Гектор и храм в джунглях

Гектор и храм в джунглях

Страна, разоренная обезумевшими руководителями, все равно сохранила свое великолепие. Дорога бежала по живописной деревенской местности, среди высоких деревьев и красивых деревянных домов на сваях. В тени домов мелькали люди и животные: кто-то спал в гамаке, женщины, сидя на корточках, что-то готовили, дети играли, собаки виляли хвостом, а иногда на дорогу выходили горбатые коровы и пересекали ее, не глядя по сторонам.

Гектор подумал, что эта страна очень красива. В то же время он понимал, что ее красота — следствие бедности, поскольку стоит ей разбогатеть — и люди захотят построить отвратительные бетонные дома с балюстрадами из пластика, как в соседних странах, а на въездах в поселки немедленно вырастут супермаркеты, заводы и рекламные щиты. С другой стороны, нельзя ведь желать этим людям всегда оставаться бедными.

— Этот придурок перепутал дорогу, — сказал Жан-Марсель.

Он смотрел в карту, наблюдая за действиями шофера, что заслуживало всяческих похвал, поскольку ориентироваться в незнакомой стране не так уж просто. Он велел шоферу вернуться на правильную дорогу. Жан-Марсель не говорил по-кхмерски, однако был из тех, кто умеет заставить понять себя, даже не зная языка.

Потом шофер поехал очень быстро, что было неосторожно, учитывая поведение коров, и тогда Жан-Марсель довольно громко приказал ему ехать помедленнее.

— Черт побери, и где мы такое чудо раскопали?!

— Он был единственным, кто согласился везти нас, — заметил Гектор.

Шофер снова засмеялся.

Чтобы занять время, Жан-Марсель и Гектор завели беседу. Поскольку всем всегда было легко разговаривать с Гектором, Жан-Марсель пожаловался ему на отношения с женой, далекие от идеала, так как ей не нравилось, что он слишком часто уезжает по делам в Азию.

— Она догадывается, что, болтаясь неделями далеко от дома, я веду себя отнюдь не как святой… Но я не намерен разводиться, мне хочется жить с ней.

Гектор показал ему свою запись, сделанную в самолете:

Цветочек № 5. Настоящая любовь несовместима с изменой (даже когда хочется ее совершить).

— Знаю-знаю, — вздохнул Жан-Марсель. — Но пока у меня нет постоянной связи, всего лишь отдельные эпизоды, я не считаю их настоящей изменой. Что вы хотите, так мы устроены… Но ничего хорошего в этом нет, я понимаю.

Гектор вспомнил собственные мысли о стюардессе и хорошенькой официантке из отеля и вынужден был согласиться: что уж тут хорошего.

В этот момент Жан-Марсель посмотрел на водителя:

— Этот козел сейчас заснет! За ним нужен глаз да глаз, черт подери!

Храм посреди джунглей был наполовину разрушен. Мы сказали «посреди джунглей», но так же правильно будет «джунгли посреди храма», потому что на некоторых стенах выросли большие деревья и кое-где мощные корни даже обвивали группы статуй, словно щупальца огромного осьминога.

Шофер остановился в тени дерева и проводил взглядом направившихся к храму Жан-Марселя и Гектора. По известной ему одному причине эта сцена вызвала у него новый приступ хохота.

— Не знаю, как будет по-кхмерски «урод», но это определение ему бы подошло, — заметил Жан-Марсель.

— Ну, может, он так прощается с нами, — возразил Гектор, человек по натуре миролюбивый.

Они шли по тропинке между деревьями в сторону руин храма. Несмотря на тень, становилось довольно жарко.

Гектор заметил покрашенный красной краской колышек, торчащий рядом с тропинкой.

— Это означает, что здесь разминировано, — сказал Жан-Марсель, — так что все о’кей.

Гектор подумал, что колышек вообще-то не указывает направление и, значит, неизвестно, разминировано ли до него, после него или вдоль всей тропинки.

— Вот человеческие следы, — показал Жан-Марсель, продолжая идти, — значит, не о чем беспокоиться.

Гектор решил, что Жан-Марсель знает страну и ему можно доверять. Они подошли к руинам, стараясь все же не заступать за границы тропинки.

— Великолепно! — воскликнул Жан-Марсель.

