Глава восьмая Вика

Глава восьмая

Вика

Горе можно пережить в одиночестве, но радость – чтоб познать ее в полной мере – нужно разделить с другим человеком.

М. Твен

Уже не раз в своем повествовании я с благодарностью отмечал ведущую меня по жизни заботливую руку судьбы. Именно ей я обязан и своим семейным счастьем.

С Викой мы вместе в 1962 году поступили на физфак МГУ. Курс в то время был очень большим – шестьсот с лишним человек. Делился он на два потока, которые между собой практически не встречались. За редкими исключениями студенты на них не были даже знакомы. И поначалу нас распределили на разные потоки, но эта «ошибка» была немедленно исправлена судьбой в лице деканата, так что мы оказались не только на одном потоке, но и в одной группе.

Вику я заприметил не сразу, поскольку она не обладала ни яркой внешностью, ни стремлением блистать на переднем плане. Невысокого роста, сдержанно одетая, в очках и без всякой косметики, она была почти незаметна среди огромного разнообразия лиц. Выделяла ее разве что улыбка, удивительно открытая и доверительная. Она озаряла все лицо искренней доброжелательностью.

Я был куда более шустрым и еще со школьных лет освоил искусство быть в центре внимания и подавать себя с выгодной стороны. Главным моим козырем была относительно неплохая быстрота ума – качество, на самом деле достаточно важное. Это как скорость реакции в боксе, где для победы нужно опередить соперника хотя бы на долю секунды. Я не перестаю удивляться, какую большую роль в становлении взаимоотношений людей играет брошенная к месту фраза, особенно острота. Женщины же вообще необъяснимо падки на остроумие.

Так или иначе, в результате ряда целенаправленных действий через пару месяцев у меня уже установились обнадеживающие отношения с несколькими девушками. Вика вошла в их число последней, но, вероятно, с ней мне было интереснее, чем с другими, постепенно отходящими, к их немалому удивлению, на второй план.

Ключевым моментом явились летние работы после первого курса. До этого наши отношения были еще весьма зыбкими, и я подозреваю, что если бы я поехал на целину (об этом я уже писал), то все могло бы сложиться иначе. Но мудрая рука судьбы направила нас строить город микроэлектроники Зеленоград.

Жили мы в палаточном лагере на опушке леса. Работа была тяжелая, погода преимущественно дождливая, хотя это не мешало нам каждый вечер до полуночи гулять среди таинственных в ночи берез. С тех пор другие девушки меня больше не занимали.

На втором курсе мы уже были неразлучниками, даже по воскресеньям встречались с самого утра. Перед экзаменами вместе занимались в библиотеке, любая консультация была для нас желанным местом свидания. Вика к учебе относилась крайне ответственно. Обладая отличными способностями и всегда прекрасно зная предмет, она страшно боялась экзаменов. Для нее они были как прыжок с самолета без парашюта. Успокоить ее было невозможно, все только усугубляло ситуацию.

Но вот экзамен позади. Не бывает лучшего времени для студента. Целый день можно беззаботно болтаться по Ленинским горам, поехать в Фили или Серебряный бор – излюбленные места наших прогулок.

Пролетел второй курс, снова были летние работы, в этот раз мы строили город биологов – Пущино. Место чудесное, на самом берегу Оки. Все было как нельзя лучше. К лесным прогулкам добавились еще и купание, и даже рыбалка.

Я, считая себя опытным рыбаком, захватил с собой пару удочек, решив и Вику посвятить в рыболовное таинство. Хорошо помню, как мы расположились в ряду других рыболовов – местных мужиков, поведение и взгляды которых однозначно осуждали меня за то, что на столь серьезное дело я привел девчонку, которая не только не умела закидывать удочку, но и боялась насаживать на крючок червяка. Первопричиной такого раздражения был, скорее всего, плохой клев, точнее даже полное его отсутствие. Теперь явно обозначилась причина всех неудач – присутствие женщины.

