Лучезарная пауза

Лучезарная пауза

Я не знаю лучшего определения жизни, чем то, которое дал Юнг: «Жизнь – лучезарная пауза между двумя великими таинствами, которые в действительности – суть одно»[114]. Тайна, которая открывается нам с помощью узкого проблеска бытия, называемого сознанием, – это еще не вся тайна. Мы никогда не придем к тому, чтобы однажды окончательно и определенно понять, в чем заключалось наше душевное странствие. Мы можем лишь постараться, насколько это получится, совершить его максимально осознанно.

Современный греческий поэт Кавафи так сформулировал этот парадокс: цель странствия, по-видимому, заключается в самом странствии. Его стихотворение называется «Итака»; такое имя носил город, из которого Одиссей отправлялся в поход и в который он собирался вернуться. Одиссей – это прототип странника, живущего внутри каждого из нас. Посоветовав Одиссею помолиться, чтобы путь его был длинным, с множеством приключений, поэт предостерегает, чтобы тот не спешил с возвращением. И если он хочет в конечном счете вернуться в родную гавань, то следует помнить о том, что

Итака подарила тебе прекрасное путешествие.

Без нее ты никогда бы не отправился в дорогу.

Но она не дала тебе больше ничего.

И если ты считаешь ее бедной, знай, что Итака

тебя не обманывала.

Обретя великую мудрость, получив такой опыт,

ты обязательно должен понять, что такое Итака[115].

Наша Итака – это не место для пристанища или отдыха; это энергия, которая активизирует и подпитывает наше странствие.

В течение второй половины жизни, когда бы она ни наступила, старый мир Эго может по-прежнему требовать сохранения верности себе. Однако чувство реальности зависит от него уже гораздо в меньшей степени. Разумеется, потерю социальных ролей можно сравнить со смертью, но осознанное расставание с ними может положить начало процессу трансформации, и мы поступим мудро, если будем поддерживать этот процесс, а не препятствовать ему. Когда мы выйдем из этого духовного тупика, многие прежние потребности Эго нам больше не покажутся такими же важными, как раньше.

Признаком того, что человек еще не прошел через Перевал, является его сохраняющаяся тяга к типичным для стадии первой взрослости видам деятельности, связанным с укреплением собственного Эго. Он еще не понял, что эти деятельности представляют собой проекции на временные и мнимые иконы. Это иллюзорные идолы, которые необходимы во время взросления, но впоследствии они только сбивают нас с нашего пути. Разумеется, само по себе наше странствие является символическим; это образ движения, развития, отношений эроса и танатоса, усилия, необходимого для воплощения смысла. Наша задача в среднем возрасте состоит в том, чтобы стать достаточно сильными для того, чтобы отказаться от порывов Эго, свойственных первой половине жизни, и открыть для себя широкое поле новых интересов.

Переживание кризиса среднего возраста – не только разрушение сути нашего Я, но и крушение наших ожиданий. Глядя на тех людей, которые прошли через этот кризис раньше нас, мы, естественно, обращаем внимание на способы и формы их поведения и на их социальные установки. Мы исходим из предположения, что если переймем эти образцы, то наверняка уясним для себя смысл нашего существования. Когда оказывается, что это не так, мы испытываем чувство разочарования, переживаем тревогу и даже предательство. Мы понимаем, что, оказывается, никто на самом деле не знает, что такое жизнь и в чем ее загадка. Те, кто утверждают, что знают это, либо по-прежнему находятся в плену у своих проекций, либо просто занимаются саморекламой; в лучшем случае они поняли самих себя, но не нас. Нет и не может быть никаких гуру, ибо каждому человеку суждено пройти свой, не похожий на другие, путь.