И был прав. Полуобвалившиеся стены были украшены фигурами очень красивых танцовщиц, которые загадочно улыбались, наверняка потому, что твердо знали: при таких гармоничных формах у них никогда не будет недостатка в поклонниках искусства. Читая путеводитель по здешним краям, Гектор понял, почему профессор Корморан захотел попасть в этот храм. Он был возведен принцем, который посвятил его любви после близкого знакомства с одной из танцовщиц. На мгновение он представил себе лицо Клары на одном из каменных туловищ и задумался. Интересно, вернулась бы к ней влюбленность, закажи он строительство храма в ее честь? Ладно-ладно, но ведь она хоть немножко, да влюблена в него, разве нет?

— Как здесь красиво, — послышался голос Жан-Марселя.

Гектор пошел на этот голос и увидел Жан-Марселя, любующегося большой галереей на колоннах, которая от времени стала слегка колченогой.

Будучи новым, этот храм, вероятно, был великолепен, сегодня же от его руин исходило невероятно трогательное очарование. Похоже на ушедшую любовь, подумал Гектор.

Жан-Марсель рассказывал:

— Этот храм прослужил им целый век, а потом начались войны, они их проиграли, и джунгли все поглотили.

Гектор заметил еще несколько красных колышков посреди руин.

— Чушь собачья, — махнул рукой Жан-Марсель, — все это туфта, не думаю, чтобы они особо заморачивались с разминированием храма, потому что эти парни ставили мины в основном на подходе к нему.

Гектора волновало, подскажет ли этот храм что-то полезное, не потащился ли он в такую даль, только чтобы полюбоваться былой роскошью исчезнувшей культуры. Когда-то, вероятно, та же участь постигнет и западную цивилизацию, и какие-нибудь марсиане посетят развалины его города, приняв остатки светофоров за древних божков.

Он с трудом поспевал за Жан-Марселем, который карабкался на большую, обвалившуюся по краям лестницу, как вдруг они услышали женские голоса.

Потом они увидели двух маленьких японок, перемещающихся по верхней галерее.

— Зря это они, — покачал головой Жан-Марсель.

— Из-за мин?

— Да нет, из-за того, что эта штуковина может рухнуть в любой момент. Несмотря на то что япошки ничего не весят.

Они стали знаками показывать девушкам, что нужно оттуда уходить. Японочки в кроссовках, казавшихся больше своих хозяек, и крохотных белых панамках подпрыгнули, увидев мужчин, а потом стали мелкими шажками спускаться к ним.

Они познакомились с Мико и Шизуру, одна из них хорошо говорила по-английски, а вторая не знала ни слова на этом языке.

Гектору стало жарко, он утомился и потому предпочел поболтать в тени с японками, пока Жан-Марсель с энтузиазмом исследовал все доступные уголки храма.

Японки были подружками. Как мы уже говорили, люди легко открывали душу Гектору, и Мико рассказала ему, что уговорила Шизуру отправиться в поездку, чтобы отвлечься от переживаний, связанных с несчастной любовью. Гектор взглянул на малышку Шизуру: на ее фарфоровом личике действительно были заметны следы печали. Она едва не вышла замуж за парня, которого очень любила, но в какой-то момент он решил, что это не слишком удачная идея. Почему? А потому что они занимались тем, чем обычно занимаются влюбленные, а потом жених посчитал, что, если Шизуру могла делать это до свадьбы, значит, она несерьезная девушка и, следовательно, ни о каком законном браке не может быть и речи. И вот теперь Шизуру все время думала только о нем, и Гектор вполне мог ее понять.

Он попытался придумать для Шизуру что-нибудь утешительное. Во-первых, если парню приходят в голову подобные мысли, то он никак не подходит такой девушке, как Шизуру, которая отправилась на экскурсию в недавно разминированный храм в опасном месте. То есть она все равно не была бы счастлива с ним. Мико перевела, а Шизуру внимательно ее выслушала, и в конце на ее лице появилась слабая улыбка. Вся эта история заставила Гектора вспомнить свои вопросы. Почему остаешься влюбленным в того, кто приносит тебе страдания? И почему не хранишь любовь к желающему тебе добра? Похоже, эта болезнь поражает даже японок, и ему на ум пришли слова из письма профессора насчет «культурологических глупостей».

Мико и Шизуру заспорили, а потом Мико сказала Гектору, что в одном из уголков храма ей попалась занятная скульптура, совершенно не похожая на хоровод танцовщиц с загадочными улыбками.

Тут вернулся Жан-Марсель, которого рассказ про необычную фигуру очень заинтересовал. Мико и Шизуру взялись показать дорогу. Они проследовали за маленькими японками по череде коридоров, в которые солнце попадало через большие, украшенные лепниной окна, и неожиданно оказались на опушке леса. Мико объяснила, что нужно пройти вдоль внешней стены храма, там и стоит скульптура.

