IV. Два вида влечений

IV. Два вида влечений

Мы уже говорили, что, если разделение нами психического существа на Оно, Я и Сверх-Я означает шаг вперед в нашем познании, то оно должно также стать средством более глубокого понимания и лучшего описания динамических отношений душевной жизни. Мы уже также выяснили, что Я находится под особым влиянием восприятия, и в целом можно сказать, что восприятия имеют для Я то же значение, что и влечения для Оно. Но при этом Я подвергается воздействию влечений точно так же, как и Оно; ведь Я – это лишь наиболее модифицированная часть Оно.

Недавно я изложил свои представления о влечениях; я буду здесь их придерживаться, и они будут положены в основу дальнейшего обсуждения. Я говорил, что следует различать два вида влечений, одни из которых – сексуальные влечения, или эрос, – гораздо более очевидны и более доступны изучению. Они охватывают не только ничем не стесненное сексуальное влечение как таковое и производные от него целезаторможенные и сублимированные импульсы влечения, но и влечение к самосохранению, которое мы должны приписать Я и которое мы в начале аналитической работы с полным основанием противопоставили сексуальным объектным влечениям. Рассмотрение второго вида влечений было сопряжено для нас с трудностями; в конце концов мы пришли к тому, чтобы рассматривать садизм в качестве его репрезентантов. На основе теоретических рассуждений, опирающихся на биологию, мы выдвинули гипотезу о существовании влечения к смерти, перед которым стоит задача привести органическое живое в безжизненное состояние, тогда как эрос преследует цель усложнить жизнь путем объединения рассеянных частиц живой субстанции и, разумеется, сохранить ее при этом. Оба влечения ведут себя в самом строгом смысле слова консервативно, стремясь восстановить состояние, нарушенное возникновением жизни. Таким образом, возникновение жизни стало причиной продолжения жизни и вместе с тем стремления к смерти, а сама жизнь – борьбой и компромиссом между двумя этими стремлениями. Вопрос о происхождении жизни остается космологическим, а на вопрос о цели и назначении жизни можно дать дуалистический ответ.

Каждому из этих двух видов влечений присущ особый физиологический процесс (синтез и распад), в каждой части живой субстанции действуют оба влечения, но все же в неравных пропорциях, и поэтому одна субстанция может стать основным представителем эроса.

Пока совершенно невозможно представить себе, каким образом влечения обоих этих видов соединяются, смешиваются, образуют друг с другом сплавы; но гипотеза о том, что это происходит регулярно и в больших масштабах, в нашем контексте неопровержима. В результате соединения элементарных одноклеточных организмов и превращения их в многоклеточные живые существа удалось нейтрализовать влечение к смерти отдельной клетки и при помощи особого органа отвести деструктивные импульсы во внешний мир. Этим органом была мускулатура, а влечение к смерти – вероятно, все же только частично – выразилось в виде деструктивного влечения, направленного против внешнего мира и других живых существ.

Если мы приняли представление о смешении двух видов влечений, то напрашивается также мысль о возможности – более или менее полного – их расслоения. Садистский компонент сексуального влечения можно рассматривать как классический пример целесообразного смешения влечений, а садизм, ставший самостоятельным, то есть перверсию, – как образец расслоения, правда, не доведенного до крайности. В таком случае нам становится понятной огромная область фактов, которая в таком свете еще не рассматривалась. Мы узнаем, что деструктивное влечение регулярно служит эросу в целях разрядки, догадываемся, что эпилептический приступ представляет собой продукт и признак расслоения влечений, и начинаем понимать, что среди последствий многих тяжелых неврозов, например невроза навязчивых состояний, особое внимание должно быть уделено расслоению влечений и проявлению влечения к смерти. Обобщая это, мы хотели бы предположить, что сущность регрессии либидо, например, от генитальной к анально-садистской фазе, основывается на расслоении влечений, и, наоборот, условие прогресса от ранней к окончательной генитальной фазе – добавление эротических компонентов. Возникает также вопрос, не следует ли понимать регулярно встречающуюся амбивалентность, усиление которой мы так часто обнаруживаем при конституциональной предрасположенности к неврозу, как результат расслоения; но только она настолько исконна, что ее следует рассматривать, скорее, как не произошедшее смешение влечений.

Разумеется, нас будут интересовать вопросы, нельзя ли найти содержательные отношения между предполагаемыми образованиями Я, Сверх-Я и Оно, с одной стороны, и двумя видами влечений – с другой; далее, можем ли мы указать принципу удовольствия, господствующему над душевными процессами, прочную позицию в отношении обоих видов влечений и психических дифференциаций. Но прежде чем мы приступим к обсуждению этого вопроса, необходимо покончить с одним сомнением, направленным против самой постановки проблемы. Хотя в существовании принципа удовольствия нет никаких сомнений, а разделение Я основано на клинических фактах, разграничение двух видов влечений не кажется достаточно надежным, и, возможно, факты клинического анализа откажутся от своих притязаний.