Повозившись какое-то время, я нацепил червяков, закинул удочки и сосредоточился на своем поплавке. Держался он, надо сказать, очень спокойно, впрочем, как и у остальных рыболовов, за исключением Вики. Уже через каких-то пять минут, к своей полной растерянности и удивлению, она умудрилось вытащить здоровенного подуста. Далее все в точности повторилось еще три раза. Я только успевал менять наживку. Рыболовы не знали, как реагировать на этот вызов, но было очевидно, что такого позора они долго выдержать не смогут. Учитывая это, мы по-быстрому смотали удочки и ретировались, держа в каждой руке по рыбине. Никакого ведерка я, как бывалый рыбак, с собой, естественно, не взял.

Такое везение на рыбалке ни разу больше не повторилось, но было еще несколько других необъяснимых эпизодов. Один из них произошел в тире МГУ.

Занятия по военной подготовке были обязательными только для парней, но на стрельбы пригласили и девушек. Капитан, руководивший огневой подготовкой, с участливой иронией и двусмысленной снисходительностью долго объяснял им, для чего служит прицел и как нежно нужно нажимать на курок. Среди стрелявших была и Вика. Чувствовала она себя очень неуверенно, к тому же очки мешали целиться. Каково же было изумление капитана и всех, когда ее результатом оказалось сорок девять очков из пятидесяти. Бедняга, решив, что имеет дело с бывалой спортсменкой, вспомнив свои объяснения, сильно сконфузился. Заявление же Вики о том, что она стреляла впервые в жизни, только усилило эффект.

Я думаю, что Вика действительно могла добиться в спорте неплохих результатов, будь она немного более честолюбивой. В МГУ ее приметила тренер по художественной гимнастике и пригласила к себе в секцию. Я частенько ходил любоваться на их красивые занятия. Вика не была самой сильной спортсменкой, но своей безукоризненной фигурой и красотой движений выделялась среди подруг.

Время шло. На третьем курсе постепенно назрел вопрос о нашей женитьбе. Родители мои были почти шокированы этой новостью и изо всех сил пытались уговорить меня повременить до окончания университета, но я был непреклонен, и в марте 1965 года сыграли свадьбу.

Жить я перешел в семью к Вике, где встретили меня тепло и радушно. Жила она с родителями и бабушкой в двухкомнатной квартире вблизи метро «Студенческая». Нам отвели большую комнату, где за шкафом жила бабушка. Родители Вики были научными сотрудниками-железнодорожниками. Отец – выходец из мелкого дворянства, из-за чего ему всю жизнь приходилось объясняться и каяться. Я не встречал человека, более преданного партии, и, тем не менее, его карьера не раз оказывалась в опасности из-за «буржуазного происхождения». Мама страдала диабетом и жила на уколах, но бодрость духа не покидала ее, и в доме многое держалось только на ней. Смело браться за любое дело было главной чертой ее характера. Несмотря на тяжелую болезнь, выглядела она всегда замечательно. Вика пошла во многом в нее.

Окончание университета совпало у нас по времени с рождением первого ребенка. Вика учебу не прерывала и вовремя успешно защитила диплом. К сожалению, руководитель диплома не сразу оценил ее способности и не предпринял заранее необходимых мер, чтобы оставить ее в аспирантуре или на кафедре, о чем впоследствии очень сожалел. В результате Вика распределилась на работу в «почтовый ящик», расположенный недалеко от дома.

Работа на режимном предприятии требовала прежде всего железной дисциплины. Ты можешь один работать за весь отдел, но если на несколько минут опоздаешь с обеда (продолжительностью 48 минут!), то неприятностей не оберешься. В силу этого жизнь Вики была расписана строго по минутам. Ей нужно было многое успеть, и в первую очередь раздобыть в магазинах необходимые вещи и продукты. Вкус у нее был безупречный. Не помню случая, чтобы она купила что-нибудь неудачно. Многие с завистью говорили, что ей просто везет и самые лучшие вещи в магазинах «выкидывают» именно к ее приходу.

В семье у нас никогда не было даже малейшего разлада. Вика была женщиной нежной и деликатной, никогда не ставила меня в трудное положение и не требовала невозможного. В отношениях со всеми людьми, будь то родители, дети, друзья, я всегда соблюдал и соблюдаю дистанцию. Вика была единственным исключением. Мы не говорили о сокровенном, просто чувствовали друг друга.