— Гм-гм, — засомневался Жан-Марсель, — так мы окажемся за пределами храма.

— Но вот же красные колышки, — успокоил его Гектор.

— Ну-ну…

— Но они ведь уже здесь ходили.

— Япошка легкая, а земля мягкая, — размышлял вслух Жан-Марсель.

Они двинулись в путь, впереди Жан-Марсель, а за ним Гектор, Мико и Шизуру. Гектора порадовало, что первой идет не Шизуру, потому что, предположил он, ей, наверное, наплевать, взлетит она на воздух или нет, так что особой осторожности от нее не жди.

— Все в порядке? — спросил Гектор Жан-Марселя.

— Да, да, все о’кей.

Тем не менее Гектор заметил, что Жан-Марсель идет, пристально всматриваясь под ноги, и подумал, что все не так уж чтоб о’кей и глупо подорваться на мине во время экскурсии или даже выполняя задание большой фармацевтической лаборатории.

Однако Жан-Марсель напевал, поэтому можно было надеяться, что он не слишком волнуется. Гектор различил несколько слов:

Если веришь в судьбу,

Бери свой рюкзак и прыгай…[4]

И подумал, что есть в Жан-Марселе что-то от военного, так что ему можно доверять.

В стене храма открылся небольшой пролом, они вошли в него и оказались в квадратном внутреннем дворике, стены которого были украшены уже знакомыми им фигурами танцовщиц. Среди них, однако, выделялся барельеф, не похожий на остальные.

Гектору он показался забавным, потому что напоминал первый сеанс психоанализа в мировой истории. Пациентка лежала на диване, а психоаналитик, тоже женщина, расположилась рядом с ней. Она, конечно, сидела не в кресле, а тоже на диване и одновременно массировала ноги пациентки, но поскольку все это происходило в десятом веке, неудивительно, что психоаналитические технологии еще не были отработаны. Диван напоминал дракона и изображал, по всей видимости, невроз пациентки, который ей предстояло приручить с помощью врача. В нижней части барельефа можно было увидеть множество рыб, черепах и разных морских существ, наверняка символизирующих силы, кроющиеся в глубинах подсознания. Слева, у самого края, находилась ассистентка, ведущая запись клиентов на прием.

Гектор подумал, что профессор должен был очень заинтересоваться этим барельефом, если тот попался ему на глаза.

— Ладно, это еще не все, — сказал Жан-Марсель, — мы еще не завершили круг.

Гектор ответил, что предпочитает остаться в этом дворике и повнимательнее рассмотреть первый сеанс психоанализа в истории. Мико поговорила с Шизуру, и они решили поступить так: Жан-Марсель и Мико продолжат исследование храма, а Гектор и Шизуру спокойно дождутся их, сидя в тени.

Они услышали удаляющиеся шаги Жан-Марселя и Мико, а потом воцарилась тишина. Так как Шизуру не говорила по-английски, а Гектор по-японски, они просто время от времени обменивались улыбками, чтобы показать, как им приятно друг с другом. Лицо Шизуру под белой панамкой светилось смиренной и чистой красотой, позволявшей предположить, что у девушки хороший характер, и Гектор надеялся, что жених со временем поумнеет, осознает свою ошибку и вернется к Шизуру еще до того, как она в свою очередь его разлюбит. Ему хотелось бы знать, что Шизуру думает о нем и заметно ли, какой удар по чувствам он только что пережил.

В этот момент губы Шизуру округлились, словно она хотела довольно громко воскликнуть «О-о-о-ой!», и Гектор вздрогнул. Она указывала на трещину в камне над первым сеансом психоанализа в мировой истории. Из нее торчал кусок бамбука, похожий на наконечник трости. Шизуру заметила его только благодаря лучу солнца, вдруг осветившему камень.

Гектор не очень-то умел карабкаться на стены, но благодаря барельефу это было несложно. Он ухватил кусочек бамбука и вернулся к Шизуру. Она снова повторила «О-о-о-ой!», увидев, как Гектор извлекает из него свернутую в трубочку бумажку. Гектор сразу же узнал почерк профессора Корморана.

Дорогой друг, эта записка — своего рода пари, заключенное с самим собой. Но разве не так же совершаются научные открытия? Знаю, они обязательно пошлют Вас по моим следам, а в отеле расскажут о моем посещении этого храма. Далее, я рассчитываю, что эта скульптура заинтересует Вас, и если Вы сейчас читаете записку, значит, я выиграл. Я получил Ваше сообщение, но Вы проявляете трогательную наивность, полагая, что данный электронный адрес известен только Вам. Они знают о Вас все и даже немного больше.

