Почему он бросил меня?
Почему он бросил меня?
«Как думаешь, если бы я была стервой, я смогла б удержать Вову?» — задумчиво поинтересовалась вчера моя подруга.
«Как ты думаешь, отчего Саша так и не женился на мне? Оттого, что я была слишком толстая?» — периодически вопрошает вторая.
«Ну, теперь, с высоты собственного опыта, ты можешь сказать: почему Игорь бросил меня?» — требует третья.
Хотя в первом случае речь идет о человеке, давно забытом и вытесненном последующим счастливым браком. Во втором — о первой любви четырнадцатилетней давности. А упомянутый Игорь бросил мою подружку на первом курсе института, и она уже с трудом припоминает его фамилию. Но сам ребус лежит до сих пор на дальней полке ее памяти, и она упрямо извлекает его оттуда с периодичностью раз в два-три года, разглядывает, морщит брови и, вздохнув, кладет обратно, так и не сумев разгадать.
Ну, странно же, ей-богу, отчего парень, вежливо ухаживавший за ней два месяца, резко разорвал отношения после одной ночи любви? Что она сделала в постели не так? Показалась слишком неопытной? Слишком опытной? Слишком влюбленной и навязчивой? Или он не дозрел до близости, и она зря поторопилась? Или хотел только близости и, получив, поторопился уйти?
Подозреваю, этого мы не узнаем никогда. И даже «с высоты собственного опыта» я ничем не могу ей помочь, потому как свечу не держала. И все же во время совместных генеральных уборок воспоминаний о наших прошлых взлетах и приключениях мы вновь и вновь возвращаемся к ее безответному вопросу: «Почему он бросил меня? Чем я была нехороша? Что во мне было не так?»
Даже новые успехи и устоявшееся счастье не всегда излечивают нас до конца от прошлых рубцов. От клейма «брошена» и безответного «почему?» — некой тайной, безымянной и необъяснимой несостоятельности, проживающей в глубине нас. Неизвестного, а потому так и неисправленного недостатка, порождающего чувство ущербности.
Мы пытаемся дать ему имя: «Я толстая», «Я нехороша в постели», «Я не стерва и не умею воевать за свое счастье». Формируем в устойчивый комплекс и мучаемся им много лет. Худеем, уверенные, что иначе нас никто не полюбит. Зажимаемся и комплексуем в кровати. Или перечеркиваем свою «ущербность» убеждением: дело не во мне, просто он — подлец! И мучаем других, отплачивая им за вероломство, трусость и предательство предыдущих партнеров, стервозничая и не давая спуску ни в чем.
«Как ты думаешь, если бы я была стервой, я смогла б удержать Вову? Или он просто меня не любил? Врал и манипулировал мной?» Но если исчезнувший Игорь так и остался для меня вечной загадкой, в данном случае я точно знала ответ: «Очень любил. Не врал. И не предавал!» «Просто, — объяснила я ей, — Вова был из породы мужчин, для коих идеальная половина — это женщина, обеспечивающая тыл, покой и гармонию в доме, куда хозяин и добытчик возвращается после боев и побед. А ты не способна быть придатком к победителю, живущим на его деньги, его проблемами и интересами. Потому как и сама победительница, с ненормированным рабочим днем и кучей проблем, интересов, побед и боев. И дело тут отнюдь не в степени стервозности, как раз наоборот, поскольку единственным способом сохранить его было насмерть убить собственное «Я». А разрыв объясняется классическим «несходством характеров», из-за которого очередная «лодка любви разбилась о быт». И никто тут ни виноват. И оба правы. И счастливы, отыскав себе, в конце концов, подходящую пару…»
Хеппи-энд, господа, и нечего грустить!
Да-да, если сесть и хорошенько разобраться, часто оказывается: и впрямь нечего! Но моя великоразумность объяснялась исключительно тем, что в свое время я пережила совершенно идентичную трагедию несовместимости с любимым образца Вовы. За время жизни со мной несчастный отощал, почернел, запаршивел, заработал бессонницу и проблемы на службе. И, печалясь оттого, что он ушел от меня, я не могла его винить. Он бы умер, если б остался! Не исключено, что в прямом смысле слова, ибо высоковольтное напряжение на работе, помноженное на полную неустроенность в быту и мучительные ссоры с любимой, вполне могут завершиться инфарктом.
Конечно, помимо катастрофической несовместимости, в которой остается винить только Господа Бога, ответов на вопрос «Почему он бросил меня?» может быть множество.
