Ранние антропологические исследования на Новой Гвинее
Ранние антропологические исследования на Новой Гвинее
В 1932 году Бейтсон во второй раз посетил Новую Гвинею. В начале он находился в ситуации довольно необычной для образованного антрополога. В предисловии к "Нейвен", он признается, что имел лишь смутное представление о том, что желает изучать. Относительно традиционных антропологических теорий, он был настроен скептически и даже отрицал их. Он не был особо заинтересован в проведении исторической реконструкции культуры Ятмулов. Его также не восхищала перспектива анализа экономики, религии и общественной структуры племени. Не видел он и смысла изолировать один из аспектов жизни этой общины, выделяя его из остальных[80].
Единственным поводом его интересов, было убеждение, что как трезвый анализ традиционных антропологов, так и описания путешествующих писателей, не являются удовлетворительными с научной точки зрения. Казалось, первые пропустили внутреннюю сущность чужой культуры. Последним же удалось почти передать впечатление о ней, но они не были в состоянии проанализировать свои наблюдения и уложить их в четкую систему[81].
Бейтсон, таким образом, попал в не слишком удобное положение. С одной стороны он чувствовал необходимость разработать образ общества Ятмулов. С другой однако, не знал, как провести это на практике. Для такого проекта еще не существовала методология. Таким образом, в начале у него не было никакой точки опоры. Поэтому большая часть его полевых работ состояла в бессистемном, но тщательном сборе разного рода информации. В реферате 1940 года он пишет:
"Особенно меня интересовали исследования того, что я называю традиционным изучением формальных деталей. Я поехал в Новую Гвинею [...] и в одном из первых писем домой, жалуясь на то, каким бесцельным является мое желание проанализировать такое неуловимое понятие, как впечатление от культуры. Я наблюдал за группой местных жителей, которые жевали бетел, плевали, смеялись, шутили и т.д., сильно ощущая, мучительную невозможность сделать то, что я запланировал"[82].
Лишь беседы с Маргарет Мид и Рио Фортуном внесли в его воззрения основы порядка. Маргарет Мид была представительницей нью-йоркской школы Культурной Антропологии. Ее учитель Франц Боас, создал эту ветвь антропологии, отсоединяясь, от довольно расистской "антропологии" конца девятнадцатого века. В исследовании чужих культур, вокруг Боаса возникла группа, к который также принадлежала подруга Мид, Рус Бенедикт. Группа специализировалась в теоретическом анализе среды. Вместо того чтобы подчеркивать биологические наследственные черты, прежде всего интересовались, выученными способностями[83].
В ранних исследованиях, Мид занималась типичными признаками черт личности у различных полов. Широкое признание получила ее работа на тему свободного сексуального этоса жителей Самоа. Эта работа была сенсацией не только потому, что боролась с предубеждениями относительно наследственных, типичных для пола черт характера[84]. Мери Бейтсон так описывает тогдашние взгляды матери:
"Маргарет выдвинула гипотезу о том, что в одной группе на устоявшиеся, генетически различные типы характера, культура может влиять двояко: или формировать один тип характера для всех, или селективно формировать рожденных, как представителей мужского пола или женского, так чтобы они старались отвечать двум культурно- различным, определенным идеальным типам. Биологический пол является носителем фактора темперамента, но культурное влияние достаточно сильно, чтобы данный темперамент переформировать таким образом, что большая часть индивидуальности будет подстроена к культурным требованиям и принадлежащим им представлениям о женственности и мужественности"[85].
Маргарет Мид заинтересовала этой проблемой Бейтсона. И действительно, изучение явно противоположного поведения ятмульских женщин и мужчин дало плоды. Вся публичная жизнь этого общества была весьма показательной. Более всего бросалась в глаза черта мужского поведения - театрально демонстрируемая гордость, возникающая из соперничества. Поведение ятмульских женщин было совершенно противоположным. Их активность сводилась к скромному исполнению домашних работ и воспитанию детей. В целом они казались полными спокойствия радости и соучастия.