В доме был полный порядок. Все бытовые проблемы решались ею очень умело и просто, без обозначения трудностей и демонстрации своих заслуг. Мои друзья и знакомые были в нашем доме частыми гостями. Вика была искренне радушна, любила праздники и прекрасно готовила. Она была душой семьи. Ее отношения с детьми отличались исключительной теплотой, но при этом никогда не переходили на уровень сюсюканья. Она прекрасно играла на фортепьяно и находила время заниматься с детьми музыкой.

Как я уже говорил, родители Вики были людьми интересными и чрезвычайно приятными, но отношения между ними были непростыми. Отец до старости лет сохранил юношеское восприятие мира. Проявлялось это во всем, в том числе и в отношениях с женщинами. Открытых скандалов не было, но чувствовался явный оттенок напряженности и подозрительности, что нас очень огорчало, особенно Вику.

К счастью, отцу в 1970 году дали квартиру в Чертанове, куда они втроем с женой и бабушкой и переехали. Теперь, на расстоянии, отношения стали не просто нормальными, но самыми теплыми и сердечными.

В Чертанове бабушка и мама Вики прожили, к сожалению, недолго. Оставшись один, отец сразу завел новую семью. Вторая женитьба была полна драматизма и унижений, вконец отца измотавших. Спустя несколько лет он вернулся к нам совершенно немощным. Вику все это сильно угнетало. Под впечатлением происходящего она просила меня «в случае чего» второй раз не жениться.

Сразу после смерти отца в 1987 году скоропостижно умер и брат Вики Слава. За короткое время Вика потеряла всех своих близких. Слава ей был особенно дорог. Оба они были людьми нежными и чувствительными, их отношения всегда отличались особой душевностью.

Вика стойко перенесла все утраты, она вообще умела держать себя и успокаивать других. В какой-то степени она обладала даже необъяснимыми способностями снимать у людей боль. Возможно, это развилось у нее во время занятий йогой, но и ранее она верила в воздействие «биополей». Я ко всему этому относился с иронией, и на меня она едва ли могла влиять таким способом, хотя не исключено, что мне так только казалось.

В первый раз очевидцем знахарского таланта жены я стал во время строительства дачи. Мой двоюродный брат Валерий, неудачно подняв бревно, схватился за поясницу. После этого его ценность как работника упала до нуля, и я, не видя другого выхода, попросил Вику попытаться брата оживить. Мы с трудом распрямили его на досках, и Вика приступила к целительству. Это было что-то типа легкого массажа. Брат сначала тихо постанывал, но уже минут через пять затих, а через полчаса вернулся к работе.

Я был этому так рад, что как-то и не удосужился задуматься над механизмом исцеления. Вика тоже свою роль не выпячивала, уверяя брата, что ничего серьезного у него и не было. Хотя скрючило-то его по полной программе.

Второй случай был еще более впечатляющим. На этот раз тот же радикулит разбил жену Саши Волкова, причем на кухне, да так, что даже переместить в комнату ее не удавалось. Через два дня, когда возможности традиционной медицины были исчерпаны, Саша совсем загрустил. Вспомнив случай с исцелением брата, я предложил ему Викину помощь. Он в знахарство верил еще меньше моего, но от безысходности согласился.

Вика вернулась от Волковых очень утомленная. По ее словам, случай оказался сложным и никакой уверенности в успехе у нее не было. По прошествии получаса раздался звонок. Саша взволнованно сообщил, что жена встала и самостоятельно перешла в комнату, но двигаться больше пока боится. Самым удивительным было то, что кожа у нее на спине покраснела, а на пояснице и вовсе сошла, как при ожоге. Вика была удивлена не меньше нас, поскольку ничего, кроме легкого массажа, она не делала.

