбежно погибнуть, после чего старушка предлагает ей свою помощь и рассказывает, что нужно делать. Когда свадебный пир закончится и наступит время шествовать в спальню для молодых, девушка должна надеть на себя одну поверх другой десять рубашек и, когда свет в спальне погаснет и дракон скажет, что ей нужно снять с себя рубашку, ответить, что охотно это сделает, но он тоже должен снять с себя одну из своих кож. Так ей следует поступать раз за разом, снимая с себя по одной девять рубашек. К этому времени дракону уже будет нечего стягивать с себя, а на ней останется еще одна рубашка. Он будет тогда лежать на постели словно глыба кровоточащего мяса, и ей нужно будет сечь его ореховыми прутьями, погруженными в раствор щелока (все это должно быть заранее приготовлено в спальне), до тех пор, пока дракон почти не распадется на части. После этого она должна искупать его в сладком молоке и закутать в девяти рубашках, а потом на короткое время заснуть, держа его в своих объятиях.

Девушка делает все так, как ей было сказано, а когда просыпается, то обнаруживает у себя в объятиях прекрасного принца, который теперь освобожден от лежавшего на нем проклятия. Чуть позже в этой сказке появляется злодей, которому на какое-то время удается оклеветать принцессу, но мы, в интересах нашей темы, должны сосредоточить внимание только на первой части этой сказки.

Причиной всех бед, как мы видим, становится жадность королевы: она бы хотела и пенни сохранить, и пирог съесть. Ей казалось, что она произведет на свет двойню; не исключено, что она предполагала родить гермафродита – близкого родственника дракона. Алхимики говорят о драконе или двуполом чудовище, когда имеют в виду что-то безобразное, противоестественное и негативное. Его необходимо разрезать на куски, изничтожить, то есть таким образом освободить, потому что он представляет собой соединение противоположностей на крайне бессознательном уровне. И в этом случае дракон отсылает нас к уже рассматривавшемуся ранее мотиву замка, в котором исчезает Царевна-лягушка. Речь идет о ситуации, в которой собственно человеческое одержимо Самостью, вместо того, чтобы быть осознанным и приведенным в связь с архетипом Самости. Подобное нередко приходится обнаруживать у больных с пограничным состоянием и среди людей, которые вследствие характера своих специальных занятий, скажем мифологией или первобытной культурой, невольно соприкоснулись с материалом бессознательного. Эти люди не способны установить личностный контакт с этим материалом, но становятся одержимы им. Они говорят как бы «из архетипа», оставаясь внутренне ему не причастными, и «возвещают» архетипический материал подобно старому шаману, но этот материал не смыкается с их современным уровнем сознания, и они никогда не пытаются вопрошать себя о нем.

Архетипические структуры (patterns) настолько насыщены смыслом и оказывают настолько сильное эмоциональное воздействие, что люди подобного типа рассуждают, как правило, так словно читают по книге, и буквально тонут в своем материале, вместо того, чтобы его понимать. В качестве примера я сошлюсь на тип личности, с которым вам, наверно, приходилось встречаться в условиях современной цивилизации, – я имею в виду тип самодовольного мага. Существуют мужчины и женщины, которые, вместо того чтобы осознавать содержания своего бессознательного, становятся одержимы ими; в результате они отождествляют себя с архетипом Самости и усваивают позу Мудрого Старца или Великой Матери. Они всегда способны возвестить какую-нибудь великую истину, но если вы внимательно проанализируете то, что они говорят и как себя ведут при этом, то поймете, что их устами говорит овладевший ими архетип. Судя по всему, бессознательный материал, рупорами которого они являются, в высшей степени значителен, но их собственная личность потеряла при этом какую-либо форму и индивидуальное лицо в силу того, что они расширили себя сверх всякой меры за счет этого материала (вошли в состояние психической инфляции).