На первом уровне своего анализа, Бейтсон старался сформулировать типологию пола. На основе наблюдений он определил типичные виды поведения женщин и мужчин. Теоретической основой ему послужило учение о типах Эрнеста Кречмера[86]. Однако он быстро понял, что от простого описания типов еще далеко до ответа на вопрос, как они возникают. Чем было это загадочное культурное влияние? Ясно было, что обществу ятмулов были известны определенные стереотипы полов. То, что ему казалось театральным и преувеличенным, для ятмулов было нормальным. Для женщин такое поведение мужчин было естественным делом и символизировало силу. Мужчины, в свою очередь, видели в поведении женщин проявление слабости, сентиментальности и отсутствия гордости. Но как конкретно образовались эти стереотипы? И как они прогрессировали? Бейтсон допускал, что различия в поведении представителей обоих полов были результатом общественных интеракций. Более сорока лет спустя, он так описал свой мыслительный процесс:
"В «Нейвен» я посвятил целую главу попытке классифицировать личности по характерам [...]. Я воспринимал эту типологию, как абстрактную карту, служащую мне для анализа моих описаний мужчин и женщин племени Ятмул. Этот анализ, а в особенности типологическое различие полов [...] уводили меня от типологии, ведя к проблеме процесса. Чем-то естественным стало смотреть на данные о народности Ятмул как на примеры взаимных воздействий между мужчинами и женщинами, создающими в мужчинах и женщинах различие этоса, которое стало основой моей типологии личностей. Я смотрел, стараясь увидеть, как поведение мужчин может поддерживать и определять поведение женщин - и наоборот. Другими словами, от классификации или типологии, я перешел к изучению процессов, обобщающих различия в типологии"[87].
В этом контексте Бейтсон создал понятие шизмогенеза[88]. Он определил это понятие обобщенно, как "процесс разделения норм поведения, происходящий из накопления интеракций между людьми"[89]. Другими словами: взаимно соотносящиеся действия людей он считал непрерывным процессом, который влияет на поведение людей и селективно формирует их характер[90]. Поскольку гипотеза оказалась верной, стало ясно, что Бейтсон должен перейти к классификации процессов интеракции.
Согласно его наблюдениям, интеракции между ятмульскими мужчинами усиливались до точки кульминации. На шутку отвечали шуткой, на иронию - иронией и т.д. Было ясно, что такой паттерн отношений ведет к эскалации. Такого типа симметричные интеракции часто заканчивались дракой. Поэтому Бейтсон говорил в случае мужчин о симметричном шизмогенезе. Всегда на подобное отвечалось подобным - принцип, который также является основой ветхозаветного принципа "око за око, зуб за зуб".
Отношения между мужчинами и женщинами соответствовали другому паттерну. Чем более театрально вели себя мужчины, тем более уступчивыми становились женщины. Этот паттерн также дестабилизирует интеракцию. Бейтсон говорит здесь о комплементарном шизмогенезе[91]. Берман так иллюстрирует эти явления:
"Классическим примером [шизмогенеза] может быть традиционный брак, где паттерн доминирующего мужа и послушной жены, вначале устраивает обе стороны. Однако впоследствии роли гротескно искривляются. Уступчивость жены поддерживает авторитет мужа, который в свою очередь укрепляет ее уступчивость и т.д.. Никто от рождения не бывает абсолютно в себе уверен или уступчив, но динамика союза все более подавляет одну из этих сторон личности у каждого из партнеров, пока они не распознают исчезающей части личности, своей или партнера развитой сверх меры в личности этого второго человека. Наконец они перестанут понимать точку зрения друг друга, потеряют интерес к функционированию своего союза и одновременно будет расти напряжение между ними. Ну и наконец, во время попытки спровоцировать реакцию, мужчина может быть доведен до поведения абсолютно деспотичного, а его жена может принять решение стрельнуть себе или же мужу в голову".[92]
Бейтсон, таким образом, открыл, что специфические формы мужественности и женственности ни в коем случае не были независимыми. Наоборот, казалось, что ятмульские мужчины лишь потому ведут себя столь театрально, поскольку женщины восхищаются их выступлением. Также и женщины пассивны, потому что мужчины занимали соответствующую позицию. Индивидуальное поведение, таким образом, расценивалось как часть общей игры взаимоотношений.
Такое положение вещей Бейтсон считал правильным для всех случаев, где отношения партнеров опираются на полярность. Люди не могут быть просто агрессивными или уступчивыми, зависимыми или помогающими, ненормальными или нормальными. Они скорее подвержены, широко понимаемым схемам отношений, которые вызывают в них эти черты. Поэтому всегда, когда встречаются люди, открыто представляющие лишь один полюс таких паттернов, можно допустить, что в них присутствует также зачаток другой половины.[93]
Принципиально новым в такой точке зрения стала возможность дискутировать о человеческом поведении и чертах индивидуальной структуры характера, в рамках систем отношений. Бейтсон принял, отрицая господствующие в то время убеждения, что поведение и личность человека не могут быть объяснены только как результат наследственных черт и особенностей[94]".
Идеи Бейтсона совершенно с другой точки зрения показали проблему, так называемых психических нарушений. Уже в «Нейвен» он обратил внимание на то, что анализ паттернов отношений людей, с невротическими или психотическими чертами, может стать весьма многообещающим. Поведение и переживания, отступающие от принятых норм, не нужно обязательно объяснять с помощью внутренних объясняющих единиц, таких как черты, структура характера, психические болезни и так далее. Паттерны интеракции могут также и в этом случае сыграть значительную роль. Эта принципиальная мысль лежит в основе всех, системно обоснованных терапевтических моделей.[95]