На работе у Вики был напарник, Саша Рябцев – молодой специалист, выпускник МФТИ. Он очень увлекался всякими необычными, в том числе паранормальными, явлениями и постоянно тренировал в себе экстрасенсорные способности. Я о нем был уже немало наслышан, а однажды, вернувшись с работы, обнаружил Сашу у нас дома. Вика сказала, что отец Саши разбушевался, выгнал сына из дома, и она пригласила его пожить у нас. Меня такой оборот дела несколько удивил, но возникать я не стал, порадовавшись только про себя, что отец выгнал его одного, без матери.

Викины доброта и отзывчивость чувствовались за версту. Она в принципе не могла кого-то обидеть или кому-то отказать в помощи. Фамилия Добросельская подходила к ней как нельзя более точно. На улице именно к ней попрошайки и пьяницы обращались по поводу денег, причем всегда успешно. Помогала она даже «бедным» цыганкам, правда до тех пор, пока они ее при этом однажды не обокрали. Такого коварства она простить не смогла, и я думаю, что цыгане в конечном итоге несколько прогадали.

Рябцева мы поселили в отцовской комнате, благо, что у того был в это время период семейного благополучия. Прожил он у нас пару месяцев. Забот с ним особых не было. Он сдружился с детьми и пытался заинтересовать их религией, к которой сам относился очень серьезно. Но зримых результатов не достиг.

У меня с Сашей отношения сложились ровные, несколько огорчало только, что в доме от него не было никакой пользы. Желая исправить положение, я как-то захватил Сашу на дачу и приобщил к работе на циркулярной пиле. Ничего хорошего из этого не вышло. Уже на третьей доске «экстрасенс» пропилил себе руку. Слава богу, не слишком глубоко, все пальцы остались на прежних местах. Вика была на меня сильно рассержена и велела немедленно сопроводить Сашу на станцию в медпункт.

С целью экономии рабочего времени я предложил отвезти Сашу на велосипеде. Он это предложение поддержал и, более того, решил ехать самостоятельно, управляя одной рукой. Перед самой станцией случилось непредвиденное. Переднее крыло его велосипеда каким-то образом развинтилось и нырнуло вперед, прямо под рулевое колесо. Велосипед потерял управление и вместе с седоком грохнулся в канаву.

Падение оказалось на редкость неудачным. Теперь у Саши были повреждены вдобавок к руке еще голова и правый бок. В медпункте фельдшер долго не мог взять в толк, как это сразу можно попасть под циркулярку и упасть с велосипеда. Помощь, тем не менее, оказал. Не меньше фельдшера удивилась и Вика, когда я доставил на дачу ее «потустороннего» соратника, замотанного бинтами по пояс. После этого мне было категорически запрещено привлекать Сашу к каким-либо работам. По правде говоря, я и сам больше к этому не стремился, так как был сыт по горло уже достигнутым.

С Сашиным отцом, к сожалению, все кончилось трагически, и после этого Саша окончательно подался к Богу. Церковная карьера его сложилась удачно. Сначала он несколько лет проработал в Казахстане, а потом получил полуразрушенный приход в Москве на Таганке. Несколько раз заходил он к нам в гости, в полном церковном облачении, и даже пытался склонить меня к вере, но не убедил.

Кроме Рябцева, на работе у Вики была еще подружка – Зина, тоже выпускница физтеха, с которой они были зачислены одновременно. Зина была женщиной исключительно деловой, напористой и чрезвычайно уверенной в себе. Иными словами – прямой противоположностью Вике. Показательным в этом отношении был, к примеру, случай на лыжных соревнованиях. Удивительно вспоминать, но в те не столь отдаленные времена на предприятиях проводились целые спартакиады, успехи в которых шли в зачет социалистического соревнования отделов. Участвовали в них практически все.

После лыжной гонки Зина – главная заводила и спортивная звезда – возбужденно рассказывала всем о том, как она пролетела дистанцию на одном дыхании. По ее словам выходило, что это если и не будет мировой рекорд, то уж что-то совсем близкое.

Вика тоже участвовала в соревнованиях. Она была искренне рада такому успеху подруги. Каково же было всеобщее удивление, когда объявили результаты: у Зины было второе время, а первое – у Вики. Зина было потрясена, а Вика чувствовала себя крайне неловко и утешала подругу тем, что все это совершенно случайно и что все знают Зину как лучшую лыжницу если не страны, то уж, во всяком случае, Института.