Но не меньше половины из них — не повод для расстройства. Разве терзаться из-за неприкрытого бабника, переметнувшегося к твоей знакомой, не столь же глупо, как обижаться на дождь? Дождь — мокрый, бабники — непостоянные, чего тут попишешь [1] … И то, что за ночью безумной страсти, завершившей столь же безумный праздник, зачастую не следует «продолжения банкета», никак не означает будто «в тебе что-то не так». Просто праздник, как и курортный роман, находится как бы за скобками жизни. А по жизни твой случайный партнер может быть не готовым к серьезным отношениям, встречаться с другой или даже готовиться к переезду в другую страну.
Впрочем, будучи не только брошенной, но и многократно бросавшей, я знаю: иногда проблема именно в партнере.
«Ну почему? Я не понимаю!» — слышала я в трубке десятки раз. И бросала ее. Хотя могла б выдать исчерпывающее резюме: «Потому что ты измеряешь ценность других лишь деньгами и статусом. И мне надоело слушать, что я не такая, как надо, поскольку думаю о работе больше, чем о деньгах!» Или: «Потому что ты — эгоист, способный часами фантазировать о том, как мы счастливо проведем отпуск в палатке. И все мои реплики о том, что я неспособна быть счастливой без душа и зеркала в полный рост, отскакивают от твоих ушей. Так зачем же мне жить с человеком, не замечающим, что у меня тоже есть желанья, мечты и особенности характера?»
Однако, выясняя отношения тысячи раз по тысяче мелких поводов в процессе романа, я, дозрев до окончательного разрыва, всегда уходила молча — по-английски. Какой смысл тратить силы, нервы и красноречие на мужчину, уже вымаранного из жизни? Какое мне теперь дело: изменится он к лучшему или нет? Да и очень ли мне надо, чтоб он жил лучше без меня?
Но периодически меня начинали мучить сомнения. А вдруг, не поленись я объясниться, кто-то из них задумался бы и, худо-бедно скорректировав свои ошибки, не наступил бы на те же грабли опять? Один научился бы слушать, или хотя бы прислушиваться, или хотя бы делать вид, что делает это! Другой осознал бы, что ему стоит искать даму со схожими взглядами и не связываться со «свободными художницами». Возможно, я могла бы помочь им разобраться в себе? А вместо этого оставила на память лишь лишний комплекс: «что-то во мне не так» и убеждение: «все бабы взбалмошные и непредсказуемые стервы!»
И, быть может, кабы в ответ они столь же честно рассказали, что «не так во мне», я поняла бы: проблема не только в них! И не была б, в свою очередь, брошена кем-то другим, по той же самой, так и не названной мне причине. И не страдала бы почем зря, выискивая в себе страшные пороки, в то время как истинная подоплека разрыва вообще находилась вне поля моего зрения.
Четырнадцать лет спустя моя похудевшая подруга задала не женившемуся на ней Саше многолетний вопрос: «Почему?». И с удивлением выяснила: ее обширные пропорции были в его глазах однозначным плюсом. Минусом стала учеба в Киеве. Ему показалось, что, приезжая домой, она слишком задирает нос, демонстрируя, он ей не пара…
Ему показалось! Она демонстрировала только свою «взрослость» и независимость характера. Видимо, неудачно и некорректно. Но ей было шестнадцать лет! И хотя ее юношеское самоутверждение и головокружение от столичной жизни вряд ли было непреодолимым препятствием для их любви — теперь это уже не важно. Она давно замужем. Он женат.
Когда мне было восемнадцать, парень, в которого я была влюблена, наконец обратил на меня внимание. Но после страстных танцев, объятий и поцелуев на вечеринке на следующий день он вдруг сделал вид, будто знать меня не знает. Я перебрала в уме все свои фразы и поступки и пришла к горестному убеждению, что говорила лишь глупости, вела себя, словно полная дура, и не мудрено, что он бросил меня, как только протрезвел! Мы встретились много лет спустя. Случайно. И я рассказала, как ужасно он нравился мне и как не один год я жалела, что ничего у нас не получилось. Он удивился. Он помнил совсем другое — как сильно был влюблен в меня тогда и как расстроился, когда ему сказали наутро: «Она девушка N». «Но я никогда не была его девушкой… — поразилась я. — Они ошиблись! Почему ты просто не спросил меня об этом? Боже, как глупо!»
Как тут не пожалеть, что за историю своего существования человечество не завело благоразумного ритуала, обязывающего человека, бросающего тебя, хотя бы объяснять, почему он это делает?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.