Обычно существует взаимосвязь между подобным состоянием личности и ее моральной установкой. Такие люди суть «радиодикторы» архетипа, и чувствующая функция у них (т. е. способность субъективной, в том числе нравственной, оценки) в значительной степени нарушена. Такое состояние почти равносильно «моральному безумию». Гитлер – яркий пример подобного типа личности. Его воздействие на людей было огромным, но если бы вы проанализировали его выступления, то увидели бы, что великие истины, которые он изрекал своим слушателям, извлекая их внутренним чутьем из бессознательного, всегда были перемешаны с самыми отвратительными-аморальными отбросами человеческой культуры.

Но поскольку подобные крупицы истины открывались ему благодаря его необычайной близости к бессознательному, то людей захватывало то, что он говорил, и они не сознавали, что ко всему этому щедро примешан моральный мусор.

В лице Гитлера мы имеем, конечно, наиболее яркий образец этого типа, однако и в повседневной жизни нам приходится встречаться с такого сорта людьми – я имею в виду людей с неэтической, т. е. постоянно меняющейся, изворотливой установкой, что подходит для архетипа, но не для человеческого существа; нередко они вполне нормальны в психическом отношении, тем не менее они исполняют роль «радиодикторов» для своих бессознательных содержаний, которые требуют выражения и производят сильное впечатление на окружающих. Как правило, их влияние имеет пагубный характер. Некоторые люди способны заметить их нравственную неполноценность, однако другие, менее склонные подвергать вещи критической проверке или просто беспечные в нравственном отношении, попадаются в ловушку. Именно к таким, пограничным в психическом отношении, личностям относятся слова Юнга о том, что комплекс эго и архетип Самости у них наложились друг на друга, контаминировались, так что в результате оба приобрели уродливый, размытый характер.

Таким образом, эго демонстрирует качества Самости, которые оно в принципе не должно было бы иметь, а Самость, в свою очередь, перенимает качества эго, что ей совершенно противопоказано.

Мы определяем архетип Самости как целостность и полноту личности (totality), и в качестве таковой Самость обнаруживает себя уже в начале человеческой жизни. Подобно тому как желудь содержит в себе все дерево, уже в раннем возрасте присутствует еще не осознаваемая целостность личности. Обыкновенно в первой половине жизни эго-комплекс обособляется от Самости, и лишь во второй ее половине со стороны эго предпринимаются попытки достичь личностной целостности. В идеальном варианте этот процесс длится до тех пор, пока не происходит полного осознания как эго, так и Самости (описание чего мы находим в дзэн-буддизме и в сочинениях некоторых мистиков), при котором эго на опыте постигает Самость и вновь образует с ней единство. Иногда, из-за того, что в начале жизни процесс отделения в силу каких-либо причин нарушается, эго не обособляется в должной мере от Самости. В результате, не сумев поляризоваться по отношению к остальной, бессознательной, части личности, такое эго как-то неопределенным образом смешивается с ней, и тогда вы имеете дело со странной личностью: либо ребячливой, либо слишком мудрой, и, соответственно, в меньшей или большей степени сознательной по сравнению с другими людьми, но вместе с тем безнадежно не способной осознавать самое себя, в общем, что называется, ни рыба ни мясо.

Анализировать таких людей – адская работа, потому что после того, как вы побеседовали с ними о бессознательном, они в каком-то смысле знают о нем все; и но существу, в этом они правы; тем не менее, если вы попытаетесь уменьшись влияние на них бессознательного и помочь занять по отношению к нему правильную дистанцию, то услышите от них, что они достаточно осведомлены о роли бессознательного начала, чтобы не допустить нежелательного развития событий. Поэтому вы должны добиться, чтобы в их психике – с помощью того же самого бессознательного – произошла определенная перестройка: была бы осознана важность чувствующей, т. е. нравственно-оценивающей деятельности сознания. Это предполагает долгую и утомительную работу, прежде чем вы сможете более или менее отчетливо различать в их душе оба фактора – эго и Самость.