Коллектив на их предприятии был преимущественно женским, и интриги плелись постоянно. Вика в них не участвовала, стараясь всячески избегать конфликтных ситуаций. Научные результаты у нее были весьма значимые, но о диссертации она никогда не помышляла. В результате получилось так, что фактически по ее работам стала оформлять диссертацию женщина-соавтор из другой организации. Вика не только не огорчилась, но во всем помогала ей, поскольку эта женщина, по ее мнению, трудно жила и ученая степень ей могла помочь.

Не умея защитить свои интересы, Вика всегда была готова вступиться за других, если считала их несправедливо обиженными. В этих случаях в ее действиях не было ни робости, ни даже элементарной осторожности. Причем она обладала даром чувствовать проблемы заранее. Приведу наглядный пример.

Как-то мы приехали навестить детей в пионерский лагерь. Сыну было лет восемь. Он решил продемонстрировать нам свою удаль и съехать с горки на велосипеде. Вдруг Вика бросается за ним вдогонку и останавливает на полпути. Оказалось, что у велосипеда порвалась цепь, но еще не соскочила. Никто из нас не шелохнулся и даже ничего не понял, да и заметить это на расстоянии было непросто, так же как догнать и остановить оставшийся без тормозов велосипед. Вика потом сама удивлялась своим действиям, поскольку сорвалась с места до того, как заметила обрыв цепи.

В картине Э. Рязанова «Забытая мелодия для флейты» в одном из центральных эпизодов медсестра оживляет возлюбленного. Сцена снята очень сильно, но в ее реалистичности я усомнился. Вика же, напротив, была уверена, что такое вполне возможно, она чувствовала, что и сама смогла бы. К счастью, случая проверить не представилось, но завышенной самооценкой она никогда не страдала и слов на ветер не бросала. Уж это я знаю точно.

С течением времени научная работа на предприятии начала угасать, а интриги, соответственно, стали усиливаться. Главным, строго охраняемым секретом их режимного предприятия, по словам Вики, стало то, что они ничего толкового сделать не могут. Она все больше склонялась к мысли завершить бесполезную деятельность, однако решиться на столь серьезный жизненный шаг долго не могла. Произошло это только в 1992 году, когда Вика неожиданно заболела.

Болезнь нагрянула без всякого предупреждения. В груди образовалось небольшое уплотнение. Прояснить ситуацию должна была биопсия. Вика очень волновалась и попросила меня пойти к врачу вместе с ней. Из кабинета она вышла поникшей. Я сразу понял, что дело плохо. Врач сказал ей все напрямую и направил в больницу на срочную операцию.

При мне Вика никогда не плакала, держала себя в руках, но диагноз ее заметно надломил.

В больнице врачи необходимость операции подтвердили, но немедленно госпитализировать отказались из-за забастовки. Было такое короткое время, когда бастовали и медики. За время вынужденного ожидания друзья убедили меня в том, что негоже доверять жену первой попавшейся больнице, и мы стали искать и нашли путь в Онкологический центр. Сейчас я не уверен, что это было правильное решение.

При первом посещении Центр произвел на нас просто гнетущее впечатление. Толпы несчастных больных людей в поликлинике, очереди во все кабинеты и, наконец, огромное мрачное здание клиники. Даже мне было не по себе от всего этого. О состоянии Вики нечего и говорить. Она жалела, что сразу не попала в обычную больницу.

Профессор, к которому через знакомых нас направили, принял Вику довольно жестко. Сказал, что, раз такое дело случилось, нужно сразу привыкать ко всем трудностям болезни и проблемам, связанным с ее лечением. По его мнению, болезнь была на ранней стадии, и операцию он взялся сделать без удаления груди. Это была первая хорошая новость за последние две недели.

Операция оказалась непростой, но Вика перенесла ее хорошо и сохраняла удивительную бодрость. Врачи отнеслись к ней как к легкобольной, ограничились несколькими сеансами облучения, а другие полагающиеся исследования и процедуры, в том числе и химиотерапию, делать не стали. Чему мы с Викой были искренне рады, полагаясь на их опыт.