Такой факт, видимо, существует. Для противоположности между двумя видами влечений мы можем ввести полярность любви и ненависти. Ведь репрезентацию эроса нам найти несложно, и наоборот, мы очень довольны, что для труднопостижимого влечения к смерти можем указать представителя в деструктивном влечении, путь которому показывает ненависть. Клинические наблюдения свидетельствуют о том, что ненависть не только на удивление регулярно сопровождает любовь (амбивалентность), не только зачастую предшествует ей в человеческих отношениях, но также и о том, что ненависть при разнообразных условиях превращается в любовь, а любовь – в ненависть. Если это превращение представляет собой нечто большее, чем просто временная последовательность, то есть чередование, то становится очевидным, что такое основополагающее различие, как между эротическими влечениями и влечениями к смерти, предполагающее противоположно протекающие физиологические процессы, оказывается лишенным почвы.

Тот случай, когда одного и того же человека сначала любят, а затем ненавидят, или наоборот, если он дал к этому поводы, к нашей проблеме, очевидно, не относится. Равно как и другой случай, когда еще не проявившаяся влюбленность сначала выражается как враждебность и склонность к агрессии, ибо при объектном катексисе мог предшествовать деструктивный компонент, а затем к нему добавился эротический. Но нам известны многие случаи из психологии неврозов, в которых гипотеза о превращении напрашивается сама собой. При paranoia persecutoria[155] больной известным образом защищается от слишком сильной гомосексуальной привязанности к определенному человеку, в результате чего этот самый любимый человек становится преследователем, против которого направлена зачастую опасная агрессия больного. Мы вправе заключить, что в предшествующей фазе любовь превратилась в ненависть. При возникновении гомосексуальности, но также десексуализированных социальных чувств, как совсем недавно показало аналитическое исследование, существуют порождающие склонность к агрессии сильные чувства соперничества, и только после их преодоления ранее ненавидимый объект становится любимым или предметом идентификации. Возникает вопрос, можно ли предполагать в этих случаях непосредственное превращение ненависти в любовь. Ведь речь здесь идет о чисто внутренних изменениях, к которым изменившееся поведение объекта непричастно.

Однако аналитическое исследование процесса при паранойяльном превращении знакомит нас с возможностью существования другого механизма. При нем с самого начала существует амбивалентная установка, и превращение совершается путем реактивного смещения катексиса, когда эротический импульс лишается энергии и передается враждебной энергии.

Не совсем то же самое, но нечто похожее происходит при преодолении враждебного соперничества, ведущем к гомосексуализму. Враждебная установка не имеет перспектив получить удовлетворение, поэтому – по экономическим мотивам – она сменяется любовной установкой, которая предоставляет больше шансов на удовлетворение, то есть возможностей для отвода. Таким образом, ни в одном из этих случаев нам не следует предполагать, что происходит непосредственное превращение ненависти в любовь, которое было бы несовместимо с качественным различием обоих видов влечений.

Однако мы замечаем, что, рассматривая этот другой механизм превращения любви в ненависть, мы невольно сделали другое предположение, заслуживающее того, чтобы его огласили. Мы рассудили так, как будто в душевной жизни – неизвестно, в Я или в Оно, – существует некая перемещаемая энергия, которая, будучи сама по себе индифферентной, может присоединиться к качественно дифференцированному эротическому или деструктивному импульсу и усилить его общий катексис. Без предположения о такой способной к смещению энергии мы вообще обойтись не можем. Вопрос только в том, откуда она берется, кому она принадлежит и что она означает.

Проблема качества импульсов влечений и их сохранения при различных судьбах влечений пока еще далеко не прояснена и в настоящее время едва разработана. В парциальных сексуальных влечениях, особенно хорошо доступных наблюдению, можно установить некоторые процессы, вписывающиеся в те же рамки; например, то, что парциальные влечения в известной степени сообщаются друг с другом, что влечение, проистекающее из особого эрогенного источника, может отдавать свою интенсивность для усиления парциального влечения из другого источника, что удовлетворение одного влечения заменяет удовлетворение другого и т. п., и это должно придать нам смелость, чтобы выдвинуть гипотезы определенного рода.