Я сейчас работаю над рядом фундаментальных научных открытий вместе с очаровательной помощницей, о чем Вам наверняка известно, а эти мерзавцы хотят явиться и все испортить. Чтобы удержать их на расстоянии, мне бы следовало окончательно замести следы и прервать всякое общение с Вами, однако временами я испытываю потребность в таком собеседнике, как Вы. Продолжайте слать мне электронные сообщения, но помните, что их прочту не только я, — это может оказаться полезным. А теперь беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических![5]

С дружескими пожеланиями Ваш профессор Корморан.

Едва Гектор успел дочитать записку профессора Корморана под любопытным взглядом Шизуру, как они услышали перепуганные крики Мико.

Выбежав из внутреннего дворика, они оказались на заросшей травой и деревьями кольцевой дороге, которая когда-то была защитным рвом. Там они увидели перепуганную Мико, она рыдала и вопила одновременно.

Сидящий у ее ног Жан-Марсель осторожно рыл землю руками.

— Не двигайтесь, — рявкнул он, обращаясь к Гектору. — Скажите япошке, чтоб подошла к вам.

Шизуру и Мико быстро залопотали по-японски, причем казалось, будто на этот раз Шизуру успокаивает Мико, а не наоборот.

Гектор настойчиво попросил Мико подойти к ним, но, парализованная ужасом, она была не в состоянии пошевелиться. Она видела, что Жан-Марсель возится с миной, и боялась сделать даже шаг в сторону.

В конце концов Гектор осторожно прошел по следам Мико и Жан-Марселя и привел девушку к Шизуру, которая взобралась на каменный постамент.

— Так-то лучше, — сказал Жан-Марсель. — Не люблю, когда на меня смотрят во время работы.

Наконец он выпрямился, держа в руках маленькое зеленоватое блюдце из пластмассы.

— Если быть внимательным, их всегда можно заметить. Тем более что дожди размывают почву, и они поднимаются. А вот ночью страшно.

Гектор подумал, что у Жан-Марселя была, наверное, очень интересная жизнь, если он ухитрялся прогуливаться ночью по минному полю. Тем временем Жан-Марсель продолжил свои объяснения.

— Всё, эта штука уже не опасна, — сказал он, — потребуется давление не меньше тридцати кило, чтобы взорвать эту мелкую пакость.

Он начал выкручивать подобие пробки на верху мины, вытащил из нее какую-то трубочку и другие мелкие предметы, зашвырнул их широким жестом в джунгли, после чего положил обезвреженную мину на камень на видном месте.

— Пусть видят, что есть смысл поднять задницу и разминировать здесь более тщательно.

Он подошел к ним с довольным видом. Гектор вспомнил, что один из рецептов счастья гласит: нужно чувствовать, что делаешь нечто полезное, а в данном случае, вне всяких сомнений, Жан-Марсель поработал с пользой.

Шизуру продолжала успокаивать Мико, обняв ее, и две «япошки», как называл их Жан-Марсель, выглядели весьма трогательно.

Через некоторое время все решили, что пора возвращаться к машине, потому что эта история с миной охладила их исследовательский пыл.

Шофер уснул, сидя за рулем. Машина стояла под деревом с открытыми дверцами из-за сильной жары.

— О-о-о-ой! — воскликнули снова маленькие японки. И объяснили, что тоже приехали на машине, но их водитель, по всей видимости, уехал, не дождавшись.

— Мне это не нравится, — заметил Жан-Марсель.

— Мне тоже, — согласился Гектор.

Спасшись от мин, они вполне могли столкнуться со второй опасностью этого красивого места — с людьми. Безумные руководители, которые едва не стерли страну с лица земли, потеряли власть, однако остатки их войск нашли убежище в здешних лесах, где и продолжали жить, обогащаясь за счет разных незаконных деяний. Неподалеку отсюда они выращивали наркотики, добывали драгоценные камни, которые чуть ли не валялись тут на земле, и использовали девушек в качестве живого товара. Время от времени они похищали тех, кто приезжал сюда, и требовали выкуп, а иногда убивали похищенных, но такое случалось все же редко, потому что тогда на них открывала охоту новая местная армия, что наносило ущерб их криминальному бизнесу. То есть риск был невелик (столь же невелик, как вероятность наткнуться на мину в разминированном храме). Однако шофер Мико и Шизуру уехал без них, и это неожиданное бегство могло означать, что ему что-то известно. В отличие от водителя Гектора и Жан-Марселя, который проснулся со смехом, — потому что такого идиота еще надо поискать, как сказал Жан-Марсель.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.