Сейчас я отчетливо вижу, что это была первая роковая ошибка.

Через пару месяцев после завершения облучения Вика восстановилась, и все худшее казалось позади. Ей дали третью группу инвалидности и оформили пенсию. Теперь жизнь у нас дома стала просто замечательной. Вика взяла на себя всю заботу о внучке, навела порядок во всем, до чего раньше руки не доходили.

Работая на режимном предприятии, Вика ранее и не помышляла о поездках за границу, теперь же она мечтала навестить сына в США. Летом мне как раз подвернулась командировка и удалось поехать за океан с женой.

Сын наш был тогда бедным аспирантом, но среди встречавших в аэропорту он выделялся самым изысканным букетом роз. Вика была на вершине счастья от встречи с любимым сыном и Новым Светом, открывшимся нам во всем многообразии и великолепии. В Нью-Йорке мы посетили чудесные музеи и фантастические небоскребы, поболтались по Бродвею и Брайтон-Бич. Казалось, все идет как нельзя лучше, и именно в этот момент болезнь снова дала о себе знать – появилась резкая боль в спине.

Проклятая биопсия и на этот раз неумолимо подтвердила злокачественный характер опухоли. Профессор был весьма озадачен и удивлен, сказал, что никогда не встречался с подобными случаями. Не знаю, насколько он был искренен. Образовавшуюся на спине небольшую опухоль удалили, сделали легкую химиотерапию и на этом выписали, поскольку клиника закрывалась на летние отпуска.

Это была вторая, я бы сказал, непростительная оплошность врачей.

Для облучения нас направили в радиологический институт. Здесь врач оказался более ответственным и внимательным. Он заключил, что метастазами поврежден позвоночник и нужна серьезная химиотерапия. Врачи в Онкоцентре, думаю, тоже это понимали, но отпуск был, конечно, важнее.

Химиотерапию делали в этот раз амбулаторно. Врач в районной поликлинике был грамотный, но вот сестры не годились никуда. Одна из них умудрилась ввести опаснейшее лекарство вместо вены под кожу, отчего на руке образовалась здоровенная опухоль, не проходившая несколько лет. Так или иначе, но результат был достигнут – боли в спине прошли, и прогноз врача снова был весьма оптимистическим.

На дворе тем временем уже была весна второго года с начала болезни. Вика мечтала съездить отдохнуть после всех мучений на юг. Мнения врачей на этот счет разошлись, но онколог, за которым было последнее слово, разрешил. В конце апреля мы отправились в Крым.

Вероятно, это была наша третья ошибка.

Провели мы в Крыму двадцать дней. Все сложилось как нельзя лучше. Вика снова стала полна жизни, чудесно выглядела и находилась в отличном настроении. Было даже несерьезно вспоминать об ее инвалидности. Но болезнь оказалась исключительно коварной. Она как бы тоже собралась с силами и нанесла новый удар.

Наученные горьким опытом, мы теперь обратились к самому известному химиотерапевту. Он, ориентируясь, видимо, на цветущий вид Вики, отнесся ко всему очень спокойно и решил применить какой-то новый, более щадящий метод лечения.

Это была уже четвертая серьезнейшая неудача.

Прошел месяц. Состояние Вики ухудшалось день ото дня. Ей стало сначала трудно ходить, а затем и сидеть. Было ясно, что нужно ложиться в больницу. Но в это время у нас гостил сын, а в Онкологическом центре, как обычно, был отпуск.

Когда «светило» химиотерапии увидел Вику второй раз, он просто ахнул. Перед ним была потухшая, едва держащаяся на ногах женщина. В тот же день ее госпитализировали. На этот раз с лечащим врачом повезло. Это был умный, молодой, самолюбивый и очень внимательный человек. Началась тяжелейшая длительная борьба с болезнью, успевшей распространиться на позвоночник, многие суставы и кости.

