Пример № 2
Пример № 2
Стороны: Говард и Джен
Говард сам охотно признает, что характер у него еще тот. «Он хам», — будничным тоном сообщила нам Джен при личной беседе в отсутствие Говарда. Но это не совсем его вина, добавила она, потому что он рос с четырьмя братьями и был вынужден вести кровопролитные бои за каждый миллиграмм родительского внимания. Мы подумали, что она очень снисходительна к мужу.
После колледжа Говард поступил в юридическую академию, учеба в которой была сплошной гонкой на выживание, и выпустился адвокатом по уголовным делам — профессия не для хлюпиков. Его работой было представлять в суде интересы убийц и воров. Список его хобби включал футбол, шашлыки в экстремальных условиях и автогонки.
«Некоторые мужчины играют в гольф. А мой гоняет на машине со скоростью 160 километров в час», — говорит Джен.
Хотя с годами Говард немного смягчился, в свои 44 он все еще отличался бурным темпераментом, который сам был не в силах контролировать. А среди тех вещей, которые выводили его из себя, была одна особенно ненавистная: бардак. Он терпеть не мог беспорядок! Каждый день он мечтал вернуться в тихий опрятный дом, а не в гостиную, заваленную собачьими мячиками-косточками, всякой пластиковой дрянью, раскрошенными хлебными палочками и игрушечными машинками.
Джен тоже была востребованным юристом, тоже выросла в большей семье и тоже мечтала о порядке в доме. Работала она в такой же нервной обстановке, возвращалась домой такая же уставшая, и ей так же хотелось тишины, покоя и бокальчик мартини. Но, в отличие от Говарда, она могла закрыть глаза на окружающий хаос и сконцентрироваться на общении с детьми.
«Мартини помогает», — комментирует она.
Когда Говард в очередной раз заводился из-за беспорядка, Джен пыталась внушить ему мысль, что дети не могут не устраивать бардак. Но муж оставался глух к ее увещеваниям.
Впрочем, Говард всегда пропускал мимо ушей то, что она ему говорила. В колледже он вновь и вновь приглашал ее на свидания, сколько бы раз она ему ни отказывала. Первый раз он «подкатил» к ней в очереди в столовой. Потом сделал второй заход на студенческой вечеринке. И опять получил от ворот поворот.
«Говард ходил за мной шесть лет, пока я не сдалась, — рассказывает Джен. — Я тогда слушала The Smiths и встречалась с молодыми поэтами. А Говард, по-моему, никогда в жизни музыку не слушал. Он был классическим самоуверенным самцом».
После колледжа Джен переехала в Вашингтон — работать в благотворительном фонде, помогавшем беженцам из Палестины. Говард поступил в юридическую академию неподалеку, в Джорджтауне, но, хотя там его пыл несколько поумерился, по-прежнему оставался сорвиголовой. Однажды он заявился на вечеринку к Джен с ногой в гипсе — неудачно спрыгнул с вертолета, когда устроил с дружками экстремальное катание на лыжах в горах возле озера Тахо.
«Я родом с Лонг-Айленда, — сказал он нам, — там мне негде было учиться кататься на лыжах».
Однажды на рождество, через два года после окончания колледжа, они оба застряли в Вашингтоне. Он — из-за работы (для него вообще не существовало ни выходных, ни праздников), она — из-за снегопада, который не позволил ей улететь домой. Парня у нее на тот момент не было, и ей грозил печальный рождественский вечер в полном одиночестве. И тут позвонил Говард, заявив, что может зайти и приготовить ей что-нибудь вкусное. «Устроим депрессивную кулинарную вечеринку», — сказал он.
Говард принес две бутылки красного вина, приготовил спагетти с морепродуктами по рецепту своей бабушки и окончательно покорил Джен, когда предложил заесть это все мороженым из одной банки.
После он остался на ночь.
Совершенно неожиданно Говард перестал казаться Джен таким придурком.
«Он был великолепен, — сказала Джен. — Окружил меня заботой и вниманием, старался предугадать мои желания и доставить мне удовольствие».
В следующие два дня они вышли из квартиры только один раз — купить елку, которую потом наряжали голыми.
До рождения детей темперамент Говарда не напрягал Джен. Она привыкла к тому, что он накидывается на официанта, если с его заказом что-то не так. И ее даже забавляло, как он опускает стекло в машине и выкрикивает ругательства вслед подрезавшему его водителю. Она сочувственно подмигивала официанту или клала руку на плечо Говарда в машине и говорила: «Говард! Тише». И, как правило, тот затихал.
Но после появления детей Говард стал вспыхивать от малейшей искры. Теперь он работал еще больше и спал еще меньше. Их личная жизнь ужалась до «разок в две недели», потому что у Джен не было на нее сил. И Говарду никак не удавалось постичь важнейшую особенность детской природы — а именно, что они не умеют от рождения предугадывать его желания и подстраиваться под его настроение.
