Язык и мышление

Язык и мышление

Я думаю, что программа постижения языка существует в мозге не на уровне инстинкта, а гораздо глубже. Но эту программу портят, она с возрастом слабеет в процессе «самопознания» и подверженности воздействию «дебелизора».

Мышление формируется в общении. И разработчики языка Диал справедливо отметили, что знаковые системы или языки, которыми пользуются при общении, симметричны, т. е. существуют такие преобразования, благодаря которым семантические структуры одного субъекта общения могут быть сопоставлены семантическим структурам другого субъекта общения

Раз овладение языком в совершенстве невозможно без языковой среды — тем самым развитие языков имеет для прогресса общества не меньшее значение, чем развитие производительных сил благодаря совершенствованию орудий труда. Их преобразование и является источником движения цивилизации от эпохи разобщенного мира до корпоративного (информационного) общества.

«Границы моего языка означают границы моего мира», — отметил Людвиг Витгенштейн. Ему вторит и Мирча Элиаде: «всегда брался за новый язык, чтобы овладеть новым рабочим орудием».

Крис Фрит утверждает, что обучение — это не только демонстрация и подражание: «Моделирование сознания человека, с которым мы разговариваем, позволяет нам изменить способ общения с этим человеком. Мы можем принять во внимание, что этот человек знает и что он способен понять. Люди обладают разными знаниями и способностями, поэтому мы общаемся со всеми по-разному. Это может показаться очевидным, но есть ряд удивительных и тонких отличий, которые мы вносим в характер своего общения, сами того не осознавая.

Когда мать говорит что-то своему младенцу, она делает это особенным голосом. Она пользуется так называемым «сюсюканьем» (baby talk) или «материнским языком» (motherese)[128]. Та же самая мать особым голосом будет говорить и со своей кошкой. Но между этими типами голоса есть тонкая разница. И с кошкой, и со своим ребенком мать говорит более высоким голосом. Этот особый голос больше похож на голос ребенка и кошки, потому что они меньше, чем она, а у живых существ меньшего размера обычно более высокий голос. Но только разговаривая со своим ребенком, мать преувеличивает разницу между гласными звуками. Она произносит звуки «и», «у» и «а» так, что они сильнее отличаются друг от друга. Это «растягивание пространства гласных» дает карикатуру на нормальную речь, с преувеличенными отличительными чертами звуков языка, на котором говорит мать.

Ребенок выучивает звуки родного языка, подражая своей матери. Пользуясь этой карикатурой нормальной речи, мать облегчает своему ребенку изучение родного языка. Когда она говорит с кошкой, она не прибегает к такой карикатурной речи. Она знает, что кошка всё равно не научится говорить.

В тот момент, когда моя модель вашей мысли совпадает с моей собственной мыслью и у меня больше нет нужды показывать вам, что возникла проблема, можно считать, что сообщение прошло успешно. При этом принципиально, что в этот самый момент между вашей моделью моей мысли и вашей собственной мыслью тоже не остается отличий. Этот момент взаимного согласия завершает успешную передачу сообщения. Строя модели внутреннего мира других людей, наш мозг решает задачу, требующую проникновения в чужое сознание. И именно эта способность строить модели чужого сознания и создала пропасть между людьми и всеми другими видами живых организмов. Если бы мы не могли строить мысленные модели окружающего мира и делиться ими, у нас бы не было ни языка, ни культуры». (Крис Фрит. «Мозг и душа»).

Обучение языку есть обучение некоему типу мышления (и наоборот): насколько универсален язык, настолько продуктивно и мышление. Математика — первый почти универсальный язык интеллекта — эволюционируя, породила свою противоположность, а именно феномен «математического мышления».

Такой проблемы не существовало перед всесторонне развитым Ломоносовым, когда он произносил классическое: «Математику уже затем учить следует, что она ум в порядок приводит». Увы, ныне приводит она его в порядок настолько своеобразный, что собственные достоинства обращает в недостатки. И более прав Бернард Шоу, отметивший: «Человечество околдовано неудержимым движением науки, и только искусство способно вернуть его к реальности».

Тщетные попытки привить ребёнку этот кастовый язык прежними графическими методами обречены. У подавляющего большинства учеников процесс усвоения математики проходит психически мучительно, крайне болезненно, поскольку, согласно тому же Э.В. Ильенкову [18], символика математики — с точки зрения обучаемого — «оторвана от реального, конкретного смысла». «Боль» же, как известно, формирует барьер, отчуждённость, сохраняющуюся чаще всего на всю жизнь.

Воистину был прав Сократ, когда молвил: «Заговори, чтоб я тебя увидел».

Другое серьёзное препятствие на пути триумфального шествия «языка науки», как считают создатели Диала (см. выше), — отсутствие сколько-нибудь строгого математического описания мира окружающей нас бытовой реальности и мира эмоций. Однако если в разрешении наших психологических, эмоциональных, бытовых проблем математические методы вдруг окажутся столь же эффективными, сколь и в естественных науках — значит, их стоит использовать.

Математика возникла в античном мире как способ упорядочения всех накопленных к тому времени приёмов размышлений. Она даёт каждому, кто удосужится погрузиться в её основы, громадный набор не только готовых способов думания, но и приёмов дальнейшего упорядочения всех собственных находок. То есть именно математика — главный инструмент борьбы с энтропией (мерой хаоса) сознания.

Выдающийся отечественный философ Эвальд Васильевич Ильенков установил: в мозгу человека практически нет встроенных структур с конкретными рефлексами и навыками поведения. Зато необычайно — куда лучше, чем у большинства прочих животных — развита способность к установлению взаимосвязей между малейшими крупицами накапливаемого опыта. С твёрдой уверенностью можно заявить, что математика — дизайнер мысли.

Рассказывают, что великий физик Гиббс был весьма замкнутым человеком и на заседаниях ученого совета университета, в котором он преподавал, пребывал в молчании. Но когда решался вопрос о том, чему уделять в новых учебных программах больше места — Математике или изучению иностранных языков, он не выдержал и произнес речь: «Математика — это язык!» — сказал он.

А пожалуй, первым из европейцев, в полной мере оценившим универсализм математики, был гениальный английский естествоиспытатель, францисканский монах Роджер Бэкон (около 1214 — после 1292). В том, что он был гением, нет никаких сомнений. Например, в работе «Epistola fratris Rogerii Baconis de secretis operibus artis et naturae, et de nullitate magiae» — Бэкон уже рассуждает о способах технического использования различных явлений природы для создания в будущем полезных человеку механизмов и приспособлений. Он предсказывает создание домкратов, подводных лодок, летательных аппаратов, механических «колесниц», безопорных мостов, телескопа и микроскопа, астролябии, а также лазерного оружия, пользуется разработанными собственноручно очками. Зашифровывает в виде анаграммы состав независимо открытого им пороха, указывая на разные аспекты его военного применения. И это XIII век!

Бигуди № 50

Кстати, о языке. Однажды к Аристотелю пришел юноша, который после долгой витиеватой и цветистой речи сформулировал, наконец, свою просьбу. Он хотел, чтобы мудрец взял его к себе в обучение и научил, как правильно и логично излагать свои мысли, чтобы юноша впоследствии мог стать известным оратором. После своей речи юноша спросил, какую плату возьмет с него Аристотель. Аристотель, выслушав юношу, сказал: «Хорошо. Но с тебя плата будет вдвое больше, чем с остальных учеников». Увидев изумление юноши, он пояснил: «С тобой работы вдвое больше — прежде чем научить тебя говорить, мне придётся…». Что же сказал юноше Аристотель?68

Данный текст является ознакомительным фрагментом.