Первые две недели шло сплошное ухудшение. Вика фактически была парализована и держалась на наркотических обезболивающих препаратах. Был момент, когда она уже потеряла веру в выздоровление. Я находился в смятении, хотя и не подавал виду. Мое настроение, каждое мое слово и даже интонация являлись для нее важнейшими индикаторами. Учитывая все это, я старался держаться совершенно буднично, о болезни говорил как бы между прочим. Все ее опасения и сомнения я не пытался опровергать, а просто отвергал их, как совершенно не заслуживающие внимания, ссылаясь на безусловный оптимизм врачей. Это вроде бы помогало.

Через месяц, казалось, наступил перелом. Боли начали спадать. Однажды вечером случилось чудо – я застал Вику стоящей около кровати. Чувствовалось, что давалось ей это большим напряжением сил, но лицо ее светилось такой радостью, какой не бывает даже при крупных жизненных победах. Я едва сдержал слезы, это было труднее, чем в самые мрачные дни, наполненные тревогой и безысходностью.

За три месяца мы так сроднились с Онкоцентром, что он стал нам почти как родной дом. Пожалуй, только отделение для облучения по-прежнему вызывало содрогание. Там всегда было полно несчастных, многие из которых находились в тяжелейшем состоянии. У меня щемило сердце. В бетонных лабиринтах с задвигающимися дверьми Вика оставалась один на один с пугающим своей невидимой опасностью излучением.

В конце зимы состояние Вики существенно стабилизировалось, и ее выписали домой, но теперь она уже была отнесена к первой группе инвалидности. Болезнь, однако, почти не сказалась на Викиной внешности, которая была не просто совершенно нормальной, но вновь юношески привлекательной. При входе в метро на ее пенсионное удостоверение всегда смотрели с подозрением.

В апреле Вика снова заговорила о Крыме. После всего пережитого это было более чем понятно. Лечивший ее врач, которому мы верили больше всех, рассчитывал, что ремиссия продержится еще около полугода, и отговаривать нас не стал.

Крым и в этот раз встретил нас прекрасной в своем пробуждении природой. Жизнь наша была не столь активной, как в первый приезд, но Вика все же могла гулять по побережью и даже немного подниматься в горы. Временами у нее появлялись боли, но она к ним уже как бы и привыкла. И все же состояние ее непрерывно ухудшалось. В Москве она практически сразу же слегла в больницу.

Я понимал, что на чудо рассчитывать не приходится, болезнь вступила в свою самую ужасную, последнюю стадию. Несколько сеансов химиотерапии прошли удачно, как вдруг однажды, придя как обычно навестить Вику вечером, я не застал ее в палате. Дежурный врач сказал мне, что у нее образовался опаснейший тромб, и добавил как бы между прочим:

– Шансов мало, да и по правде… для нее и для вас это лучший исход. Дальнейшее течение болезни уже не принесет ничего, кроме страданий.

Я сам понимал, что неумолимо приближается самое ужасное, но эти жестокие слова меня просто потрясли. За годы мучительной болезни я почувствовал как никогда остро, сколь многое значит для меня этот чудесный человек.

В реанимации Вика встретила меня виноватой улыбкой:

– Вот, так получилось. Но ты не бойся, все обойдется.

В общем, она оказалась права. Тромб удалось зафиксировать. Однако теперь он был как занесенный «дамоклов меч». Вика, тем не менее, морально не сдавалась. Более того, она была своеобразной опорой своих соседок по несчастью. Будучи в значительно более тяжелом состоянии, нежели они, она находила силы утешать их, вселяя уверенность.

Болезнь тем временем развивалась прямо на глазах, не обращая уже никакого внимания ни на облучение, ни на химиотерапию. Вика практически не ходила и с трудом вставала. Врачи поражались как стремительности происходящего, так и особенно выдержке и стойкости хрупкой на вид женщины.

Теперь уже счет шел на недели.

Ненадолго приехал сын. Это была последняя большая радость. Вика с грустью считала дни до его отъезда:

– Наверное, я уже больше никогда его не увижу.

– Да ну, ты что? Врач гарантирует по крайней мере еще три года, – из последних сил выдавил я, отвернувшись к окну.

– Только три года? Так мало? Через полтора месяца Вики не стало.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.