«Говард хороший отец, — сказала нам Джен. — Он любит сыновей. Он научил их плавать. И говорить «пожалуйста» и «спасибо» и звонить бабушке раз в неделю. Во многом он терпеливее, чем я. Но у него также есть эта безумная, темная сторона, которая то и дело дает о себе знать».
По меньшей мере раз в неделю Говард устраивал вечерний концерт. Он входил в дом — взвинченный после забитой пробками дороги, раздраженный от недосыпа, голодный и злой из-за трудностей на работе — и начинал громко возмущаться по поводу невыкинутого мусора, не убранных с дорожки у гаража велосипедов и горы «этих чертовых игрушек» на полу.
«Неужели так сложно играть только в одной комнате?! — спрашивал он у всех, кто находился в пределах слышимости, — как правило, это были разбежавшиеся по углам жена, дети и два кота. — Зачем было покупать контейнеры для игрушек, если они все равно никому не нужны?»
Проблема: расхождение между горячей и холодной эмпатией
Угомонившись, выпив бокал вина и подумав о том, что он опять испортил всем вечер, Говард каждый раз зарекался: завтра никаких скандалов.
Но наступало завтра, и он опять спускал всех собак.
Как и все, кому доводилось делать межвременной выбор, Говард знал, что принятое сейчас решение будет иметь последствия в будущем. Он знал, что его выбор в пользу уравновешенного поведения принесет пользу и жене, и детям, не говоря уж о нем самом (нервные мужчины ведь умирают раньше своих сверстников? Где-то он об этом вроде читал…). Уравнения у него получались элементарные:
• Хороший папа = Дети любят меня и растут адекватными членами общества.
Плохой папа = Дети ненавидят меня и растут потенциальными серийными убийцами.
• Хороший муж = Довольная жена и, может быть, даже налаженный секс.
Плохой муж = Развод и перспектива превратиться в одинокого старого извращенца, который пялится на девушек, сидя на лавочке в парке.
Проблема заключалась в том, что Говард принимал решение обуздать свой нрав уже после очередной сцены — то есть тогда, когда он уже поужинал, выпил вина и подобрел. Иначе говоря, в «холодном» эмоциональном состоянии. Как помните, в такие моменты все мы способны рассуждать спокойно и здраво. Кроме того, в эти моменты мы каким-то чудесным образом забываем, как вели себя в «горячем» состоянии. Поэтому «холодному» Говарду казалось, что ему ничего не стоит быть таким же «холодным» в любой другой вечер, и он убеждал себя, что легко оставит вспышки ярости в прошлом.
Джен говорила мужу, что его характер портит нервную систему всей семье. И каждый раз сетовала, что, стоит ему переступить порог в таком наэлектризованном состоянии, «у детей волосы дыбом встают».
Он обещал взять себя в руки, и они начинали придумывать способы, как это сделать.
— Что, если ты будешь пораньше уходить с работы и заниматься в тренажерном зале? — предлагала Джен. — Сжигал бы с калориями и свой негатив.
— Тогда я буду добираться домой к ночи, — отвечал Говард.
— Может, купить диски с музыкой для медитаций и слушать в машине? — предлагала Джен.
— Ты так плохо меня знаешь? — отвечал Говард.
— Попытайся досчитать до двадцати и только потом заходить в дом, — предлагала Джен.
— Давай я досчитаю до двадцати и мы займемся сексом? — отвечал Говард. Он был готов поднимать эту тему под любым предлогом.
— Ой, я так устала, — говорила Джен, отталкивая мужа. — Знаешь, сколько сил я потратила на то, чтобы успокоить детей после твоего налета пикирующего бомбардировщика?
— Я понимаю, прости, я больше не буду.
И так из раза в раз. Перейдя из «горячего» состояния в «холодное», Говард был уверен, что в следующий раз, когда он вернется с работы на нервах, он сможет остаться адекватным человеком. Он знал, что у него непростой характер, но был убежден, что может с собой справиться. Ведь сейчас он держит себя под контролем!
Но вновь и вновь по дороге из офиса домой его что-то выводило из себя, и он опять перерождался в монстра. «Горячий» Говард врывался в дом, и все, что было запланировано спокойным, уравновешенным, собранным Говардом, летело ко всем чертям. Как и Элис из предыдущего примера, Говард не мог придерживаться своего плана. И ему в помощь требовалось что-то куда существенней дисков с умиротворяющей музыкой.
Выход: инструменты самоограничения
Говард и Джен потратили много лет на то, чтобы обуздать ярость Говарда. Они пытались считать до двадцати (никакого толку) и даже пробовали дыхательную гимнастику (даже и близко никакого толку).
«Какая тут гимнастика, когда человек не успевает вдохнуть перед очередным залпом ругани», — сказала нам Джен.
И наконец они придумали собственный способ.