Юнг напоминает нам о том, что боль – это душевные страдания тех, кто пытался «удовлетвориться неполными или неправильными ответами на вопросы, которые ставила перед ними жизнь»[116]. Поэтому, признав свою жизнь ограниченной, свои горизонты узкими, свое видение примитивным, нам остается либо покинуть корабль, либо отправиться в странствие. Что же до тех, кто беспокоится, как отразится их странствие на остальных, им следует напомнить, что лучший способ помочь остальным заключается в том, чтобы сделать свою жизнь настолько понятной, чтобы они могли свободно жить своей собственной жизнью. Юнг признавал, что это утверждение особенно справедливо по отношению к родителям и детям. Рильке пишет:

Но вечером вдруг встанет кто-нибудь,

уйдет из дома и пойдет, пойдет —

ведь где-то, на востоке, церковь ждет.

Его проводят, как в последний путь.

А вот другой: привычного жилья

не покидал, далеко не ходил.

Уйдут искать по свету сыновья

ту церковь, про которую забыл[117].

После перехода через Перевал середины жизни никто не может сказать, куда дальше занесет нас наше странствие. Мы лишь знаем, что должны взять на себя ответственность за свою жизнь, что путь, которым пошли другие, не обязательно нам подходит, и что то, что мы ищем, в конечном счете находится внутри, а не вне нас. Согласно легенде о Граале, записанной много веков назад, «постыдная вещь – идти дорогой, проложенной другими»[118]. Только изнутри мы воспринимаем побуждения души; и именно повышенное внимание к внутренней, а не внешней истине отличает вторую стадию взрослости от первой. И снова Юнг напоминает нам: «Личностью становится только тот, кто сознательно следует зову внутреннего голоса»[119].

Акт осознания имеет главенствующее значение; в противном случае мы окажемся во власти комплексов. Герою, живущему в каждом из нас, необходимо ответить на призыв к индивидуации. Нам следует отвлечься от какофонии внешнего мира, чтобы прислушаться к своему внутреннему голосу. Если мы позволим себе жить устремлениями души, то станем независимой личностью. Мы можем стать чужими для тех, кто считал, что нас знает, но, по крайней мере, мы больше не будем чужими по отношению к самим себе.

Осознание перехода через Перевал требует отделения представления о самом себе от совокупности интериоризированных нами знаний. При этом наше мышление постепенно совершает переход от магического к героическому, а затем – к человеческому. Наши отношения с другими людьми становятся менее зависимыми; мы меньше спрашиваем окружающих, а больше – самих себя. Наше Эго получает синяки, и нам следует сформировать иное отношение к внешнему миру: карьере, отношениям с людьми, источникам эмоциональной поддержки и удовлетворения. Задавая вопросы себе, мы тем самым избавляем себя от разочарования, что не получили от других чего-то того, чего у них просто не было; мы признаем, что их прямая ответственность, равно как и наша, – совершить свое собственное странствие. Мы все больше приходим к осознанию конечности телесного и хрупкости, присущей всему человеческому.

Если у нас хватит мужества, переход через Перевал после своего завершения в конце концов снова вернет нас к жизни. Странно, ибо вместе с тревогой рождается трепетное ощущение свободы. Мы даже можем прийти к такой установке сознания: совершенно неважно, что происходит вовне, пока сохраняется жизненно важная связь со своим Я. Вновь обретенная связь со своей внутренней жизнью оказывается более ценной, чем нарушение баланса во внешней жизни. Оказывается, что богатство, которое приносит душевное странствие, значит ничуть не меньше, чем награды, полученные в результате социальных достижений.

Вспомним главный вопрос Юнга: «Связаны ли мы с чем-то бесконечным или нет?»^* Либо мы при

* См. примечание на с. 170.

вносим в свою жизнь нечто существенное, либо она оказывается потраченной впустую. Огромная мистическая энергия, которая сосредоточена в зачатии, на какое-то время сохраняется у нас внутри и затем перетекает дальше. Давайте будем благодарными гостями на этой земле, давайте сознательно примиримся с лучезарной паузой.

И, наконец, давайте постараемся быть достойными эпитафии, которую написал Рильке:

Круги моей жизни все шире и шире,

надвещные – вещные суть.

Сомкну ли последний? Но, видя в мире

суть, я хочу рискнуть.

Покуда вкруг Господа, башни веков,

не вскинется дней моих тьма…

Не важно кто – сокол я, вихрь облаков,

высокий ли стих псалма[120].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.