В данной дискуссии я тоже могу предложить только гипотезу, но не доказательство. Представляется вполне вероятным, что эта способная к смещению и индифферентная энергия, действующая, пожалуй, в Я и в Оно, происходит из запаса нарциссического либидо, то есть является десексуализированным эросом. Ведь эротические влечения вообще кажутся нам более пластичными, более способными к отклонению и смещению, чем деструктивные влечения. В таком случае без натяжки можно далее предположить, что это способное к перемещению либидо трудится на службе принципа удовольствия, чтобы избежать застоя и облегчить отвод. При этом нельзя не заметить некоторого безразличия к тому, каким путем происходит отвод, если он вообще происходит. Мы знаем эту черту как характерную для процессов катексиса в Оно. Она встречается при эротических катексисах, при этом в отношении объекта развивается своеобразное равнодушие, особенно при переносах в анализе, которые должны совершаться, не важно, на какого именно. Недавно Ранк [1913] привел прекрасные примеры того, как невротические реакции мести направляются не на того человека. При таком поведении бессознательного вспоминается забавный анекдот о том, как пришлось повесить одного из трех деревенских портных, потому что единственный в деревне кузнец совершил преступление, заслуживающее смертной казни. То есть наказание должно быть в любом случае, даже если человек невиновен. На такое же свободное обращение мы впервые обратили внимание при смещениях первичного процесса в работе сновидения. Как здесь объекты, так в интересующем нас случае пути отвода принимаются во внимание лишь во вторую очередь. Настаивать на большей точности в выборе объекта, а также пути отвода – это было бы похоже на Я.

Если эта энергия смещения представляет собой десексуализированное либидо, то ее можно назвать также сублимированной, ибо она по-прежнему придерживалась бы главной цели эроса – соединять и связывать, служа установлению того единства, которым (или стремлением к которому) характеризуется Я. Если мы включим мыслительные процессы в широком смысле слова в эти смещения, то это значит, что и мыслительная работа совершается благодаря сублимации эротической энергии.

Здесь мы снова сталкиваемся с ранее упомянутой возможностью того, что сублимация регулярно происходит при содействии Я. Мы помним и другой случай, когда это Я осуществляет первые и, разумеется, также более поздние объектные катексисы Оно благодаря тому, что принимает в себя их либидо и связывает с изменением Я, вызванным идентификацией. Конечно, с этим превращением [эротического либидо] в либидо Я связан отказ от сексуальных целей – десексуализация. Во всяком случае, так мы получаем представление об одной важной функции Я в его отношении к эросу. Таким способом овладевая либидо объектных катексисов, выставляя себя единственным объектом любви, Я десексуализирует или сублимирует либидо Оно, действует вопреки намерениям эроса, начинает служить импульсам враждебных влечений. Я приходится примириться с другой частью объектных катексисов Оно, так сказать, соучаствовать. О другом возможном следствии этой деятельности Я мы поговорим позднее.

Тут необходимо сделать важное дополнение к теории нарцизма. В самом начале все либидо скапливается в Оно, в то время как Я пока еще лишь формируется или слабо. Оно направляет часть либидо на эротические объектные катексисы, после чего усилившееся Я пытается овладеть этой частью либидо и навязать себя Оно в качестве объекта любви. Таким образом, нарцизм Я является вторичным, лишенным объектов.

Снова и снова опыт показывает нам, что импульсы влечений, которые нам удается проследить, раскрываются как производные эроса. Если бы не было представлений, изложенных в работе «По ту сторону принципа удовольствия», и в конечном счете идеи о садистских дополнениях к эросу, то нам было бы трудно придерживаться основной дуалистической концепции. Но поскольку мы вынуждены это сделать, у нас должно возникнуть впечатление, что влечения к смерти в основном безмолвны, а шум жизни большей частью исходит от эроса.[156]

А борьба против эроса! Невозможно отказаться от мысли, что принцип удовольствия служит для Оно компасом в борьбе против либидо, которое создает помехи течению жизни. Если в жизни господствует принцип константности (в понимании Фехнера), который тогда должен бы быть соскальзыванием в смерть, то именно требования эроса, сексуальных влечений, в виде потребностей, обусловленных влечениями, препятствуют понижению уровня и создают новое напряжение. Оно, руководствуясь принципом удовольствия, то есть восприятием неудовольствия, защищается от них разными способами. Сначала – как можно быстрее уступая требованиям недесексуализированного либидо, следовательно, борясь за удовлетворение непосредственных сексуальных стремлений. И в гораздо больших масштабах – избавляясь от сексуальных субстанций в одной из форм такого удовлетворения, в которой соединяются все частичные требования, причем эти сексуальные субстанции представляют собой, так сказать, насыщенные носители эротического напряжения. Выброс сексуальных веществ в половом акте в известной степени соответствует разделению сомы и зародышевой плазмы. Отсюда сходство состояния после полного сексуального удовлетворения с умиранием, а у низших животных – совпадение смерти с оплодотворением. Эти существа умирают при размножении, поскольку после исключения эроса в результате удовлетворения влечение к смерти получает свободу действия для осуществления своих замыслов. Наконец, Я, как мы уже знаем, облегчает Оно работу преодоления, сублимируя компоненты либидо как такового и его цели.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.