Они изобрели такой инструмент самоограничения, который позволил им обоим получить то, чего не хватало для счастья. Говарду — больше секса, Джен — более спокойного и добродушного Говарда. Они назвали свой способ «игра в красные флажки». Как только Джен видела, что Говард вот-вот сорвется, она говорила: «Флажок». Если Говарду удавалось три дня обойтись без «флажка», она соглашалась на секс. Если он держался неделю, она соглашалась на секс два дня подряд (конечно, при условии, что после первого раза он не получит очередной «флажок»). А если месяц — она воплощала в жизнь все, что его похотливой душеньке угодно.
Но они предусмотрели и «обратный ход». Если Говард слетал с катушек и зарабатывал «красный флажок», у них не было секса неделю. Два «флажка» — и он был обязан массировать Джен ноги каждый вечер в течение недели. Три флажка — и Джен получала день в спа-салоне, а Говард — задание вести детей на занятие по музыке и на футбольную тренировку.
«Нужно было придумать какую-то мотивацию, — говорит Джен, — и секс как раз оказался очень логичным вариантом».
Джен опасалась, что идея с красными флажками обречена на провал, как и все другие способы, которые они изобретали. В лучшем случае она могла рассчитывать на то, что он будет терпеть издевательства пару недель, а потом снова превратится в неуправляемое чудовище.
«Я прочитала достаточно книжек по психологии, чтобы понять: его уже не изменить, — говорит Джен. — Я выходила замуж за хама — хамом он и останется на всю жизнь».
Но она ошибалась. Какой бы сомнительной вам ни показалась эта «игра» — секс за хорошее поведение (это вообще что такое?), в ней крылся ключ к успеху. Не в последнюю очередь из-за того, что она позволила Джен и Говарду сконцентрироваться лишь на проблеме обуздания гнева и не заниматься самокопанием. Они не стали искать причины в детских травмах Говарда, избежали многолетних походов к психологам и не дали припадкам Говарда перерасти в еженощные скандалы до самого рассвета.
Говард и Джен искали решение конкретной проблемы — они не хотели мусолить ее и все, что с ней связано, до потери пульса. И так как им обоим чего-то было друг от друга нужно, они нашли способ удовлетворить свои желания. Мы бы сказали, что это был очень экономичный подход.
Все оказалось очень просто. Говард входил в дом, бросал взгляд на машинки на полу, и Джен уже видела по его лицу, как он начинает заводиться. Но потом он смотрел на нее, и в его глазах мелькало осознание: еще секунда, и она произнесет кодовое слово «флажок». Тогда он вешал пальто, снимал ботинки и пытался ввести себя в «холодное» состояние.
Экономист в постели
В ходе работы над этой книгой мы пообщались со многими экономистами. Даже с некоторыми обладателями Нобелевской премии. И их общий показатель IQ составил бы, наверное, где-то около 3600. Но это не помешало нам спросить у них совета относительно того, как улучшить свою сексуальную жизнь. В конце концов, разве гении не занимаются сексом?
«У меня часто просят совета, — признался Гэри Беккер, обладатель Нобелевской премии 1992 г. и Президентской медали Свободы 2007 г., один из первых ученых, изучавших экономику брака. — И я нередко думаю: “Что ж ты деньги за консультации не берешь, озолотился бы”».
Другой экономист, пожелавший остаться анонимным, сказал нам, что они с женой уже 40 лет как принимают вместе душ каждый день. И заключил, что все дело в привычке.
А Джордж Левенштейн — тот самый, который выдвинул концепцию холодной и горячей эмпатии, — сказал, что возбуждение (то есть переход в «горячее» состояние) просто от присутствия второй половины в комнате — это то, что не свойственно людям, состоящим в браке со стажем. А значит, когда они думают, стоит ли заняться сексом или нет, они находятся в «холодном» состоянии — скажем, моют посуду или чистят зубы. И в этом случае для того, чтобы выполнить свой план, им не хватает как раз горячности.
Левенштейн предложил два способа, как не дать пламени угаснуть. Первый — ввести правило: если кому-то одному хочется секса, второй не в праве отказать. Никакого вето. Второй — определиться с частотой и стараться соответствовать. «Секс полезен для здоровья и помогает сохранить отношения», — сказал нам Левенштейн. Да, профессор Левенштейн, вы правы как никогда.
«Не знаю, что он там себе говорил, — рассказывает Джен, — но он просил мальчиков дать ему минуту и вскоре заходил в гостиную в гораздо лучшем расположении духа».
Благодаря этой игре у Говарда и Джен стало гораздо больше секса. Более того, Говард вскоре так наловчился сам себя утихомиривать, что Джен уже с трудом справлялась со своими «постельными» обязанностями.
«Один-два раза в неделю для меня нормально, но в последнее время Говард может и месяц без истерик продержаться, — сказала она нам. — Так что, как говорится, будьте осторожны в своих желаниях».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.